Посреди океана. Глава 16

Бумажку старпома с отпечатанными обязанностями Инга приклеила с внутренней стороны
обложки в тетради, которая должна была превратиться в начальную часть будущей книги.
Матрос официант-уборщик - так был озаглавлен приклеенный листок. Что ж, пусть это
и будет рабочим названием будущей эпопеи.
Три новые ипостаси, которые ей предстояло освоить. Ни матросом, ни официантом, ни
уборщиком она до сих пор не была. Ну, уборщиком в какой-то степени быть приходилось.
Но степень эта была не столь велика, как та, что предлагалась здесь.

В день отхода обед и ужин официантки обслуживали вдвоём: Анюта - в посудомойке, а
Инга - в салоне. Буфетчица свой комсостав кормила уже отдельно, в каюткомпании.

Интерес к их персонам со стороны команды был всеобщим, неиссякаемым и
всесторонним. Вопросам и репликам не было конца.
Анюту донимали со стороны салона через амбразуру посудомойки и через дверь(люк)
со стороны камбуза: то повар, то камбузник заскакивали.
Инга же в салоне и вообще была, как под обстрелом, не зная куда деваться от
разглядывания и шуточек.
Почему-то все в салоне решили, что она должна отдуваться за двоих, и обращались
так, словно к ней рядом была прилеплена Анюта.

- Девочки, вы что, укачались?

- Да нет, видишь, уже оклемались!

- Ну, настоящие морЯчки!

- Девочки, а вы откуда?

- А в море зачем пошли?

- Да они дикие какие-то! Ещё перед отходом старпом одну из них ключ попросил
принести, так они ОБЕ за ОДНИМ ключом побежали!..

Ориентироваться в этой обстановке было трудно. На всех приходилось смотреть
настороженно и с опаской. Во-первых, первый рейс. Нужно было ожидать подвохов и
розыгрышей - всего, что обычно обрушивается на новичков. Во-вторых, в памяти крепко
застряли береговые рассказы о женщинах в море и о плохом к ним отношении
окружающих.

Но потихоньку к новой обстановке девушки присмотрелись, освоились.
Жизнь потекла своим чередом.

Три новые роли плюс четвёртая, которую Инга сама на себя возложила: писатель.
Правда, об этом никто не подозревает и подозревать не должен. Для всех она только
матрос официант-уборщик. В этих ролях надо будет себя зарекомендовывать в первую
очередь. Обо всём остальном никто не должен даже догадываться.
Казачок, как говорится, засланный.


                "МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК".

Первые дни первого рейса. Надо ли объяснять, какими мы были тетерями!
Ни я, ни Анюта даже не знали, что должны иметь свои переднички и косыночки для
обслуживания в салоне.
Прачка, правда, выдала нам огромные пекарские фартуки. Наверное, весёлое мы
представляли собою зрелище. Считай, до полу волочились эти полотнища.
Мы даже немного сникли, увидев, как буфетчица меняет свои кружевные переднички
с наколкой. Рядом с ней мы с Анютой выглядели пугалами огородными.
Подумали мы, подумали и пошли к прачке за советом.

Прачка - фигура на судне заметная. А наша прачка особенно. Невероятных габаритов
женщина! Высокая и такая толстая, что, наверное, в магазине " Богатырь" растерялись
бы, её увидев. И внешность у неё была под стать комплекции, очень заметная.
Это была баба с грубыми чертами лица, грубым голосом и ярко-жёлтыми, дыбом
торчащими волосами.
Мы испытали некоторый ужас при первой встрече с этою дамою.
Но теперь ничего, привыкли.

Зовут прачку Лилия Фёдоровна.
И если прибавить ко всему, что носила она платья невероятно кричащих расцветок и
немыслимо откровенных фасонов, то можно себе представить, каким цветочком была
эта Лилия.

Увидев нас с Анютой в первый раз, она так стиснула-обняла нас обеих сразу своими
ручищами, что, кажется, косточки захрустели.
Просверлив по очереди каждую маленькими, густо подведенными серыми глазками-
буравчиками, сказала, что будет нам здесь вместо матери.
Заловив нас вторично, таинственным свистящим шёпотом прачка сообщила, что отложила
для нас на ларёк у начпрода два японских платья сорок восьмого размера.
Мы сначала обрадовались, что платья японские, а потом расстроились, что сорок
восьмого размера. Что я, что Анюта носили сорок четвёртый. Наверное, с высоты её
огромного размера, даже не знаю какого, ей сорок восьмой показался маленьким, в
самый раз для нас подходящим.
Но про прачку мы решили, что, пожалуй, с нею жить можно, и это только на первый
взгляд она вызывает трепетный ужас.

Вопрос с передниками она помогла нам разрешить быстро, записав на наши счета в
продовольственном ларьке пополам на двоих стоимость новой простыни, из которой мы
потом выкроили маленькие переднички и косынки. Конечно, они уступали в элегантности
кружевным буфетчицыным, но зато мы свои украсили вышивками.
Анюта на своих вышила цветы, а я на одном тоже цветы, а на другом зеленоглазого
котёнка с чёрно-серыми полосами на спине.

Разумеется, наши обновы в салоне не остались незамеченными.
Каждый считал своим долгом высказать по этому поводу собственный отзыв. Особенно
досталось моему котёнку.

- Можно твоего кота за хвост дёрнуть?

- А он не укусит?

- У, какой вылуплястый!

- Счас замяукает!

- А как его зовут?

- А это он или она?

В общем, упражнялись в остроумии друг перед другом, пока самим не надоело. Даже,
кажется, буфетчица испытала к нашим новым передникам лёгкую зависть.

Очень всех занимает тот факт, что это наш первый рейс.
Каждый рядом с нами бывалым моряком чувствует. Даже камбузник! Сам первый рейс
делает - и туда же! Тоже мне, волк морской...
Такой увалень, такой медлительный: он и говорит, будто кота за хвост тянет, будто
ему лень слова произносить или очень больно.
А внешностью - настоящий пупсик. Нет, херувимчик!
Круглолицый, розовощёкий, с дымчато-синими глазами и светло-русыми волосами.
В белой полотняной курточке, в таком же белом берете и с ножом в руке.
Как ни зайдешь на камбуз, он всегда с ножом: то картошку чистит, то лук, то рыбу...

- Жень, а куда отходы выбрасывать? - спрашиваю.

- Чего-о-о? - тянет он.

- Помои куда?

- А-а... Помои... В пятый трюм.

- А где это?

На камбузе всеобщий хохот.

- Чего ржёте? - обижаюсь. - Я где и первый-то трюм не знаю.

- А сколько всего трюмов на пароходе? - ехидничает камбузник.

- А сколько? - выясняю я.

- В пятый трюм, значит, за борт, - с важным видом объясняет Женька. - Потому что
трюмов всего четыре.

И Анзор тоже с ключом обманул нас. Оказывается, запасные ключи от кают вовсе не
у токаря должны храниться, а у старпома. Но это мы потом узнали.
А тогда, когда он замок поменял, один ключ отдал нам, а второй спрятал себе в
карман. Ну а мы-то откуда знали, что так не должно быть?

На следующий день после ужина стучится кто-то.
Открываем - Анзор! Стоит, улыбается радостно от уха до уха.

- Здравствуйте, девочки!
И прошёл по-хозяйски в каюту, уселся на стул возле столика.
Конфет принёс, на стол высыпал: у начпрода на ларёк взял.

Мы напротив него, на диванчике пристроились. Сидим, глаза таращим.

Просидел он у нас весь вечер. Разные веселые истории про себя рассказывал.

Анзору уже двадцать девять лет.
Анька потом сказала, что, наверное, в молодости он был ничего, симпатичный
грузинчик: глаза большущие, карие. Кудри буйные, черные. Правда, сейчас уже заметно
поседевшие и поредевшие.
В общем, вид уже потасканный , не первой свежести осетрина.

За ним интересно наблюдать со стороны. Человек очень беспокойный.
Если стоит, то дергает ногами, переминается, бьёт копытом. Если сидит, то ему
обязательно нужно что-то в руках крутить-вертеть. Если рассказывает, то смешно уже
только от одной жестикуляции: в самых напряжённых моментах своего повествования он
округляет глаза и начинает ими вращать, а потом как бы ставит указательным пальцем
восклицательный знак - покрутит им в воздухе, покрутит и вскидывает вверх, усиливая
таким образом значимость сказанного.
Нужно видеть Анзорову жестикуляцию, когда он что-то рассказывает.
А уж молчать-то он почти никогда не молчит. И послушать его, так с ним вечно
что-нибудь интересное случается. Он даже в кино снимался!

- Стою как-то возле бочки, пиво пью. Ну знаете где это - рядом с площадью, за
конторой КБЭФа. Пью потихоньку. Пиво холодненький. Подходит какой-то мужик, тоже
берёт себе большой бокал и стоит напротив меня пьёт. А сам с меня глаз не сводит, -
Анзор удивлённо скосил глаза. - Я пока молчу. Но мне это сразу как-то не понравилься.
А он так нахально сначала с ног до головы посмотрит, потом с головы до ног. Я так
понемножку выходить из себя начинаю. - Анзор вытаращил глаза и повращал ими. -
Но молчу. А сам думаю: или человек больной, или со странностями. Или я с его женой
когда-нибудь дело имел. Так что молчу покудова. И жду, что дальше будет. А он
выпил свой пиво и говорит мне: "Слушай, парень, ты на лошади ездить умеешь?"
-"Умею". - Анзор снова удивлённо повращал глазами. - "Ну, тогда пошли со мной".
Куда это? Ничего не понимаю! - воздушный восклицательный знак. - " Пошли, говорит,
потом узнаешь!" Ну я и пошёл. Интересно же! Приходим. А там в парке Калинина
декораций разных понаставили. Короче, съёмки. Оказалось, у них артист заболел, а им
нужно дальше снимать. И я, вроде как, похож на того артиста. Вот я за него должен
был украсть невесту. - Многозначительно повращал глазами. - Переодели меня в
мушкетёра какого-то, загримировали, привели коня. Конь красивый такой! Этот, с
которым мы пиво пили, главный режиссер:"Садись, говорит, езжай красть невесту!"
Показал мне, где брать тот девочка. Я подъехал, взял её на коня - и назад. А
режиссер:"Нет, не так! Ты что её, как куль соломы схватил! Не знаешь, что такое
невеста?! Бережно надо, нежно. Давай ещё раз!" Ну, я и опять украл. На второй
раз хорошо получилься. Замечаний не было. Тут же выдали мне пятёрку, и я
попросился у режиссёра в магазин сходить, чтобы прямо так, не переодеваясь... Там,
рядом с парком Калинина. Захожу в сапогах, со шпагой на боку! А девки ж там меня
все знают! И понять не могут: я это или не я? Что за маскарад такой?! У всех ВОТ
ТАКИЕ глаза! - Анзор выпучил свои. - А я, так небрежно:"Девочки, дайте мне
бутылочку!" А потом, как ни в чём не бывало, взял покупку и пошёл костюм сдавать.
Восемь раз в кино ходил, на себя смотрел! "Слуги дьявола" называется. Может,
смотрели? Ничего получилось, бережно украл. Кому говорил,что это я, никто не верил! -
Воздушный восклицательный знал. - А мне что, мне всё равно! Я-то знаю, что это я.

По-русски Анзор говорит хорошо, с не очень сильным акцентом. Давно в Калининграде
живёт. Как в армию сюда призвали, так здесь и остался жить. С тех пор, как из
Грузии уехал, нечасто на родном языке поговорить доводилось. Зато с русским освоился.
Только с мягким знаком и с мужским-женским родом путаница бывает. Потому что,
как обьяснил Анзор, в грузинском языке один род всего и мягкого знака нет вообще.

Просидел у нас грузинский гость допоздна. Всё байки рассказывал.

И на следующий вечер опять такой же визит. Снова сидели истории слушали.

- Ты, Ань, как хочешь, - говорю после его ухода, - но мне всё это не очень нравится.
И не отдохнуть после работы, и не почитать. У меня и свои дела есть, кроме как
байки его слушать. Он сидит до полдвенадцатого, а нам утром в шесть вставать.

- Мне в институт надо готовиться, - отвечает она. - А если он так каждый вечер
ходить будет, когда ж заниматься?

Решили, что не откроем ему больше. Не откроем, хоть он там голову расшибет.

И назавтра после ужина повторилось всё снова: пришёл Анзор. Стучит.
Мы молчим. Опять стучит. Молчим.
Тогда он открывает ключом дверь. Заходит. Включает свет.
А мы сидим в своих ящиках!

- Вы что это не открываете? - спрашивает.

А у нас языки от такой наглости отнялись. Молчим.
И он тоже не знает, что сказать. Стоит, раскачивается.

- Анзор, ты никак пьяный? - наконец прервала молчание Анюта.

- Да что вы, девочки, я как стеклышко! - пробормотал.
А сам качается.
В общем, ситуация...
Насилу уговорили его уйти. Мол, устали, спать хотим. Ругаться с ним было неохота.
Тем более, что сам понарассказывал уже, как от него официантке в прошлом рейсе
доставалось.
Но и оставлять Анзора хозяином нашей каюты мы, однако, не собирались.


На следующий день вызвал нас к себе старпом. И после разговоров про посуду и уборку
я, как бы между прочим, спрашиваю:

- Скажите, пожалуйста, Александр Викентьевич, где должен храниться запасной ключ
от нашей каюты?

- А кстати, где он?  - в свою очередь спрашивает старпом у нас.

- У Анзора, - отвечаем.

- Как у Анзора?! - старпом чуть не подпрыгнул на стуле. - Почему у Анзора?!

- Он сказал, что запасные ключи от всех кают у него хранятся.

- Ах, вот оно как! - усмехнулся он. - Ну ладно, идите.

Не успели мы вернуться в каюту, как слышим по спикеру объявление:

- Токарю срочно зайти к старпому!

И где-то через полчасика прибегает к нам Анзор.

- Это вы сказали, что ваш ключ у меня?

- А что такое? - состроили мы непонимающие рожи.

- Он меня так неожиданно вызвал, что я даже для себя ещё один такой выточить не
успел!

Мы с Анютой многозначительно переглянулись.
А Анзор, как ни в чём не бывало, продолжает:

- Нет, говорю ему, у меня их ключа. А он мне: "Чтоб через минуту ключ был у меня!
Когда станешь старпомом,  тогда будешь у себя ключи хранить!" Что поделать,
пришлось отдать.

Удивительно! Он нам рассказывал всё это с таким видом, как будто мы вместе с ним
должны были сожалеть о том, что ему пришлось расстаться с нашим ключом!

Однако теперь наш грузинский друг пореже в гости заходит и подолгу не сидит.
И то приходит вроде как по делу, причины всякие выдумывает.

Ну ладно, Анзор, он хоть человек весёлый и уйму всяких историй знает. К тому же
как источник информации о тралфлоте вообще и о том, что делается на "Лазурите"
в частности, он довольно полезный.
А тут вчера после ужина ни с того, ни с сего притащился в гости Сазанджян, моторист
лет пятидесяти, если не старше. Принёс нам с Анютой по шоколадке.
И весь вечер рассказывал, какой он замечательный человек и какие у него связи по
городу.

Маленький, толстенький, толстогубый и крючконосый. Трудно представить, каким этот
фрукт был в молодости. Но, судя по его рассказам, у женщин он пользовался
неизменным успехом. "Моя первая жена...У моей третьей жены... Одна моя любовница
в райкоме... Моя теперешняя жена..." Неплохой ассортимент!
Он долго и нудно гундосил, хвастаясь, как он ловко устроился в жизни: все его любят,
ценят, уважают. Все перед ним заискивают.
Просидел у нас этот почётный гость часов до одиннадцати. Мы сидели молча, слушали
и думали, когда же он наконец уберется. Надоел, хуже горькой редьки.
А он всё жевал и пережевывал свою словесную жвачку. И после каждой фразы добавлял
тягучее и гнусавое: "Да-а-а!" Предел философской мысли.
И неудобно как-то было попереть его из каюты, всё-таки пожилой человек, солидный.
Но намёков, что пора бы ему идти восвояси, он не понимал, а слушать о его женах и
любовницах, о его значительности и уважаемости по пятому кругу было уже невыносимо.
Хотела было его спросить, что же он такой весь из себя всесильный и влиятельный
без визы ходит. Ладно, нас сюда заперли, пока визу открывают. А этот дядя в море
вроде бы не новичок.
Как просветил нас Анзор, здесь собрались все безвизовики: кого лишили за драку,
пьянку или ещё за какое нарушение на время, в виде наказания. Кому-то визу не
открыли пока, как нам. Кто-то вообще после тюрьмы здесь, этим надеяться на то,
что визу откроют, даже не стоит. Кто-то служил не в тех войсках. А Сазанджян-то
здесь отчего же застрял?
Хотела было его спросить об этом, да побоялась, что если он начнёт объяснять почему
да отчего, то и вообще не дождемся, когда он от нас свалит.
Зачем человек приходил? Чего хотел сказать этим своим визитом? Надо, наверное,
закрываться и никому не открывать вообще. А то времени очень уж жалко терять на
такого рода общение.