Не сдал

Очередь сдавать посуду. Парень с двумя пустыми бутылками под мышкой обводит её невидящим взглядом и, не решаясь подойти к самому окошечку, пристраивается подле старушки в цветастом ситцевом платке и мужском чёрном пиджаке. Очередь угрожающе молчит. Лицо парня невозмутимо, будто он всю жизнь стоял здесь. Первой не выдерживает женщина, она самая последняя.

   - Не притуливайся, слышь? Пшёл!

   Ещё что-то добавляет скороговоркой, за ветром не разобрать. Женщина молода, на вид ей нет тридцати, но очень нервная и угловатая в движениях. Парень не реагирует.

   - Что, бабка, - обращается он к старушке, - небось весь стадион излазила?

   При этом кивает головой на плетёную корзину, в которой поблескивают сплошь водочные бутылки. Старушка испуганно пригибает голову.

   - Встал без очереди да ещё оскорбляет, - заступаются за бабушку сразу две женщины; они стоят позади и очень похожи друг на друга: обе невысокие, полные, в льняных париках.
   - Хочешь без очереди – разгрузи фургон с тарой, - предлагает средних лет мужчина с сильно загорелым лицом.

   Этот мужчина стоит возле похожих друг на друга женщин-товарок и вертит на пальце ключи от старенького «Запорожца», на котором приехал; в машине у него рюкзак, который он пока не вытащил. Видимо, намеревался разгрузить фургон (это даёт возможность миновать очередь), но раздумал – только испачкаешься; вертелась мыслишка ещё куда-нибудь съездить, но куда? Везде плохо со сдачей посуды. А ездить – бензин жечь.

   - Спятил? Из-за двух бутылок горб ломать… - С этими словами парень расставляет ноги пошире и зевает.
   - Чё вы с ним, чё вы с ним! – Нервная женщина хватает парня за шиворот и ей удаётся оттеснить его метра на два. Парень спокойным, но сильным движением снимает её руки и одёргивает куртку.
   - Полегче, ты.
   - «Колдуньи» принимают? – спрашивают у них.
   - Думаешь, я не знаю? – артачится парень. – У них весь стадион на секторы разбит, футболисты, мне.
   - Собирай и ты, кто тебе не даёт, - говорит одна из двух похожих друг на друга товарок.
   - Милай, - приходит в себя старушка, - лекарства вон какие дорогие, всё из Праги да из Польши, а мне без лекарствов нельзя. Я ить не отказываюсь, собираю.
   - Что я говорил! – лицо парня расплывается в улыбке.
   - Ты знаешь, - обращается одна товарка к другой, - стою в аптеке и вдруг впереди слышу: «Будете брать»? Старичок, ну такой драный, вата торчит из пальто, даже пальтом не назовёшь, зипун какой-то. «Буду», - отвечает. А лекарство без нескольких копеек сорок рублей. Во люди живут.
   - Не живут – жить хотят, - поправляет мужчина, обладатель «Запорожца».
   - Слышь, в куртке, не притуливайся, говорю! – кричит нервная женщина.
   - Чего раскричалась? Мужик бросил, что ль? У меня две бутылки всего.
   - Лакал бы на стадионе, черти тебя сюда принесли!
   - Футбол не каждый день. – Парень закуривает, бутылки падают на землю. Он наступает на одну, потом на вторую, прокатывается взад-вперёд как на роликах; бутылки попискивают. – А друзья – каждый. Да куда пойдёшь с другом? Жёнка его волком смотрит, буфеты, чайные позакрывали, где душу отвести, а, мужик?

   Обладатель «Запорожца» с загорелым лицом молчит. Парень подходит и долго обкуривает его. У того аж физиономия скрывается в дыму.

   - Ты поди вермут пьёшь, - подытоживает парень, - это который сначала вертит, а потом мутит. В Америке им деревья опрыскивают.

   Мужчина с загорелым лицом едва сдерживается. Чтобы успокоиться, он отходит к «Запорожцу», вынимает из его горбатого чрева объёмистый рюкзак, попутно осматривает мотор, дует в него, хлопает капотом, открывает и закрывает дверцы. Возвращается. В рюкзаке тенькает посуда, это он помогает себе ногой. А очередь молчит, ждёт ответа, лишь у окошечка кто-то никак не может узнать, принимают ли «колдуньи».

   - Я кефир пью, - нехотя роняет мужчина.
   - Кефир? - оживляется парень.
   - Кефир.
   - Шутишь?
   - Нисколько.
   - И в Новый год?
   - И в Новый.
   - Слушай, да тебя надо по телевизору показывать. Как это ты дошёл до такой жизни?
    «Ввязался», - написано на лице мужчины, но отступать некуда.
    - Всё, что обмывается на свете, я обмыл, - говорит он, подбирая слова. – И первую получку, и вытрезвитель, и антабус, и гипноз, и врезку. Ничего не помогает, пока не возьмёшь себя в руки. Во мне гордость взыграла: неужто это я трясусь над рюмкой?
   - Ладно, гордый, что в рюкзаке у тебя?

   Мужчина дёргает за тесёмку.

   - Банки, - объявляет парень, - значит не врёт. – Оглядывает мужчину повнимательнее.
   - Банки принимают? – спрашивают вновь подошедшие.
   - Бери с него пример, - подсказывает одна из товарок.
   - Только литровые, - сообщают стоящие у окошечка.
   - И возьму, - смеётся парень. – Он свою цистерну выпил, а я ещё нет.
   - За мной будешь! – кричит нервная женщина.

    Все смеются. Парень поднимает с земли бутылки и, постукивая их над головой, даёт понять, к кому относится этот звон.

   - А я тебя зауважал, - обращается он к мужчине. – Есть такие: в жизни всего напробуются, и горького, и сладкого, а другим – ни-ни. Ты, вот, выпил цистерну, а на мозги не капаешь.

   Старушка в цветастом ситцевом платке и мужском чёрном пиджаке отваживается спросить:
   - Молодой, здоровый, тебе-то зачем пить?
   - Да если я не буду пить, государство в трубу вылетит.
   - И мой чурбан туда же, - смеётся одна товарка, - вот бы, говорит, собраться всем мужикам да на недельку бросить пить, чем бы зарплату платили?
   - Как дети, - поддерживает её вторая, - думают, государство обеднеет, если они перестанут трескать. Да только богаче станет.
   - Женщины себя не уважают, - горячится старушка в пиджаке. – Вот моя дочь: привела одного – скопидомом оказался, сейчас второй, а тому «колдунью» кажин день подавай. Чтоб ему меньше досталось, она тоже выпивает – ополовинивает. «Сопьёшься», - говорю. А она: «Что делать, мама? Я молодая, жить хочу». Зять вообще-то хороший, но он десять лет в общежитии прожил. Нельзя так долго в общежитиях держать.
   - «Колдуньи» не принимают, тары нет, - наконец сообщают от окошечка. Змейкой прокатывается тяжёлый вздох. Кто-то ругается: то у них тары нет, то грузовиков, то вагонов. Ходишь, как на поклон.
   - Которым надоедает ходить, те оставляют посуду на прилавке, а приёмщицы только этого и ждут, - говорит одна товарка другой.
   - Обслуга избаловалась, - соглашается вторая, - представляешь, к медсестре неудобно идти на укол без подарка. Я уж не говорю про сметану: раньше в ней ложка стояла.

   Очередь продвинулась настолько, что парень в общем потоке скоро проскочит. Нервная женщина долго тянет шею; наконец покидает своё место и встаёт у окошечка. «Не пущу», - написано на её угрюмом лице.

   Парень, видя, что стычки не избежать, подходит к ней.
   - Послушай, тётя…
   - Договаривай, договаривай, пятнадцать суток живо схватишь!
   - Да на, возьми!

   Мимо уха нервной женщины, у которой при этом бледнеет лицо, свистят одна за другой водочные бутылки и разбиваются с тонким звоном о каменный забор. Парень поворачивается и уходит. Очередь смотрит на женщину осуждающе, особенно товарки. «Зачем уж так-то», - написано на их лицах.

   - Я всю жизнь в очередях, хватит с меня! – срывается на крик женщина. – Пропусти одного, второго… Я сына чуть не потеряла, пока стояла в очереди, обгорел мальчишка в квартире!

   Все оглядываются, не горит ли где. Старушка испуганно крестится. «Запорожский» товарищ, сортирующий на земле банки, сбивается со счёта. А в это время в тишине раздаётся смех.

   Невдалеке, у пивного ларька, в группе мужчин (издали кажется, что эти мужчины одеты во всё чёрное) смеётся парень. Его угостили; он стоит, подняв кружку с янтарным пивом высоко к солнцу и, кажется, нет счастливее человека.