Федора

Федора пела всегда. Ее звонкий голос разносился над хутором в Полесье, плыл над лесом, купался в озере. Может быть именно песней она успокаивала грусть по маменьке, которой не стало, когда Федорушке и было то всего шесть лет. Федора… Феодора… с греческого – Божий Дар. А она и была даром своему отцу, старику Конону. Женился поздно, овдовел быстро, вот и осталась ему Федорка Божьим даром. Да, времечко быстро пролетело. Высокая, тоненькая, с пшеничной косой до пояса и с огромными, синими, как озеро, глазами. А уж проворная какая – и в хате порядок, и в клетях, и в конюшне успевает помочь отцу. Девки вечером бегут на спевки-посиделки, а Федорушка садится на крылечко рядом с таткой своим, всякие сказы, придуманные отцом, слушает и поет:

Купалiнка-купалiнка, цёмная ночка,
Цёмная ночка, а дзе ж твая дочка…

- Господи! А глаза-то, глаза! Хоть икону с тебя пиши!
Около хаты стоял красивый юноша, с аккуратной бородкой.
- Странно, одежда москальская, а на ногах постолы, - проговорила
Федора, пока Конон впускал гостя во двор.
- К мастеру ходил, обувь стоптал, вот и подарили мне эти постолы, чтобы до Храма мог добраться, - пояснил гость.
- До Храма?-переспросила Федора.
- Анисимом меня зовут. Я служу иконописцем в городе Муроме.
- Мастак что ли? А меня сможешь нарисовать?
- Написать. Портреты пишут. Конечно смогу.
Так время от времени Анисим стал наведываться на хутор и, с
позволения Конона, писать портрет Федоры.
А в сентябре шестнадцатого и повенчались. И собрал Конон дочь в дорожку дальнюю, благославил, спрятав слезы свои.

На Муромской дорожке
Стояли три сосны…

На вершине Воеводской горы над Окой стоял главный православный храм города Мурома, Богородице-Рождественский Собор.
В домике, во дворе Собора, и поселились Анисим с Федорой. А вскоре и первенца своего стали ожидать.
Федора помогала прибираться в Храме, научилась печь просфоры. Шустрая, проворная, вечно с песней… А как она пела в церковном хоре! Голос колокольчиком разливался…
Декабрьский морозец щипал щеки. Снег был белым-белым, мягким, чистым, сверкающим. Федора внесла в горенку батюшки ведро с водой.
- Что-то не спокойно как-то мне на душе, батюшка Серафим! Рыщут, рыщут по городу черные вОроны… Как бы беды не случилось… Ай, батюшка! Посмотрите в окно! Ай, сколько их, вОронов-то, во дворе нашем!
- Ты, Федорушка, спустись-ка в погреб от греха подальше! Спустись, доченька! Матушка! Бери детушек и быстренько все спускайтесь в погреб!
Анисим как раз закончил работу над Иконой Божьей Матери, когда в Храм ворвались люди в кожаных тужурках да с наганами на поясах. И на еще невысохшую краску Лика Богородицы был наклеен революционный плакат.
- Да разве же можно так то? – промолвил Анисим, - Бога побойтесь, ироды!
Анисима потащили во двор храма.
- Христопродавцы,- прошептал Анисим, падая на белый снег, который сразу же окрасился в цвет крови…

А в это время в погребе церковного амбара раздался плач новорожденного ребенка.
- Девочка! С доченькой тебя, Федорушка!
- Настенькой назову! Анастасией Анисимовной…

До конца жизни своей помнила Федора, как на крохотной лодчонке, выдолбленной из осинового бревна, переплывали они с матушкой и детьми ее, с новорожденной Настенькой на руках, протоку, как пробирались по узкой заснеженной тропке к маленькой деревушке, как долго потом обогревались на печи у родичей батюшки Серафима и как
посадили люди добрые Федору с малышкой Настенькой на телегу, снабдив нехитрыми съестными припасами и отправили в дальний путь, в Сибирь.
И прожила Федора в Сибири при добром уме и в здравии до девяносто восьми годочков. И внуков вынянчила, и правнуков.
                *****************
- Бабушка Анастасия! А что это у тебя в шкафчике? Ты что-то нарисовала?
- Картины не рисуют, деточка! Картины пишут. А в шкафчике у меня иконочки. Попробовала писать, как когда-то мой батюшка…
Вот умру – память Вам останется.
- Нет, бабушка, не нужно умирать! Ты мне еще картину Витязя в тигровой шкуре не дорисо…не дописала…

                **************
Сашенька! – позвала Анастасия Анисимовна своего самого младшего внука! У тебя же сегодня выходной день, чего соскочил-то?
- Мне бабушка в Храм нужно, я вчера не успел дописать… Сегодня, даст Бог, завершу… Ведь Храм-то наш к Яблочному Спасу обещали открыть. Прихожане сейчас все там трудятся. Да мне и осталось три фрески завершить…

                *********************
Каким же теплым выдался нонче сентябрь, - проговорила Анастасия, собирая в саду рябиновые кисти, -  Вот, окна утеплять буду, положу для красоты, как наша Федорушка любила. Пушистой то жизнь не позволила быть… Все больше молчком, да сжатыми губами… А, вот, глядя на рябинушку, всегда пела…

Купалiнка-купалiнка, цёмная ночка,
Цёмная ночка, а дзе ж твая дочка…