Необыкновенная встреча

Зима в этом году выдалась суровой. Однако это утро было относительно теплым и спокойным. Это спокойствие было нарушено гудком уходящего поезда. С пирона Ленинградского вокзала медленно тронулась «Красная стрела». Я отчетливо помню, как ужасно себя чувствовал в предвкушении утомительной многочасовой поездки.

 За окном уже проносились окраины Москвы, а я все еще никак не мог свыкнуться с мыслью, что следующие две недели мне придет провести в постоянной работе по организации конференции «Трансформация актуальных направлений научных исследований». Но работа есть работа и от нее никуда не денешься. Я смотрел в окно и думал обо всем происходящем. Вагоны были полупустые, в своем купе я сидел один. «Красная стрела» мчалась вперед, а я, утомленный думами, уснул под убаюкивающий звук идущего поезда. Во сне я увидел картины из детства, дом, в котором когда-то жил… Поезд резко остановился, и сильный толчок в спину нарушил мой сон. Окончательно проснувшись, я обнаружил, что в купе уже не один. Передо мной сидела пожилая попутчица. Стало грустно. Я не слишком люблю новые знакомства, тем более скоротечные, одиночество всегда привлекало меня больше, но деваться было некуда. Старушка, увидев, что я проснулся, поспешила поприветствовать меня:

- Здравствуйте, - произнесла она своим болезненным сухим голосом.

- Добрый день, - ответил ей я, надеясь на скорое завершение разговора.

Следующие десять минут мы сидели в абсолютной тишине, нарушаемой монотонным стуком колес. Старушке на вид было около восьмидесяти лет. Худая, невысокого роста, с глубокими морщинами на лице. Рядом с ней стояла небольшая сумочка, остальные же вещи, по всей видимости, она убрала под сиденье.  Окончательно убедивший в том, что она не намерена продолжать со мной беседу, я повернулся к окну и, наблюдая за проносящимися мимо деревьями, уснул.
 
Проснулся я, лежа на сиденье, наполовину свисая вниз. Положение было довольно нелепым. Я сел и посмотрел на мою скромную попутчицу. Старушка, встретив мой взгляд, стала вытирать слезы. Из-за чего могла плакать эта пожилая женщина? Над чем вообще могут плакать старики? Все проблемы ложатся на молодых энергичных людей, которым нужно думать о заработке, о семье, о других, как мне тогда казалось, важных вещах. У меня не было никакого желания выяснять, что послужило причиной ее слез, однако я всегда был интеллигентным человеком, а потому спросил:

-  У вас что-то случилось?

- О нет, нет, я просто…

И слезы с новой силой хлынули из ее опухших глаз. Я успел увидеть потертый временем клочок мелко исписанной бумаги. Мне стало жалко старушку. Я пытался понять, что могло довести ее до такого состояния. Ее плач продолжался несколько минут. Это были очень долгие несколько минут. Она то замолкала, то снова плакала, а я сидел, не зная, что делать. На душе было неспокойно от увиденного. Но вот эта пожилая женщина взяла себя в руки, вытерла слезы, бережно свернула и убрала в сумку старый листок.

- Простите, - произнесла она своим слабым от плача голосом.

- Да нет, нет, вам незачем извиняться… - неуверенно произнес я в ответ.

И опять длинная пауза, во время которой я судорожно думал, что сказать этой старушке. 

- Как вас зовут? - спросил я ее, прервав томительное молчание.

- Екатерина Васильевна, а вас?

- Глеб Сергеевич. Откуда едете, Екатерина Васильевна?

- Я живу в Рязани, а сейчас гостила у родственников в Твери. А вы из Москвы?

- Да.

Чуть позже я пошел в вагон-ресторан, выпил кофе, думая над происходящим. Как ни странно, все мои мысли были связанны с Екатериной Васильевной. Я пытался понять, что за клочок бумаги держала она в руках, почему плакала? Просидев около часа за кофе, я отправился обратно в свой вагон. Зайдя в купе, я не обнаружил Екатерины Васильевны. Ее не было и следующие пол часа. Я начал было волноваться, но в дверном проеме показалась она. Медленными шагами она дошла до койки и аккуратно присела. Я достал материалы по подготовке к конференции и начал их тщательное изучение. Через час я почувствовал усталость, поэтому, уложив все обратно в чемодан, пододвинулся к окошку и стал любоваться необъятными просторами России.
- Что это вы там читали? - услышал я, словно сквозь сон, нежный старческий голос Екатерины Васильевны?

- Я направляюсь в Санкт-Петербург для организации научной конференции.

- Ого, вы, видимо, ученый человек

 - Большое спасибо, Екатерина Васильевна, но я бы сам не вызвался назвать себя таковым (на самом деле я всегда считал себя ученым человеком, презирал людей, что не смогли найти себя в этой жизни, считая их неудачниками, не способными на саморазвитие).

- Значит, еще и очень скромный.

- Спасибо, - смущенно улыбаясь, ответил я. – А вы в Петербург для чего направляетесь?

 В этот момент лицо улыбающейся старушки резко изменилось и приняло страдальческий вид. Я повторно прокрутил вопрос в голове, ища причину такого резкого изменения в ней, но не найдя ее, окончательно растерялся. Но в тоже время мое любопытство разыгралось с новой силой, я почувствовал желание узнать все об этой загадочной женщине. Сейчас я, вспоминая это, начинаю понимать, почему меня так тянуло узнать об этой незнакомой старушке больше. Дело было не только в моем любопытстве. Сама Екатерина Васильевна обладала чем-то притягивающим к себе. Ее голос, речь, взгляд были очень выразительными, не свойственными большинству. 

- Что-то не так? - неуверенно спросил я ее.

Она подняла на меня глаза и медленно, я бы сказал загадочно, произнесла:

- Нет, все хорошо, просто очень длинная история связана с этой поездкой, мне бы не хотелось утомлять вас своими рассказами.

Я должен был понять, что она не очень хочет говорить о том, что побудило ее отправится в Петербург, но мой интерес был настолько разгорячен, что я даже не допустил этой мысли и вместо вежливого извинения сказал:

- Вы слишком строги к себе, Екатерина Васильевна, дорога длинная, времени у нас много, а вы меня не то что утомите, а наоборот, скрасите времяпрепровождение в пути.

Она слегка улыбнулась и, опустив глаза вниз, будто что-то вспоминая, начала:

- Я родилась в Ленинграде или, как сейчас его принято называть, в Санкт Петербурге еще в довоенное время. Мы с родителями жили очень хорошо. Но счастье продлилось недолго. Началась страшная война и все изменилось. Однако люди по-прежнему верили в лучшее, что война скоро закончится и все заживут как раньше. Но моя мама очень волновалась за меня, ведь я была очень маленькой, и вместе со мной эвакуировалась в небольшую Свердловскую деревню, где жили ее родители. Папа с тетей остались в Петербурге в ожидании завершения войны и надеясь на наше скорое возвращение. Но все ошиблись. Война затянулось, немцы наступали и Ленинград оказался в блокаде…

Екатерина Васильевна замолчала. Ей было сложно говорить об этом. Она взяла свою сумочку, достала оттуда свой старый исписанный листок и продолжила:

- Время шло, люди умирали. Из Ленинграда редко приходили к нам письма. Но в дни, когда это случалось, в доме происходило оживление. И вот однажды к нам пришло письмо от тети Светы. Она писал, что…

Екатерина Васильевна снова замолчала, но на этот раз ее остановили слезы. Медленно катились они из ее глаз, а она прерывисто дышала, пытаясь успокоиться. Волнение нахлынуло и на меня с новой силой, я был не в силах что-то сказать, поэтому просто сидел, опустив голову.

- Возьмите…прочитайте сами…я…не могу, – силой выговорила она.

Я взял пожелтевшее письмо из ее горячих рук, поднес поближе к свету и медленно про себя стал читать. Листок был маленьким и тонким, надорванным в нескольких местах. Старые пятна, чьи-то следы были в его уголках. Маленькие, аккуратные буковки были главным его украшением. Почерк был удивительно красив и понятен. Письмо было следующего содержания:

«Дорогие мои и любимые родные! Уже который день пытаюсь я написать вам письмо, но бумагу и чернила найти сейчас сложно. У нас все очень плохо. Люди умирают десятками, а может быть сотнями каждый день. Я боюсь подходить к окну, потому что прямо на улице лежат чьи-то тела. Их не убирают. Только благодаря Василию у нас есть вода и что-то, напоминающее еду. Я очень голодная, есть хочется все время, сейчас бы хоть одну маленькую картошечку съесть…Но Васе гораздо хуже. Он совсем захворал, я очень боюсь за него, поэтому, поговорив, мы решили, что завтра он отправится к вам. Он уже договорился со знакомым солдатом, ему найдут место в машине. А я останусь сторожить квартиру, мародеров развелось много. Вот что делает с людьми война. Надеюсь, что она скоро кончится и я снова увижу вас. Как там Катенька? Пишите мне почаще, а то совсем с ума сойду.
                С любовью, Света»

На этом кончалось письмо и место на листке. Екатерина Васильевна вытирала слезы, а я, изумленный прочитанным, положил письмо ей в руку.

Полчаса мы сидели молча: я смотрел в окно, а старушка перебирала в руках платочек. На душе было неспокойно.

- Мы все стали ждать папу. Время шло, а его все не было. Так он и не приехал. Все сразу все поняли. Позже мы перестали получать письма от тети Светы. С тех страшных пор ни я, ни мама не были в Ленинграде. Сейчас, когда мне уже пошел девятый десяток, я решила напоследок взглянуть на город, в котором родилась. Увидеть тот самый дом и улицу, где мы были так счастливы... Вот почему мне так сложно говорить об этом.

Мне стало все понятно, но с пониманием наступило чувство, объяснить которое невозможно. Это было и сострадание, и жалость, и вина.

- То, что вы рассказали…это очень страшно, – задумчиво обратился я к Екатерине Васильевне.

- Жизнь всегда была страшной.  И тогда, и сейчас. Никуда от этого не деться…
Через несколько часов поезд прибыл на Московский вокзал. Все это время мы с Екатериной Васильевной практически не разговаривали. Сложно говорить о чем-то постороннем после всего услышанного. Как только поезд остановился, я поспешно оделся, взял чемодан, взглянул на Екатерину Васильевну и попрощался:

- Прощайте, Екатерина Васильевна, я очень рад был познакомиться с вами.

- До свидания, Глеб Сергеевич, я тоже очень рада нашему знакомству. Не принимайте близко к сердцу мой рассказ.

Я не помню, как вышел из поезда, в себя пришел уже на выходе с вокзала. Мне предстояло взять такси и ехать в гостиницу. Но я был в том состоянии, когда все кажется бессмысленным и бесполезным. Я думал о Екатерине Васильевне, о ее нелегкой судьбе. Как много людей пострадало от той ужасной войны. Как страшно думать об этом! Нам, нынешнему поколению, повезло жить в мирное время, но эхо Великой Отечественной войны мы должны слышать вечно.