Страсть

– Петр Семенович, не ходи, прошу тебя. Там дождь идёт, намокнешь и заболеешь.
– Отстань. Я просто погуляю.
– Вот всегда говоришь так, а приходишь…
– Не говори так, баба хренова. Всё будет нормально.
– Ты же партийный, работал и в райкоме, и в райисполкоме. Что люди скажут, как узнают.
– Ты моё прошлое не вороши. Может, они мне вреда причинили больше, чем кому-либо. Ты же всего не знаешь.
– Петр Семенович, прошу тебя, как жена, не ходи. Попробуй посидеть дома.
– Да, попробуй, посиди, когда в заднице юла вертится. И не проси. И хватит об этом.
– Ох, ох! Господи, что за напасть на старость лет с человеком приключилась, не понимаю.
 
Петр Семенович выходил на улицу почти каждый день, когда вечер ложился спать, а ночь только вставала и тянулась от дремоты. В это оконце времени ещё  видно без фонаря. Он надевал непременно хромовые сапоги, галифе, полувоенный костюм, кроме зимы, ходил без головного убора.
   Обходил улицу за улицей, все знакомые уже дворы и внимательно, не останавливая взгляда даже на секунду на чем-либо, продвигался вперёд. И без того хорошая зрительная память с годами только оттачивалась. На это у него уходило около часа.

Через два-три часа Петр Семенович повторял свой вояж, но уже одетый совсем по-другому. Старая кепка, давно изношенное осеннее пальто, брюки, незнамо когда купленные и кем, и дополняли этот гардероб старые кеды  первого выпуска.
Если быть предельно лаконичным:  заставляла его идти на эти подвиги: прогулки по ночному райцентру –  уместятся в одно единственное слово «страсть».
Страсть – это болезнь. Если сказать, что она многогранна, то, пожалуй, не все её грани уместятся на идеальной поверхности хрустального шара. Страсть рождается вместе с человеком. Жизненные обстоятельства, а их на расстоянии нескольких десятков лет ох, как много, заставляют почти всегда, против воли человека, останавливаться чаще на одной, редко – двух-трёх страстях.
Человеческая страсть – это чрезмерно выраженное определенное чувство. Это крайнее увлечение. Чаще всего это безотчетное влечение, которое в народе еще называют " неразумное хотение и желание". Человек старается скрыть, затолкать её внутрь, не показывая  другим, но воля страсти чаще всего сильнее человека и вырывается, не спрашивая его, гейзером на волю.

К Петру Семеновичу эта страсть пришла после его выхода на пенсию. Правда, он иногда подкармливал её по жизни непристойными поступками, стеснялся их, но рабочий ритм как-то заглушал эти неприятные ощущения.
Он хорошо помнит свою первую прогулку, когда бродил по вечернему поселку, тоскуя по работе, где у него была власть над людьми. Теперь её не стало, теперь он безраздельно отдавал распоряжения только бедной жене, которая не знала, куда деваться от его приказов.
Проходя мимо одного из дворов, бесстрашно осматривая его, тогда-то   страсть, как током, прошила всё его тело. Отныне и до конца его дней эта неуёмная энергия будет вырабатываться  в нём постоянно.

Вскоре на шестьдесят пятом году жизни умерла жена. Теперь на его пути не было семафора. Семь лет Петр Семенович прожил бобылем, но  страсть в одиночестве не исчезла. В семьдесят четыре года пришла смерть и за ним. Были у него и дети, но жили далеко. Соседи, видя, что Петр Семенович не появляется на люди день-два, встревожились, вызвали участкового.
Средних лет капитан в присутствии понятых вскрыл входную дверь, и все прошли в дом. Осмотрелись. И тут вдруг соседка угадала свой старый тульский самовар. Он стоял в углу в окружении других валявшихся вещей.
– А я думала, что ребятишки взяли побаловаться, а он, видишь, где спрятался.
– Господи, – произнесла другая, – да это же мой абажур, – показала она вдруг в угол. – Я же его помыла, просушила, а на  ночь забыла убрать. А он вон тут валяется.
– Так, – сказал капитан. – Раз дело приобретает такой характер, поступим иначе.

Когда заглянули в кухню и другую комнату, то увиденное напоминало склад у плохого завхоза. Множество вещей и предметов лежали просто в куче: подушки, одеяла, простыни, сапоги, банки, стиральные доски, старые телевизоры и многое другое.
Когда заглянули в сарай, то ахнули. Тот под крышу был забит углем, который покойный таскал через дорогу из котельной. Дюжина велосипедов, детских колясок, мопедов и много всякой всячины пылилась здесь многие годы.
Вот когда его страсть вылезла наружу, сослужив ему недобрую память среди  односельчан.