Отпуск в деревне

 Сентябрь 1974 года. Наконец-то дождался своего очередного отпуска.  Нынче мне подфартило. При составлении графика отпусков записался на сентябрь.
Так и утвердили.
 Сентябрь это лучшее время для отпуска, если ты решил его провести в деревне. Охота, рыбалка, грибы. Побродить с ружьишком по лесу, послушать пенье птиц, с высокой сопки полюбоваться панорамой родного края, в прозрачной речушке  понаблюдать за cтайками пескарей и гольянов - это наилучшее времяпровождение. Отдыхаешь от городской суеты и заряжаешься жизненной энергией у природы.
Да и бабушке надо помочь: напилить дров, выкопать картошку, подготовиться к зиме. После смерти деда ей тяжело. С дедом она жила - как у Христа за пазухой, завидовали соседские бабы.
Два часа на электричке, час в переполненном пазике. Остановка. Водитель объявляет:
-Покровское.
 Ну, здравствуй деревня. Здравствуй моя милая малая Родина. Я скучал по тебе.
С автобусной остановки просматривается вся центральная улица села. Вижу, у палисадника стоит бабушка и смотрит в мою сторону. Я прибавил шагу. Вижу её влажные глаза. Обнялись.
- А я вот стою, жду, когда автобус привезёт моего внука?
- Баб, откуда ты знала, что я нынче приеду? Я ведь тебе об этом не сообщал. Не было уверенности - подпишут мне отпуск или нет.
- Я ведь нутром чую, что ты сегодня приедешь. (Бабушка обманула меня - как потом сказали соседи, она каждый день выходила на дорогу к приходу автобуса). Как ты вышел из автобуса, я тебя сразу узнала по походке. Походка-то батина. Ну, пойдём в дом. Я окрошку приготовила  и сало с яйцами поджарила. Самогонку не гнала, но бутылочка очищенки имеется. Надолго ли?
- Недельки на две на три. Выкопаю картошку, заготовлю дрова к зиме.
- Во, во, а то дрова, как напилили вы с Толькой ещё на Первомайские праздники, так они и  лежат в лесу, наверно, уже вросли в траву. Всё привезти некогда. То трактор занят, то покос, то силос. Скоро уборочная, а там и зима не за горами.
- Не переживай баб, привезём. Сходи завтра к бригадиру, договорись насчёт трактора.
- Да я уж договорилась с Генкой Халиковым. Говорит, как свиснешь, бабусь, так я и примчусь.
Стемнело.
- Баб, постели мне. Завтра поутру хочу сбегать на рыбалку. Караси в озере не перевелись?
- Нет. Тут, намедни, Юрка Мясоедов таких лаптей наловил, что на сковородку не влазиют.

Будильник зазвонил в пять. Бабуси дома нет - уже занимается хозяйством. Быстро оделся, выпил кружку молока, накопал червей, взял снасти и на озеро. Часа за три наловил десятка  два крупных полукилограммовых карасей, не считая мелочи. К обеду я уже был дома.
- Пока ты рыбачил, я договорилась с Генкой на счёт дров. В часов пять обещал подъехать.
Около пяти затарахтел "Беларусь" с большой тележкой.
- Гена, верёвка есть?
- В Греции всё есть, поехали.
Через полчаса приехали на место.
- Вот и дрова, лежат себе, как на базе. У нас воровство не в почёте.
Берёзы, напиленные в размер тележки, лежали штабелем на траве.
Гена, здоровый тридцатипятилетний мужик, да и я не обделён силой, - мы быстро погрузили дрова, стянули борта тележки верёвкой и вперёд.
В семь часов мы уже дома. Дрова разгрузили у ворот. Бабушка вынесла авоську.
- Гена, возьми, тут пол литра московской, да баночка мёда ребятишкам, смотри не разлей.
- Спасибо бабусь. Гена сунул авоську в кабину трактора под спинку сидения.
- Ну а теперь ребята, пойдёмте в избу, выпьете чуток с устатку, да закусите, чем бог послал.
А бог послал бутылку водки, солёные огурцы, сковородку жареного сала с яйцами и сковородку жареных карасей.
 Налили по пол стакана. Бабуся подняла стакан.
- Ну, давайте ребята...
В это время в сенях послышались шорох и шаги. На пороге появился дядя Федя, муж дедовой сестры Матрёны.
- Ну и нюх же у тебя, Фёдор, не раньше ни позже, а вокурат к раздаче.
Дядя Федя усмехнулся, придвинул к столу табуретку и сел.
Бабушка поставила перед ним стакан. Я налил. Выпили.
- Эх, хорошо пошла, зараза, крякнул Гена.
- А мене она завсегда хорошо идеть.
- Спасибо ребята, всхлипнула бабушка, плохо без деда. Был бы дед живой, не было бы  у меня забот ни о дровах, ни о угле, ни о скотине.
Выпили по второй.
- А чё, ты мене, Кать не сказала, и я бы подмогнул.   
- Да куда уж тебе, Фёдор. Сам ведь без дров сидишь.
- Как это без дров. Цельных две поленницы подле амбара стоять.
- Так мало ж этого.
- Ничаво, подпилю ишо. Да Лёнька обещалси привесть.
Бабушка тоже любила выпить. Она отодвинула занавеску и выставила с полки на стол пятилитровую бутыль настойки.
 - А нукась, ребята, попробуйте моей черёмуховой настойки. Бабушка открыла пробку и перелила содержимое в большой чайник. А бутыль с мутным осадком поставила на место.
- Ловко ты это придумала, бабуся, из чайника наливать.
- Так это же удобно, Гена, - ни капельки не прольётся.
- Баб, мне не наливай. Хочу зайдти к Витьке Тараскину - договорится порыбачить бреднем.
- Ладно, внучёк, только выпей на дорожку, чтоб веселее было идти.
Я выпил и вышел на улицу.
Когда я вернулся, часа через два, мужиков уже не было. Чайник был пуст. Работал телевизор. Бабушка тихо посапывала на кровати.

Проснулся я от приятного запаха свежеиспечённого хлеба - бабушка пекла его в русской печи для себя и для бригады рабочих, посланных с завода в подшефный колхоз на уборочную. Лучший хлеб в деревне пекла бабушка.   Поэтому, колхозный бригадир Иван Галеев, это ответственное задание всегда поручал ей.
Приоткрылась дверь. Мне показалось, на цыпочках вошёл дядя Федя. Снял фуражку и нежным голосом пропел:
- Кать, ти ни ёсь у табе чё нидь кисьленького.
- Будешь простакишу?
- Нее, - ещё на пол тона выше пропел дядя Федя.
- Ну, тогда не знаю, что тебе и дать.
- Мене, Кать, чё нидь от головной боли.
- Пирамидону что ли?
- Нее, у табе вчерась на загнетке стояла баклашка с настойкой.
- Так вы же вчера её с Генкой Халиковым выглакали.
- Неужто всю?
- Всю. Вон на дне бутыли бурда, да ягоды остались.
- Кать, дайкась мене марли чуток. Тут можно нацедить, вокурат, на полное излечение  от головной боли - молвил дядя Федя уже бодрее.
- Может ложку тебе дать - похлебаешь?
- Нее, ложку не надо, а вот марля, чё на шестке лежит самый раз.
- Нет Федь, этой марлей я молоко после дойки процеживаю. На вот утирку, она не грязная, загаживай.
 Дядя Федя взял тряпку, аккуратно положил её на кружку и приступил к процессу процеживания содержимого бутыли. При этом он приостановил дыхание. Набралась целая кружка буро-коричневой пульпы. Дядя Федя вдохнул, выдохнул, крякнул и не отрываясь осушил кружку.
- Ну ланна, Кать,пойду я таперь, а то нада свинням мешонки дать, да курям посыпать.
- А Матрёна что?
- Лёнька вчерась её на мотоцикле увёз к сабе в Усть-Каменку - с ребятишками посидеть, а сам с Ниной в Тогучин на свадьбу уехал.
- А кто женится?
- Витька Кривоногов дочь свою Верку выдаёт за сына Васьки Пельменева - Валерку.
- Это который фуражиром на скотобазе работает?
- Да, он самый.
Дядя Федя надел фуражку и бодро зашагал к двери.
Я встал с кровати, оделся и вышел на улицу. Было тёплое солнечное утро.  Бабушка кормила свиней.
Интересно было наблюдать за их трапезой. Два шестимесячных кабанчика, громко чавкая, ели мешонку (отваренную в чугуне картошку, приправленную отрубями), каждый из своего таза. Они постоянно заглядывали в таз друг друга. И когда одному из   кабанчиков казалось, что у собрата в тазу больше мешонки, он отталкивал его и принимался, есть из этого таза. Второй кабанчик быстро переходил к освободившемуся тазу. Такая рокировка происходила несколько раз, до полного поедания мешонки.
- Счас, я этих аглоедов накормлю, и будем завтракать.
- Баб, ты не суетись, я выпью кружку молока с хлебом, да возьмусь за дрова.  Да, а где бензопила?
- Посмотри в кладовке, там и бензин в канистре должен быть. На той неделе я давала пилу Яшке Трунькову, так он вернул её с полной канистрой бензина.
Пила "Дружба" была в хорошем состоянии. Работал я без передыха и к вечеру все дрова были попилены на чурки.
На следующее утро я приступил к колке чурок. Колоть дрова я любил. Махая колуном, выплёскивая из себя силу и удаль, чувствуешь себя настоящим русским мужиком.
Закончив дела по хозяйству, бабушка стала складывать колотые дрова в поленницу. Появились и помощники - двое соседских ребятишек Паша и Юра Мясоедовы подключились к возведению поленницы, которая стала расти прямо на глазах.
К вечеру следующего дня с дровами было покончено.
- Ну вот, теперь мне зима не страшна. А чтобы дрова хорошо горели это дело надо обмыть. Я тут между делом, Пашку Мясоедова в сельпо посылала, так он две бутылочки "московской" принёс. Давай я тебе на руки полью, сполоснись и в дом, я там уже всё приготовила.
На столе стояла бутылка водки, три гранёных стакана, солёные огурцы, а из чугунка исходил аромат молодого петушка, тушёного в русской печи.
- Баб, а что на столе стоят три стакана?
- Так Федька придёт.
- А ты что, его пригласила?
- Он и без приглашения явится. Фёдор выпивку за версту чует.
Бабушка выглянула в окно, - дядя Федя осматривал поленницу дров.
- Ну вот, и Фёдор нарисовался. Выпей пока он не заявился.
- Ладно, баб, давай подождём.
Я налил в три стакана.
- Быстро вы с дровами управились
- Управились бы ещё быстрее, если б ты помог.
- Кать, дык Мотьку только сённи Лёнька привёз. Пока то да сё, ну думаю, пойду подмогну сватье, а вы уже усё закончили.
- Нет Федь, ещё не закончили. Вот когда эту бутылку осушим, тогда и поставим крест на дровах. Ну, ребята, выпьем за окончание работ и чтобы дрова эти хорошо горели в печи.
- Владик, а чё ты завтри собралси делать?
- Хочу, дядя Федя, сходить на охоту.
- Лёнька мой говорить в Камарихиной согоре, аж два или три выводка летають. Пойдёшь, возьми с собой мою собаку. Зовут Винап. Хороший кобелёк.
 - А будет ли он меня слушатся?
- Будет, не сомливайси. Бросишь ему хлеба кусок, он за тобой и побежить.
- Спасибо, дядя Федя, обязательно утром зайду.

Утром перекусил, надел ветровку, патронташ. В рюкзак, предназначенный под дичь, положил немного провизии и воды. На плечо пристроил ружьё, дедово наследство, - "Зауэр" 16-ого калибра и отправился в лес. По пути зашёл к дяде Феде за собакой. 
Во дворе тётя Мотя в корыте сечкой рубила лебеду для подкормки свиньям.  Подле неё, виляя хвостом, крутился крупный "дворянин"-  Винап. Поздоровались.
- Тётя Мотя, а где дядя Федя?
- В погребе он, за картошкой полез свиньям, сычас вылезет.
Вскоре, кряхтя и отдуваясь, из погреба показался дядя Федя.
- Ить вот так кажный день, как проклятый, по три ведра достаю этим упырям на пропастишшу, - отряхиваясь, жаловался он.
- Винап, - хлопнув себя по колену, позвал собаку дядя Федя.
Кобель в три прыжка оказался подле нас. Я бросил ему кусок хлеба, который он ловко поймал. Бросил другой - результат тот же.
- Вот таперь он пойдёть с тобой хоть куды. Хоть в Камарихину согорь, хоть на моховое болото.
Я вышел за ворота. Винап перемахнув через изгородь, мимо меня галопом рванул в сторону леса.
- Возвращайси с добычей, - крикнула мне в след тётя Мотя.
От деревни до Камарихиной согори было километра три. Через полчаса мы были на месте. Винап бежал впереди меня метров на 100 - 150.
 Как ни старался я приблизить его к себе, - он меня не слушался.
 Вот он поднял табунок серых куропаток, но стрелять было далеко. Через некоторое время он поднял другой выводок, и опять было не убойное расстояние. Собака оказалась совершенно не натасканная - непригодная к охоте. Я рассердился на собаку и очень сожалел, что доверился дяде Феде.
- Винап, иди домой.
Домой идти кобель не хотел. Даже выстрел над головой на него не произвёл впечатления.  Винап продолжал бежать далеко впереди, отпугивая от меня всякую живность.  Один раз всё же мне повезло. Выгнанная собакой тетёрка по дуге полетела в мою сторону.
Выстрел был удачным.
Подстреленную птицу схватил Винап. Он посчитал её своей добычей и не собирался мне её отдавать. Лишь, после того как я предложил ему кусок Краковской колбасы, он согласился на предложенный обмен. Далее Винап продолжал своё подлое дело по отпугиванию от меня дичи, а на предложение вернуться домой категорически возражал.
Охота не заладилась, и я был вынужден повернуть домой с одинокой тетёркой в большом рюкзаке.
Не доходя до деревни, находился ток с зерносушилкой, подготовленный к скорому приёму урожая. Ждала этого урожая и армада диких голубей, оккупировавшая крышу тока.
 Я выстрелил дуплетом по голубям. С крыши свалилось около дюжины птиц. Одного голубя успел ухватить Винап и в зубах с ним убежал в придорожный кустарник. Остальных я положил в рюкзак.
- Ну и что ты там настрелял? - встретила меня, слегка подвыпившая бабушка.
- Вот посмотри, - вытряхивая из рюкзака птиц, бодро ответил я.
Увидев голубей, бабушка изменилась в лице.
- Владька, что же ты наделал, кого это ты подстрелил? Ведь это же голуби - птицы мира  и дружбы.
- Баб, это дикие голуби - дичь, настоящий деликатес.
- Пойми, голубь - божья птица.
- Баб, посмотри - какие они нажористые.
- Ты глянь, божьи птицы, умирая, прямо как люди, лапки складывают на груди.
- Бабусь, ты, вроде как, немного не в себе.
- Есть за мной такой грешок. Тут Таська Бздюлёва приходила, дрожжи принесла, ей как-то заказывала. Я её, как водится, угостила ну и сама чуток пригубила.
Избавляя бабушку от богохульства, всех голубей и тетёрку я ощипал, опалил и разделал. Получилась большая горка птичьего мяса.
Когда на большой сковороде я поджарил с приправами несколько птиц и предложил отведать голубятины бабушке, она сначала наотрез отказалась, но после выпитых сто грамм решилась. И это жарево пришлось ей по вкусу.
- Ещё внучок нам с тобой предстоит выполнить две важные работы - выкопать картошку и выгнать самогонку.
- А не рано ли её копать. Погода стоит тёплая - картошка с каждым днём, сейчас, наливается, укрупняется. Да и ботва ещё зелёная.
- Картошку я подкапывала, выросла уже, а начинать копать её надо сейчас, как раз потому, что стоит хорошая погода, а то пойдут дожди - будем в огороде грязь месить, да и картошка будет мокрая и грязная. А такая картошка плохо хранится - к весне может загнить.
После смерти деда бабушка засаживала только половину огорода, это около двадцати пяти соток. Основными поедателями картофеля были два кабанчика, съедавшие три ведра ежедневно.
- Баб, по твоим потребностям тебе достаточно садить одну сотку, а если ты хочешь выращенную картошку превратить в мясо, то выгоднее выкопанную картошку сдать заготовителю, а на вырученные деньги можно купить целиком свинью. Тебе ведь уже за семьдесят. Зачем тебе эти хлопоты. Из-за этих проглотов, которых надо кормить дважды в день, ты не можешь, лишний раз, приехать к нам в город погостить. Как надела на себя хомут, больше полвека назад, так и не снимешь его никак.
- Так-то оно так, но я себя уважать перестану - нельзя жить в деревне и не держать скотину. Своё молочко, своё сало, яйца - всегда вкуснее купленных. Так что в ноябре этих заколем, а перед пасхой опять куплю на откорм двух боровков.
 Я конечно понимал, что держала поросят она для того, чтобы показать всем родственникам свою полезность. После забоя она отделяла нам половину свиньи, не купленной от которой могли отказаться, а своей, ею выкормленной. Я не иждивенка, а напротив, я помогаю детям и внукам.

Утро, в доме тихо. Оделся, вышел во двор. Из открытых дверей бани исходит аромат свежевыгнанного первача.
 - Процесс идёт?
- Давно. Вон уже две трёхлитровки нагнала, ещё одну выгоню и хватит. С фляги барды выходит вокурат девять литров самогона. Дальше гнать - портить самогон. Там уже бежит сивушная вода. Вместо градусов одна вонь. А этот у меня огнём горит.
- Что-то давно дяди Феди не было.
- Как же, только что ушёл. Просил. Не налила. Говорю, наточишь лопаты тогда и приходи.
Скрипнула калитка, дядя Федя с тремя лопатами вошёл во двор. Поздоровались.
- Во Кать, поглянь на лопаты, вострые, как бритва.
- На полке мыло лежит, намыливайся да брейся.
- Ланна, Кать, налей-ка мене чуток глынуть, а то идти надо комбайн ремонтировать.
Бабушка налила пол стакана тёплого самогона.
- Погоди, я счас из дома огурчик принесу.
- Не суетись Кать, солёненький огурчик завсегда при мене имеется.
И дядя Федя достал из кармана что-то серое сморщенное, совершенно не похожее на огурец. Громко выдохнув из себя воздух, дядя Федя, одним глотком, вылил содержимое стакана внутрь. Откусив часть, так называемого, огурца - остальное он бережно положил в карман.
- Ну, ланна, пойду я таперь.
- Иди с богом Федя, иди.
Я взял лопату.
- Баб, орудие труда при мне, я на земляные работы в огород.
- Ступай, милок. Я как управлюсь тоже подойду. А там Витька Морозов да Мясоедовы ребята должны к тебе в помощь подойти, я с ними договорилась.
 Урожай картошки был отменный. Три дня ушло на уборку огорода. Мелочь отложили для текущего потребления свиньям, остальное высыпали в подполье и погреб.   
Работа на крестьянском подворье всегда есть. Где-то изгородь подправить, в пригоне почистить, что-то прибить; копать, садить, полоть, косить и т д, и т п. Поэтому мой отпуск всегда сочетал приятное с полезным. А что я не мог или не успевал сделать, любую работу по просьбе бабушки выполняли соседи - дети за конфеты, взрослые за самогон. Деньги брать, за помощь односельчанам,  в те времена было не принято.

С тех пор прошло около сорока лет. В Покровском бываю редко. Родных там не осталось. Как говорится, "иных уж нет, а те далече".
Больно смотреть на когда-то процветающее село. Разруху и запустение села оставил после себя прокатившийся по стране перестроечный каток. Почерневшие, покосившиеся избы, развалившийся клуб, заросшая бурьяном колхозная ферма. На давно не паханых полях выросли густые берёзовые колки. Над деревней не кружатся стаи голубей, а крестьяне вымерли, как мамонты. Современных жителей деревни крестьянами назвать нельзя. Они не сеют, не пашут, не занимаются животноводством. Их основной промысел - собирательство.
Собранные дары природы: грибы, ягоды, папоротники, лекарственные травы и коренья они продают у обочин дорог проезжающим. Выручка идёт, в основном, на приобретение спиртного. Самые "успешные" жители Покровского - пенсионеры, имеющие, по нынешним сельским меркам, гарантированные государством приличные доходы.