Борщ

        День был теплый, прозрачный, чистый. Проснувшись, Пряхин посмотрел на залитое золотым солнцем окно и облегченно вздохнул – лето, выходной, в общем почти праздник.  Жена и дочка уехали в санаторий. А он может полежать, подремать, предвкушая, как минут через десять встанет, умоется и неторопливо попьет чайку. А потом  отправится на базар покупать овощи для борща – жирного, наваристого, со свиными ребрышками, с перчиком, молодым чесночком и зеленью. И станет ему радостно, душа расправит крылья и воспарит в небо, окинет лучший в мире город с высоты птичьего полета и запоет...
        Сидя в офисе и перебирая бумаги, он только и думал об этой песне радости. Эпиталама такая! И под нее он будет долго варить бульон, с наслаждением вдыхать ароматы поджаренных лука, моркови и помидоров. Да-да, и сначала чесночок поджарить, а потом в них помидоры. Нет, это будет не борщ, а этакая кулинарная симфония для уставшей души и утомленного работой тела...
        Пряхин присел на кровати и удовлетворенно отметил, что в доме стоит звенящая тишина воскресного утра. Только за окном, если прислушаться, чуть шелестят еще свежей июньской листвой березы, чирикают ленивые городские воробьи и где-то далеко в районе Ленинградки иногда сигналит машина. Да, покой и мир царят над еще полусонным городом, и это как нельзя лучше подходит для процесса приготовления борща. Именно вдумчиво и с душой приготовленный, он взбодрит душу, укрепит сердце и настроит на философский и лирический лад, которые ему, Пряхину В.В., как и всякому жителю мегаполиса, жизненно необходимы.
        Впрочем, грех жаловаться – сама жизнь сложилась и течет правильно, с хорошим достатком, ощущением важности пусть и тяжелой, но такой необходимой работы. Начальник охраны хоть и среднего банка – должность заметная и ответственная. Поэтому порой и хочется вот такого отдохновения – тарелка ароматного борща, рюмочка холодной водочки, черный хлебушек...
        Сидишь себе у раскрытого окошка, смотришь на пустой двор и, упиваясь тихой музыкой летнего воскресного дня, отдыхаешь и вспоминаешь что-нибудь хорошее и доброе.  Вот хотя бы Серегу Кравченко, друга студенческих лет, и особенно его маму, Оксану Петровну, что кормила их этим божественным борщом и открыла ему некоторые тонкости его приготовления.  Спасибо ей и Сереге, поддержали его в годы учебы, когда он жил в общаге и нередко перебивался на батонах и кефире. “Да, как жаль, что куда-то он исчез после того звонка в девяносто восьмом, когда просил помочь. И номер телефона даже сменил...”
        До глубины души обидно, что не смог тогда поддержать близкого товарища. Нет, конечно, он хотел бы со всей широтой души кинуться на помощь, протянуть руку, бросить спасательный круг, стать даже соломинкой! Но сам-то тоже должен был того, выплывать! Спасибо Машеньке родной, что глупого муженька тормознула и сказала свое веское "нет"! А ведь мог бы по глупости и пойти на дно. А так... Магазинчик продал, крутанулся и даже удалось кое-что сохранить. Квартирку купил, дачку, ха-ха, на водохранилище! Значит, чтоб учиться, как держаться на плаву! А Сереге вот не удалось… Да, жаль. Нет слов...
        “А я чем мог ему помочь? Я - сирый, убогий провинциал. без кола и двора! – подумал Пряхин, стоя в ванной и рассматривая свежие после бриться щеки. – Ничем. Слава Богу, что жена - москвичка.”
        Рынок находился в двух кварталах. Идти можно дворами, что было спокойней: тихо, задумчиво смотришь по сторонам и наслаждаешься еще прохладным утренним воздухом, пахнущий мокрым асфальтом...
        Пересекая свой двор, Пряхин с досадой отметил, что к ароматам воскресной свежести примешивается запах табачного дыма. Сам он когда-то курил, но давно бросил и теперь курящие вызывали у него явное неудовольствие – не хочет он губить свое здоровье ради чьей-то прихоти. На детской площадке сидел какой-то бомж с сигаретой и бутылкой пива. Пряхин хотел было остановиться и сделать замечание, но тут же решил, что не стоит – начнется перебранка, а ему не хочется портить настроение. Ускорив шаг, он торопливо свернул в арку и проулком между дворами поспешил к рынку…
        Выбор на прилавках был велик, но однообразен. Подойдя к овощам и перекладывая помидоры и зелень, он опять вспомнил, как они по заданию Окасаны Петровны ходили с Серегой на базарчик на углу.. 
       Подойдя к прилавку и приглядываясь к дарам природы, Серега любил разыгрывать сцены. Он долго рассматривал сложенные пирамидками помидоры или капусту, брал, нюхал и клал обратно. Делал он это по нескольку раз, пока, наконец, продавец в “аэродроме” не выдерживал и говорил:
       - Слушай, дорогой, чего глядишь и нюхаешь – все свежее, все вкусное! Покупай, дорогой!
       - Слушай, дорогой, свежее только дерьмо не вкусное. А мне нужно не вкусное, а настоящее – твои помидоры на воде и ослиной моче выращены, – говорил Серега и, не мигая, смотрел на опешившего от такого афронта продавца.
       Через несколько секунд придя в себя, размахивая руками, тот начинал доказывать, что у них ослов давно нет, а все растет на настоящей земле.
       - На какой земле! Смотри, как они воняют! – не унимался Серега
       Он хватал помидор и тыкал его прямо под нос сыну юга. Тот начинал нюхать, отрезать и давать пробовать, даже призывать свидетелей, но ничего не помогало – Серега продолжал покачивать головой и ехидно подначивать. В конце концов продавец не выдерживал и всовывал ему несколько помидоров со словами, что вот он поест и сам прибежит и купит у него все.
       Способность друга в любой ситуации извлечь если не выгоду, то хотя бы минимальную пользу, очень тогда восхищала Пряхина, он даже завидовал ей – у него так не получалось. Правда, почему-то в конце девяностых у него этот талант явно поблек...
       Походив по рядам, Пряхин худо-бедно выбрал необходимое для борща и отправился было назад. На выходе он зашел в пивной магазин, где прикупил пару литров янтарного напитка – потихоньку, на затравочку со слабосоленой семгой он будет его потреблять, параллельно колдуя над кастрюлей, поглядывая на голубое небо за окном и наслаждаясь его величием и красотой! Прав был когда-то Серега, ему бы не на юридическом надо было учиться, а пойти в литературный, ну, в крайнем случае, на журналистику. Впрочем, и так хорошо, главное, что его душе доступны гармония и красота окружающего мира…
       Выходя из арки, он чуть было не столкнулся, по-видимому, с тем самым бомжом, что полчаса назад сидел у них во дворе. Тот появился из-за угла внезапно, даже порывисто, отчего у Пряхина даже мелькнуло в голове, а не специально он ли поджидал его? Он инстинктивно сделал шаг в сторону. Бомж остановился и хриплым, но громким голосом произнес:
       - Здорово, Витек!
       Пряхин вздрогнул и замер, пытаясь разглядеть в тени лицо говорившего, но ничего кроме острых скул и впавших щек он не заметил. Откуда он знает его имя и что за панибратство, он что, с ним пиво в подворотне пил? На всякий случай он отступил еще на шаг, при это продолжая вглядываться в лицо бомжа.
       - Ну чего смотришь, как в первый раз видишь?
       Пытаясь сообразить, как все-таки отреагировать на бесцеремонный тон говорившего, Пряхин на всякий случай перехватил пакет левой рукой, а правую сжал в кулак и слегка согнул в локте.
       - Ты чего драться что ли со мной собрался? Ну, ты даешь! А когда-то клялся в вечной дружбе. Друг называется, – прохрипел бомж и смачно сплюнул.
       Клялся? Постой, постой…
       - Серега… Серега
       Пряхин чуть не задохнулся – не может быть! Он тряхнул головой, словно проснулся, и сквозь седую щетину и борозды крупных морщин наконец разглядел уже подзабытые черты знакомого лица. Кравченко сильно осунулся и постарел.
       - Ну чего стоишь, зыришь, я не девка на выданье. Хотя, я смотрю, ты мужик того, хорошо сохранился.
       Опустив пакет на асфальт, Пряхин раскинул руки и обхватил за худую и костлявую спину приятеля. Запах грязной нестираной одежды ударил в нос. Через пару секунд отстранившись, Пряхин пробормотал:
       - Слушай, только что тебя вспоминал, когда на рынке был. Помнишь, как мы с тобой покупали овощи для борща.
       - Помню, как не помнить, – вздохнул Серега, чуть отступил назад и, поглядев на друга, проговорил:  – А ты, Витек, молодец – чтешь традиции. Значит, для борщика все прикупил? А меня не угостишь?
       - Серег – имей совесть. Ты за кого меня держишь? – с видимым возмущением ответил Пряхин. – За такое свинство неси пакет, я пока ключи достану…
       Пока друг умывался в ванной, Пряхин быстренько достал и порезал семгу, покрошил на нее мелко петрушку, выдавил немного лимончика и приготовил фужеры для пива. Мимоходом поставив вариться мясо, он сунул на всякий случай бутылку водки в морозильник.  Когда Серега увидел, как Пряхин для него расстарался, он улыбнулся и присвистнул:
       - Вот что значит дружба – ничего не жалко.
       На секунду Пряхину почудилось, что в словах друга проскользнул какой-то намек. Но мельком взглянув на его довольное, как ему показалось, лицо, он подумал, что нельзя быть мнительным, тем более в отношении друга. Подхватив пластиковую бутылку, Пряхин начал осторожно разливать прохладное чуть мутноватое пиво.
       - Я люблю нефильтрованное – в нем больше полезных ингредиентов. Как Серег, годиться пивко? – проговорил он как можно естественней и при этом улыбнулся.
       Не отрывая взгляда от запотевавших фужеров, тот хмыкнул:
       - Ну, мне с моей жизнью все полезно, за исключением сам знаешь чего. Помнишь как я этих лохов в “аэродромах” на рынках разводил?
       Пряхин не успел кивнуть, как Серега усмехнулся и дрожащими плохо вымытыми руками схватил фужер и вилку. Подцепив кусок семги и не дожидаясь, когда Пряхин возьмет свое пиво, он пробормотал “прозит” и в несколько глотков осушил фужер. Крякнув, он понюхал семгу, сказал: “хороша рыбка”и отправил ее в рот. Схватив следом кусок “бородинского”, он начал его торопливо и жадно есть.      
       Пока Пряхин с наслаждением тянул пиво, тарелка с семгой наполовину опустела. Сделав еще пару глотков, проведя с наслаждением языком по небу и губам, он спросил:
       - Как жизнь, Серега, твоя идет?
       - Как видишь... Бутылка – друг человека! – хохотнул Серега и добавил: – Жизнь-то моя бомжатская. Вонючая и грязная. Стихов не напишешь. А как твоя? Удалась?
       Пряхин вздрогнул, его вилка с прозрачным ломтиком рыбки застыла в воздухе – он, что серьезно или шутит? Сглотнув слюну и не глядя на Кравченко, он медленно поднес вилку ко рту и начал с неохотой жевать. Не дожидаясь ответа, а может и зная, что говорить бывший друг на эту тему не будет, Кравченко взял вторую бутылку и аккуратно прямо по стеночке наполнил свой фужер. Уже не спеша подхватив его, он наполовину опустошил его и удовлетворенно крякнул:
       - Хорошее, Витек, ты пиво пьешь. Почти как “Жигулевское” бочковое. Помнишь, что в стекляшке рядом с институтом продавали? Прохладное, мутненькое...
        Пряхин все еще не зная, что сказать, молча кивнул и промычал что-то невразумительное, дескать помню, и покосился на друга – тот слегка захмелел и потому говорил медленно, задумчиво глядя перед собой.
        - Почитай такого пива уже лет десять не пил…
        Пряхину опять почудилось, что в словах проскользнул какой-то намек на те дни. Ему стало как-то совсем по себе. Неужели он до сих пор не забыл о том звонке?..
        Он допил свой фужер и поглядел в окно на неподвижные, залитые золотым солнечным светом крыши соседних новых домов. У него мелькнула мысль – а не объясниться ли? ведь наверняка помнит.  “Нет, лучше не надо. Вдруг не так поймет? Да и зачем отдергивать туманную завесу ушедших лет и видом забытых картин нарушать свой душевный покой? Лучше позаботиться о борще. Да, и спросить об Оксане Сергеевне,” – подумал Пряхин и, поднявшись, подошел к плите.
        - Разве, Сережа, те годы забудешь? Жизнь была у нас хорошая, душевная. Не о себе только думали.  Вот и маму твою сегодня вспоминал, какая она была заботливая, все пыталась накормить. И борщ ее замечательный. Как она? Не болеет? – спросил Пряхин и, чуть сдвинув крышку на кастрюле, понюхал бульон – кажется, мясо неплохое, пахнет вполне.
         К его удивлению, Кравченко ничего не ответил, словно вопрос его не касался. Не двигаясь, он смотрел то ли на стол, то ли на запотевшую пластиковую бутылку. Покосившись на друга, сжавшего губы, Пряхин взял ложку и решил попробовать бульон на соль. Но едва  он поднес руку к кастрюле, как облачко пара вырвалось из-под крышки  и обожгло пальцы. Ложка зазвенела на каменном полу. От резкого звука Серега вздрогнул и поглядел на Пряхина – в уголках его мутноватых глаз блеснули слезы.
        - Мертвые, Витя, не болеют... Умерла она еще десять лет назад.
        - Как умерла? Что ж ты не сообщил… – изумленно прошептал Пряхин.
        Он так и застыл, чуть наклонившись, не успев поднять ложку и не отрывая взгляда от дрогнувших губ Сереги. Тот помолчал несколько секунд, видимо, пытаясь успокоиться, и словно для себя, не замечая растерянного лица Пряхина, негромко продолжил:
        - Квартиру тогда в кризис нам все-таки пришлось продать за долги. Переехали в комнату в коммуналке, что от бабки осталась. Помнишь Петьку Стрелкова с нашего потока, длинный такой? Вот он и купил ту квартиру, спасибо ему. Он уже тогда шестой год как в Америке жил, деньги у него были. В общем, выручил, дал максимум цены.
        Распрямившись, Пряхин почувствовал как вдруг внутри что-то екнуло и замерло. Сделав пару шагов, он дрогнувшей рукой коснулся стула и опустил на него свое ставшее непослушным и тяжелым тело.  Да, оказывается Сереге не так уж и много нужно было, если ему хватило денег от продажи двух комнатой хрущевки!..
        Пряхин разлил остатки пива и поднял свой фужер. Может, все-таки объясниться? Сделав глоток, он посмотрел на серые и впавшие щеки приятеля, грязные засаленные волосы и пробормотал:
        - Серег, прости, что вот тогда не смог... Я бы со всей душой...
        Кравченко тогда позвонил ему поздно ночью и начал путано, сбивчиво говорить, что ему срочно нужны деньги, желательно баксы, десять тысяч только на пару месяцев, чтоб пережить этот дефолт, отдать какой-то долг, а потом он выкрутится и все вернет. При этом в его тоне Пряхин не услыхал той уверенности, какой всегда отличался его друг, говорил он сбивчиво и растерянно. Он тогда сразу понял, что дело у него совсем швах и долги он почти наверняка отдать не сможет. Серега говорил, а он смотрел на сидевшую напротив жену. Нет, он готов, конечно, со всей душой...  Но Маша качнула головой, склонила ее набок...  Ну, вот нет ничего, Серег, за ней, этой самой душой. Так получилось, что он гол как церковная мышь, или как там...
       - Витек, не переживай, я ведь не в обиде. Я тогда и звонить не хотел – достала всеобщая сволочность и желание урвать. Решил, раз уж все валится, так и Бог со всем. Но вот мама боялась, что за долги квартира придется отдать. Просила, дескать, позвони Витеньке, тебе значит... Я понимаю – когда за душой ничего...
       Пряхин, все еще глядя на стол, механически кивнул и негромко проговорил:
       - Да, Серег…
       Кравченко кивнул и покосился на пустую бутылку – очевидно, хотелось добавить. Его взгляд торопливо скользнул по кухонным шкафам и холодильнику, на секунду задержался, в глазах мелькнула даже какая-то искра, но тут же потухла. Заметив это, Пряхин вспомнил о бутылке водке в морозилке. Может, достать, попотчевать? А если того, опьянеет и чего-нибудь выдаст, он ведь мастак был... Но Серега не дал ему додумать:
       - Витек, у тебя рюмочки не будет? Мать помянуть…
       Они выпили по рюмке, Серега доел остатки семги и хлеба и, откинувшись на спинку стула, уставился на стол. На предложение Пряхина пропустить еще по чуть-чуть, так сказать, чтоб земля ей была пухом, тот отрицательно покачал головой:
       - Помянуть достаточно и одной, а земля ей как и нам – прахом .
       Пряхин на секунду было замер, но тут же встрепенулся – нет, надо выказать участие, спросить, отчего Оксана Петровна умерла, ведь ей не было и шестидесяти? 
       - Нищета, даже ее призрак, Витек, убивает всех, – ответил Серега устало. – Я ведь Стрелкова тогда в той больнице встретил, где мать лежала, – он своего дядю навещал. Тот повеситься пытался – все свои деньги в какую-то пирамиду сунул…
       Они помолчали. Через пару минут Серегина голова склонилась на грудь, вздрогнула как-то по птичьи, и он задремал. При виде его худой вывернутой набок шеи, мятой и грязной одежду жалость шевельнулась в сердце Пряхина.  “Совсем ему, видно, не сладко. Надо бы  ему дать денег. Может, одежду какую? Куда Маша убрала мой старый спортивный костюм?”
       Он тут же решил, что найдет его, как только приготовит борщ. Друг проснется, и они продолжат застолье – поедят, выпьют и прошлые невзгоды и недоразумения отодвинутся на задний план и вскоре растают как пар над кастрюлей, как облака летним утром. Забудутся...   
       Как можно тише поднявшись, Пряхин подхватил с пола ложку и попробовал бульон.  Прозрачный, ароматный, с мелкими капельками жира он был готов к тому, чтобы стать квинтэссенцией любимого блюда. Подвязав фартук заученными движениями, Пряхин быстро и аккуратно почистил и порезал картошку, покрошил и поджарил лук, а затем – морковку и свеклу. Помидоры тушились с поджаренным чесноком, и в этом был секрет Оксаны Петровны – если их готовить вместе с морковкой и свеклой, то и те и другие потеряют свой тонкий и своеобразный вкус. Только отдельно приготовленные и вместе соединившиеся уже в кастрюле, они создадут непередаваемую вкусовую палитру.
       Перемешивая ложкой капусту, добавляя поджарку, Пряхин вспоминал ее наставления и тихо сокрушался – нет, так рано умереть, это конечно, тяжело. Бедный Серега, как он это перенес? Нет, в этом нет его, Пряхина, вины. Да и что он мог сделать? Больше, чем посочувствовать, он тогда сделать не мог...
       Серега проснулся через полчаса. Борщ был уже готов, его запахи заполнили все уголки кухни. Пряхин, снявший первую пробу, улыбнулся протиравшему глаза другу и спросил:
       - Ну что, Серег, отдохнул? Теперь давай вдарим по борщичку, нашему любимому. И может – еще по рюмашке?
       Не ответив, Серега мотнул головой, прогоняя остатки сна. Помолчав с минуту, он окинул мутноватым взглядом большую и светлую кухню, керамические под мрамор полы и прозрачные шелковые гардины.
       Пряхин недоуменно следил за его поворотами головы – чего он осматривает, ведь уже почти два часа как здесь?  Может, что-то не так? Все еще не отрывая взгляда от окна, Серега задумчиво и тихо проговорил:
       - Нет, Витенька, спасибо. Я уже и сыт, и даже был слегка пьян. Знаешь, мне еще кое-какие дела надо сделать – некогда рассиживаться, борщи всякие есть.
       Пряхин хотел было улыбнуться и что-нибудь сказать в ответ, но слова застряли в горле, дыхание на секунду перехватило… Все-таки он не простил его... Или, может, это его предположение?
       Серега прошел в коридор и начал надевать стоптанные неопределенного цвета кроссовки. Пряхин повернулся и, слегка откашлявшись, спросил:
       - Серег, ты не обиделся? Я ведь тогда… знаешь…
       Он замолчал, пытаясь сообразить, попросить ли прощенья или все-таки предложить денег. Его рука скользнула в карман брюк и там застыла. Серега выпрямился и, увидев замешательство Пряхина, усмехнулся:
       - Витенька, не мучайся. Своя рубашка ведь всегда ближе, а тем более по нынешним временам. Ты же в банке работаешь, знаешь многое...
       Пряхин стоял у окна и смотрел как тоненькая фигура Сереги Кравченко перемещается по двору, мелькает среди деревьев и скрывается за пластиковым городком на детской площадке. Зачем он так?
       От обиды в горле стоял солоноватый с привкусом помидоров комок. Вот хотел накормить, помочь, утешить.  Он к нему с открытой душой, старый и лучший друг как никак, а он – про рубашку, банк! Ведь мог бы и не намекать, забыть, понять в конце концов. Посидели бы, вспомнили студенческие годы, однокашников, походы, песни у костра... А так получается зашел, раны растеребил и ушел. Разве он виноват, что жизнь по кривой пошла? И у кого она лучше, прямее?..
       Тряхнув головой, отгоняя несвязные мысли, Пряхин повернулся, налил себе рюмку уже теплой водки и залпом выпил. Поглядев на кастрюлю с борщом он подумал, что есть пока не будет. Вроде как сыт.