Страх

Скажи мне вот что… Разве хоть одна трагедия мира может сравниться масштабом с личной мелкой обидой детства, испорченным настроением из-за грубо брошенной фразы, из-за того, что наступили на ногу в общественном транспорте, сделали замечание или облили кофе на работе? Если да, то ты еще человечен. Но, спорим, большинство из нас в душе признает только собственные переживания, превозносит на первый план, ставит в центр вселенной именно их. Это звучит банально и изъедено, но мы все одичали собственным нарциссизмом, собственным чувством важности. Вообще, кто мы такие, кем конкретно каждый из нас является относительно общества, и чего он достоин? Чего он имеет право требовать? Еще одна проблема, которая не покидает человечество – проблема нашей неисчислимости и, ввиду этого, проблема обобщения. Мы все может рвать глотки и кричать, что мы не такие, но нас заведомо относят к определенному классу, по которому судят о наших поступках. Я не буду задаваться вопросом, почему в течение многих столетий так ненавидят евреев, я попрошу задуматься о том, что самые яркие вспышки против еврейской нации зажигали сами евреи. Я попрошу задуматься еще о том, является ли страх пороком. Я думаю, неспроста умнейшие греки делили все человеческие качества на добродетели и недобродетели. Не зря они презирали трусость и слабость. Но, видимо, им все-таки не удалось подавить эти чувства в будущих поколениях, и теперь, когда представления несколько изменились, мы совершенно забыли, откуда идет вся жестокость и преступления. Что самое страшное, мы начинаем жалеть слабых. Мы начинаем их оправдывать и кормить. Вместо того, чтобы, подобно спартанцам, сбросить кусок неприспособленного к жизни тела со скалы.
Первое, что испытывает любое живое существо, рождаясь на Свет – это страх. Мы боимся нового. Боимся своей уязвимости. Это, вроде бы, самозащита, инстинкт самосохранения. Принято считать, что если ребенок не плачет, родившись, он имеет какие-то отклонения. Следовательно, страх должен быть присущ нам. Но действительно ли мы боимся названного? Когда мы приходим в новый коллектив, нам порой страшно, не потому что мы не знаем, чего ожидать. А потому что мы знаем, что нас могут не принять. Когда мы идем темной ночью по безлюдному переулку, нам страшно, потому что мы знаем, что большинство преступлений случается по ночам. Мы боимся избиений только после избиений, боимся насилия только после насилия, боимся доверять – после предательства и так далее. Наш страх образуется из уже готового в памяти шаблона пройденного. Мы не можем бояться того, о чем не знаем. Тогда, скажите, как ребенок может испытывать страх, рождаясь на Свет? Ответ на этот вопрос станет ответом и на следующий, более актуальный для нас.
Мне кажется, это будет единственное за все время произведение, в котором предисловие длиннее содержания. Моя задача – родить в читателе мысль, а не занять. Более того, я не способна на большую прозу.

Вчера вечером я возвращалась домой на автобусе, в салоне было душно и многолюдно. Неподалеку от меня стояла женщина с двумя маленькими детьми. Младший ребенок изнывал, утомленный дорогой. Заметив это, место уступил чернокожий мужчина.
Моя остановка – конечная. Обычно, где-то за три-четыре до нее автобус оказывается полупустой. И вот как раз тогда эта женщина посадила своих детей на освободившиеся места в другом конце салона.

Помню, еще лет пять назад встретить афроамериканца в России было редкостью, сейчас – нет. Помню, я сама страдала негрофобией. До какого-то момента. Пока не поймала себя на мысли, что мой страх ничем не отличается от страха людей, устраивавших теракты.

Поверьте, речь совсем не о том, что человек должен быть наивен, доверчив и бесстрашен. Он должен быть способен существовать с социуме.