Последнее лето

Бабушка убрала тарелки в мойку и протяжно зевнула.

— Пойду полежу немного, — сказала она. — А ты чем будешь заниматься?

— Поеду покатаюсь… С друзьями погуляем.

— Не гоняйте, далеко не заезжайте, с незнакомыми не разговаривайте, — привычно предупредила бабушка.
 
Но Тимка в таких наставлениях особо не нуждался: был он мальчик хороший, тихий, добрый и послушный. Чем его бабушка втайне гордилась и часто хвасталась перед подружками.

— Хорошо, бабуля.

Послеобеденный город казался вымершим. Пройдет еще пару часов, солнце сдвинется, по улицам поползут длинные тени — и жизнь здесь опять забьет ключом. А пока можно было спокойно покататься, погонять по тенистым улочкам, не боясь налететь на кого-нибудь из малышей или зазевавшегося старика. Город был полностью в распоряжении Тимки и двух его верных друзей. Они наверняка уже тоже ехали к заброшенному фонтану — давнему месту их встреч.

Каждую осень, зиму и весну их было два плюс один: Тимка уезжал домой, в столицу, а его друзья оставались здесь. И каждое лето их опять становилось трое. Еще несколько месяцев назад Тимка думал, что так будет продолжаться вечно — а потом вдруг узнал, что это лето должно было стать последним летом здесь. Отец наконец-то заканчивал свой суперпроект, и вынужденная экономия оставалась в прошлом. Теперь они на все лето уедут в Грецию или Черногорию — мама начала присматривать продающиеся домики на побережье. Родители заметили, что Тимка расстроился, услышав новость. Мама принялась расхваливать отдых на море, а отец спросил напрямую — Тимка, что, не хочет повидать мир? Он что, готов всю жизнь провести в городе, куда даже некуда пойти повеселиться? Пора взрослеть, детство вечным не будет. Тимка подумал, что не сможет объяснить им, что больше всего хочет раздвоиться: чтобы один он ездил по миру, готовился к поступлению в хороший вуз, а другой навсегда остался здесь, чтобы всегда было лето, верный велосипед и друзья рядом. Но раздвоиться было нельзя, и Тимка уже знал, что, по сути, выбора у него нет. И предательство сидело в нем, словно заноза, гнило и разъедало изнутри.

Измученный грустными мыслями Тимка рванул по пустым улочкам, которые знал до мельчайших деталей и, пожалуй, мог бы проехать даже с завязанными глазами. Там была яма, там — кривой асфальт, а это место и вообще лучше было объехать по тротуару — благо и хороший въезд на него присутствовал. Потом Тимка сделал пару кругов по главной площади, проехал мимо магазинов и спустился к заброшенному фонтану. Там его уже ждали верные друзья, Петька и Санька.
 
В отличие от Тимки они были местными: здесь родились и выросли, здесь ходили в школу, здесь же проводили и свои каникулы. Мальчишки считали себя более разбитными, уличными и часто подтрунивали над домашним и интеллигентным Тимкой, а тот, в свою очередь, время от времени удивлялся их косности, недальновидности и неграмотности. Но это совершенно не мешало им дружить и проводить вместе дни напролет.

— Ну и что мы дальше делаем? — после традиционного приветствия спросил Тимка.

— Давайте на мост съездим, — предложил Санька. — Проветрим головы и колеса.

— На пляж бы, — вздохнул Петька.

— На пляж меня бабуля не пустит, — погрустнел Тимка. — Это так далеко.

— А кого пустят? — успокоил Санька. — Но хочется же!

— Хочется, — согласился Петька. — И мороженого хочется.

— И колы, — вспомнил столичную штучку Тимка.

— И шоколада, — мечтательно закатил глаза Санька.

— Тупой извращенец! Фу! — разом возмутились его друзья, представив горячий шоколад, — а другим с такой погодой он и быть не мог.

— Да хоть что, — обреченно махнул головой Петька. — Купить-то не за что!

— День добрый честной компании!

Откуда он появился, ребята так и не поняли. Просто оглянулись на низкий, скрипучий голос и застыли, удивленные. Подошедший мужчина был мало чем примечателен — около сорока лет, одет в черное, в руках болтается борсетка. Вот только глаза у него были серые, мертвые, а узкое, злое лицо наискось пересекал шрам.

— Вам чего? — сразу набычился Санька. — Шли бы своей дорогой!

— У меня к вам дело есть, — не стал таиться мужчина.

— Мы с незнакомыми дел не имеем, — отрезал Петька.

— Мамка не велит? — вкрадчиво спросил мужчина. Проглотил всплывшую было усмешку и тут же перешел на сухой, деловой тон. — Ребятки, тут такая тема нарисовывается. Вы молодцы, что родителей слушаете, но я вам не чужой… Я вам никто. Сейчас почирикаем — и разбежимся. Да — да. Нет — нет. Чирикаем?

— Ну, — предложил Саня.

— Мне надо, чтобы такие быстрые мальчики, как вы, сгоняли кое-куда и кое-что там взяли. Вы мне поможете — я в долгу не останусь. Щедро расплачусь.

— А детали? — поинтересовался Петька. Дима посмотрел на друга вопросительно. В его личном мире это была ситуация, лезть в которую нельзя было категорически.

— Старое кафе за мостом. Там мне должны были передачку оставить. Самому соваться туда западло — срисовать могут люди ненужные. А вы вроде как не при делах. Если что, скажете, что катались. Я вас тут подожду. Принесете передачку — хорошо бабла отсыплю. Не найдете ничего — тоже не обижу, на чай подкину с конфетами.

Мальчишки переглянулись. Мужик опять ухмыльнулся и добавил:

— Я все понимаю, перетрите между собой, обсудите, я в сторонку отойду, чтобы не мешать.

Мальчишки подсели ближе друг к другу.

— Ну? — жадно спросил Петька.

— Я — за, — веско сказал Санька. — Видишь, мужик в беде, надо выручить.

— Я думаю, это глупо, — тихо сказал Тимка. — У нас проблемы большие могут быть.

— Какие проблемы? — возмутился Санька. — Тебе объяснили все. Приехали, забрали, уехали. Если что — мы не при делах, катались просто!

Тимка прикрыл глаза. Пожалуй, это была худшая и самая рискованная из всех их безумных затей. Но он внезапно подумал, что здравый смысл здравым смыслом — а ведь это может стать лучшим приключением его лета, тем, что он будет вспоминать потом долго, пожалуй, всю жизнь, расскажет детям и внукам. И если однажды напишет книжку — то с этого и начнет: с того, как одним жарким летним днем к мальчикам подошел мужчина и предложил съездить к старому мосту, кое-что забрать. И у него всегда будет словно две истории: одна, которая поведет в будущее, и другая, которая вернет в прошлое.

— Нас уважать будут, — веско сказал Петька. — Среди братвы это главное. Будут знать, что мы можем помочь. Возможно, даже обращаться за помощью начнут!

Тимка невольно улыбнулся: его друзья умели находить приключения на свою голову. И чем старше они становились — тем более серьезными оказывались эти приключения. Однажды это должно было закончиться для них плохо — однажды это обязательно закончится для них плохо. Но Тимки с ними в это время уже не будет. Их пути расходятся уже здесь и сейчас. Тимка подумал, что это по-своему подло — быть с ними, но одновременно без них. Но другой дороги у него уже не было.

— До того кафе, — принялся планировать Санька, — ехать минут тридцать.

— Каких тридцать? — возмутился Петька. — За двадцать справимся с головой! Мы же быстрые!

— Я самый медленный расклад брал, — сказал Санька. — Через час уже тут будем, с баблишком! Заметано? — уточнил он у друзей.
 
Те кивнули.
 
— Заметано — сам с собой согласился Санька и пошел к мужику перетирать за детали.

Незнакомец тут же рассказал, что им надо будет войти в кафе и во втором зале под перевернутой тумбочкой взять черный полиэтиленовый пакет.

— Через час тут будем, с пакетом, — гордо махнул головой Санька.

— Толковые вы пацаны растете, — сказал мужчина. — Будет дело.

Летняя жара катилась по городу тяжелыми, раскаленными волнами. У велосипеда словно выросли крылья — или ласты, так легко он двигался. Тимке даже казалось, что он не едет, а плывет по огромному теплому морю, которое омывает и умывает тебя.

— Эй, Тимон, сбавь обороты! Мы и так знаем, какой у тебя крутой велик!

Тимка оглянулся и увидел, что Санька и Петька едва поспевают за ним. И в какой-то момент его опять накрыло от мысли, что это лето — последнее для их дружбы. И ничего, ничего уже им не поможет — даже если они будут каждый день созваниваться или обмениваться письмами, даже если встретятся на пару недель. Слишком уж расходятся их интересы, слишком уж разными становятся они. В следующем году ему в любом случае придется искать другую, более подходящую компанию. И, значит, это лето надо остановить, оставить в памяти — чтобы где-то в вечности оно длилось вечно, чтобы они вот так летели и летели навстречу ветру и солнцу, верные три мушкетера.

— Не тупиииите! Догоняйте! Юююхуууу! — махнул друзьям рукой Тимка.
 
Три силуэта вихрем пронеслись по тенистой улице и вылетели на шоссе. От раскаленного асфальта пахнуло жаром, из полей пришел горький цветочный запах. Здесь солнце палило уже нещадно, полируя фигуры мальчишек до глубокого бронзового цвета. Ехать было сплошное удовольствие: пустая, идеально гладкая дорога шла за горизонт и немного дальше.

— Иду на взлет! — закричал Санька. — Освободите взлетную полосу!

— Обхожу справа и иду хвост в хвост! — принял вызов Петька.

— Посторонитесь! Профи на полосе! — включился в игру Тимка.
 
И некоторое время они, обгоняя друг друга, летели по шоссе — и ласточки скользили высоко в небе, словно их далекие тени.
 
А потом показался мост. Его лучшие годы явно остались в прошлом, а впереди ждали только запустение и разрушение. По бокам, расталкивая строительные плиты, уже росли молодые деревья.

— Эй, умники, тормозим! Нам сейчас вправо поворачивать! — крикнул Санька. — Дорогу не проспите!

— Постараемся, — буркнул Петька.

— Колеса берегите! — вставил свои пять копеек Тимка. — Дорога там жуткая.

Дорога и правда оказалась никакая. Скорость пришлось сбросить на нет, а потом и вовсе взять велосипеды в руки. Благо до нужного места оставалось совсем немного.

Сначала показались заброшенный парк, бурьянные клумбы, остов фонтана, а за ними — черный силуэт кафе. На фоне буйной зелени здание, точнее, то, что от него осталось, выглядело зловеще.

Тимка невольно поежился. Что-то здесь было не так, неправильно. Даже там, в городе, в эту безумную полуденную жару гавкали собаки, чирикали птицы, сновали ласточки. Тут же царила мертвая, зловещая тишина. Небо было пустым и белесым. Ветра не было, воздух казался каким-то влажным и спертым.

Кафе стояло заброшенным уже несколько лет и имело своеобразную репутацию местного проклятого дома. В свое время оно удостоилось высокой, но сомнительной чести стать причиной кровавых распрей и жестоких войн, уж очень удачно было построено. Время шло, кафе переходило из одних рук в другие, постепенно захиревая, но не теряя своей привлекательности как объект споров. Сложно сказать, сколько бы все это продолжалось, если бы однажды ночью, на исходе сухой и теплой осени, кафе не загорелось. Милиция так и не выяснила, был ли это поджог, или пожар случился сам по себе. Но после этого со всех претендентов словно спал дурман, и желающих кафе восстанавливать (а тем более продолжать воевать за него) уже не нашлось.

Мальчишки остановились у центрального входа.

— Какой будет план? — спросил Санька.

— Какой еще план? — фыркнул Петька. — Заходим и ищем пакет. Никого здесь нет, кого нам бояться?

— Может, давайте кто-нибудь один велосипеды посторожит? — предложил Тимка.

— И этот кто-то будешь ты? — прищурившись, спросил Санька. — Если трусишь — так и скажи!

— Я не трушу, — спокойно ответил Тимка. — Но глупо так бросать велосипеды.

— И кто их тут заберет? — спросил Петька. — В кусты загоним и все.

— Ладно, — сказал Тимка.

Спорить ему не хотелось. От давящего ощущения чужого присутствия, злого, внимательно следящего взгляда волосы на затылке вставали дыбом. А еще мальчик вдруг подумал, что в последнее время только и делает, что спорит со своими друзьями, почти на каждое их слово или действие имея свое собственное, кардинально отличающееся. Это уже превратилось в какую-то дурную привычку, манию. Стоило за собой проследить. Потому он просто поставил свой велосипед к велосипедам товарищей и пошел в кафе.

 У порога Тимка остановился и оглянулся — его внезапно настигло предчувствие, что свой велик он больше не увидит. Хотя кто мог на него позариться, если тут никого нет? Но дурное предчувствие не уходило.

— Бабушка меня убьет, когда все узнает, — прошептал он сам себе.

Ответом ему была тишина.

— Ты идешь? Или как? — позвал его Петька, и Тимка шагнул в полумрак здания.

Само кафе было небольшим — когда-то отец привозил его и маму сюда однажды. Услужливая память вдруг подкинула воспоминание — вот тут стоял столик администратора, вот тут росли цветы в огромных напольных вазах.

Внутри воняло — тяжело, отвратительно, забивая дух. С каждым шагом неприятный запах усиливался.

— Ну, и вонища! — с восхищенным омерзением выдохнул где-то рядом Петька.

— Насрал кто-то, — выдвинул свою версию Санька. — Увидел, как тут мерзко, и обосрался! Может, это ты был? А теперь на кого-то спихиваешь?

Димка подумал, что воняет не дерьмом — гарью и чем-то сладким, наподобие разложившейся плоти. Так воняло от той крысы, которую он однажды нашел на помойке за гаражами. К тому времени крыса вспухла, по ее открытым глазам ползали мухи. А когда Тимка ткнул ее палкой, изо рта выпало несколько жирных белых червей.

— Эй, ищи тумбочку, — крикнул Петька. — Говно дома понюхаешь!

— Сам ищи тоже! — возмутился Санька. — И не умничай!

Идти было трудно — повсюду на полу валялись остатки потолка, мебели, кучи какого-то мусора. Потому Тимка не знал, сколько времени пробирался через зал. Ему показалось, что прошла целая вечность — но ведь так не бывает?

Второй зал был похож на первый — тот же потолок, висящий гроздьями перекрытий, тот же мусор на полу, та же черная гарь повсюду — разве что было чуть светлее. Тимка оглянулся по сторонам — здесь когда-то стояли столики, накрытые длинными белыми скатерками, а на стенах висели пейзажи. По залу ходили строго одетые официанты — их маленький Тимка испугался и начал хныкать.

 Саньки с Петькой в зале не было.

— Эй, — позвал их Тимка. — Вы где?

Ответом ему была тишина.

— Где вы? Выходите, не смешно!

Никто не отозвался.

— Ребята! Ауу! — позвал Тимка, чувствуя, что внутри все холодеет. — Все, я трус, я сдался…
 
Ни звука не прозвучало в ответ.

— И хорошо. Я уезжаю — а вы тут играйтесь, сколько хотите! И да, я обиделся.
 
Тимка пошел к выходу. Дорога была знакомая, и возвращение прошло намного быстрее.
 
За порогом кафе Тимка остановился и потер глаза. Не было ни парка, ни мертвого фонтана, ни даже лета — перед мальчиком простиралась глухая, бедная деревушка, в которой вместо домов стояли криво собранные лачуги. Не было ни деревьев, ни кустов, ни даже травы — только коричнево-серая грязь. Серо-коричневое небо висело низко. Тимка хотел закричать от ужаса — но голос отняло. Он обернулся зайти назад в кафе — но кафе за его спиной не было. Там теперь продолжалась деревня. И по всей этой деревне к Тимке ползли калеки — с обрубками рук и ног, остатками лиц, клочками волос. Эти существа (назвать их людьми не поворачивался язык) были коричнево-бурыми, покрытыми серой слизью. В несколько ярусов из них росли странные отростки, в которых ползали существа, отдаленно похожие на маленьких осьминогов.

— Дай! Дай! Дай! — единым хрипом стонали они. — Отдай свое сердце! Умри для нас!

— Во славу древних богов!

Тимка взвизгнул и обернулся еще раз. И увидел его — того мужика, который подошел к ним возле фонтана и отправил в это кафе.

— Радуйся, мальчик, — погнусил мужик. — Тебя ждет великая миссия! Ты накормишь древних богов! Они больше не могут питаться нами, потому что мы стары и немощны, а им нужна молодая теплая кровь! Из твоих кишок сплетут занавеску на алтарь! А каждый житель деревни возьмет по одной твоей кости в память о том, что древние боги сыты и наше время может двигаться дальше, а не раскручиваться назад!
 
Из уст Тимки рвался крик, но губы от шока не могли разомкнуться.

— Твои друзья указали на тебя! Они захотели, чтобы в вечности ты был с ними, чтобы в боли жертвоприношения вы остались вместе.

Тимка хотел бежать, но ноги не слушались его. Сердце тяжело бухало где-то в горле. Казалось, что из носа пошла кровь.

— Приступим же! — провозгласил мужик и принялся раздеваться. Он потянул себя за волосы, снимая чуждую человеческую шкуру как костюм. Ненужные больше глаза повисли на тонких нитках, зубы осыпались бусинками.

Теряя сознание, Тимка понадеялся, что спасительная темнота останется с ним до конца.

***

— А сейчас — новости! — бодро сказала ведущая.

Семен потянулся за пультом, но Клавдия Васильевна успела перехватить его руку.

— Мама, я вас умоляю, выключите, а? — попросила Катя. Ее красивое лицо сейчас было отекшим, опухшим от слез, а от голоса остался один скрип. — Зачем вы нас и себя мучаете?

— Вдруг что интересное скажут, — сурово парировала старушка. — А вы не можете смотреть — выходите.

— Она права, пойдем на кухню, — Семен взял жену за руку, помог подняться и, придерживая за талию, вывел из комнаты.

— Итак, сначала о страшном событии, всколыхнувшем наш город. Как известно, в понедельник пропал очередной подросток. Тимофей Соколов поехал покататься на велосипеде со своими друзьями и домой не вернулся. В результате организованных поисков Тимофей не был найден ни живым, ни мертвым. Зато у старого моста были обнаружены обезображенные останки Петра Васильева и Александра Неволжина, пропавших в феврале этого года. Напомню, мальчики вышли из школы вместе, с тех пор их никто больше не видел. Неофициальные источники в полиции сказали нам, что смерть детей была явно насильственной и крайне жестокой. У тел не хватает костей, внутренности отсутствуют. Если вы обладаете хоть какой-то информацией, которая может пролить свет на происходящее, просим вас обратиться в правоохранительные органы.

Клавдия Васильевна закрыла лицо передником и горько зарыдала.

***

Концерт закончился, и Таня вышла на улицу. Уже загорались первые фонари, и в их фиолетово-оранжевом свете падающий снег казался сказочным.

— Привет, Танюха!

Знакомый голос раздался совсем рядом — и девочка с удивлением узнала своего давнего друга Тимку.

— Привет! А что ты тут делаешь?

— Тебя жду, — подбоченился Тимка. — Соскучился, захотел увидеть.

— А что это ты пропал? — враз погрустнела Таня.

Тимка погрустнел тоже:

— Да, так, родаки разводиться решили, меня спихнули к бабушке, чтобы не мешал.

— О, — выдохнула Таня. — То-то они такие смурные ходят.
 
Из начинающейся метели к ним подошел мужчина — высокий, одетый в черное. Его тонкое, злое лицо наискось пересекал шрам.

— Кто это? — Таня почувствовала, что от страха у нее леденеют ноги.

— А, — спохватился Тимка, — это друг мамы, Константин Львович, преподаватель консерватории. Я когда рассказал, какая ты талантливая, он сразу захотел тебя увидеть.

— Да ну, глупости, — сказала Таня, краснея.

— Не хочешь ему сыграть? — предложил Тимка. — Думаю, он оценит.

— Да мне домой надо, родители ругаться будут, — погрустнела Таня.

— Да мы быстро, — успокоил ее Тимка. — Тут рядом дом заброшенный, думаю, там пристроимся. Поболтаем заодно!

— Только недолго, — попросила Таня.
 
И Тимка торжественно кивнул.