Последний день детства

В учительскую я заходил лишь для того, чтобы взять журнал. Если не успею вовремя ретироваться, то все мои коллеги сразу же набросятся на меня с претензиями:
- А ваш Дерябин… - А Ваш Петрушин… Примите же в конце концов какие-то меры!

Тон у коллег при этом такой, будто я своих второгодников родил и до седьмого класса воспитывал. Так и хочется выпалить в ответ: «Мой Петрушин?! Мой Дерябин?! У них родители есть! К тому же не я их учил, а вы!». Слова эти крутятся в мозгу, но с языка сорваться не могут. Молчу как рыба об лёд. Я сам в этой школе когда-то был учеником. С коллегами я не на равных. Те, кто меня учили, ушли на пенсию, те, кто остались, теперь поучают, они старше. Старших положено уважать.

Класс доверили мне очень трудный. Время от времени мне приходится за своих пацанов краснеть, бледнеть и объясняться на заседаниях административной комиссии. Все семеро курят, неоднократно пробовали спиртное, могли выкинуть какие-нибудь фортеля, которые нормальному ученику никогда в ум не придут.

Одной тёмной ночью пацаны выворотили на кладбище кресты, один крест утащили в дальний переулок и подпёрли им дверь у бабки Воронихи. Я тогда сильно обижен был на нашего участкового милиционера Ковалёва. Арестовал он после уроков Витьку Петрушина и увёз на милицейском мотоцикле в сельсовет. Иду домой по Средней улице, вижу оба едут обратно. Ковалёв за рулём, Витька в коляске с могильным крестом. Обнял крест, цветёт как майская роза.

Сильно поругался я тогда с нашим Анискиным. Так прозвали в селе Ковалёва. Непревзойдённый был следователь, да и как психолог он мог любому коллеге дать фору, а тут такой прокол:
- Александр Васильевич, ты вообще соображаешь, что ты натворил?! Везёшь его как героя. Он на виду у всего села на своём горбу должен был тащить этот крест, понимаешь? Не до смеху бы ему тогда было.

Дерябина учителя вообще задолбили. Не представляю, как можно было испортить такого умного парнишку. Чуть что сразу тащат его к директору, директор уже устал от таких встреч и сказал, чтоб сами разбирались.  Стали заводить парня на разборки в учительскую. Если дело дошло до конфликта, то воюй с подростком сам, почему надо на него набрасываться всей толпой, да ещё на своей территории. Это же нечестно, взять врага в плен и над пленным измываться. Да, да, врага. Генка Дерябин был врагом всех учителей.

Из Генки учителя восемь лет лепили личность по утверждённому воспитательному плану. План утверждал директор школы. Дело почему-то пошло косо. Не по плану пошло. Учителя считали, что вылепить личность из Дерябина не получилась и от него надо бы как-нибудь избавиться. Странная позиция. Это слесарь может от испорченной детали избавиться. Выбросит в металлолом, возьмёт другую железяку и начнёт её обтачивать. Генка Дерябин не железяка. С ним такой номер не пройдёт. Выгнать его из школы нельзя, отправить в детскую колонию сложно, приходится дальше возиться и это всех учителей раздражает.

Разбираться с Генкой трудно. С Генкой лучше не связываться. На студенческих КВН-ах я был бессменным капитаном команды. Мы ни разу не проигрывали. На всём факультете меня никто ни разу не срезал. Генка Дерябин срезал.
- Гена, проснись! Урок уже начался.
- Я не сплю, я думаю, Фёдор Борисович!
- О чём думаешь, Гена? О яйцах страуса?

Весь класс заржал. С чувством легко доставшейся победы над никчёмным противником сажусь за учительский стол, открываю классный журнал. Вдруг тишина. Генку никто не побеждал в таких перебранках, а тут на тебе, поражение.

Как бы не так. Все ждут что скажет Дерябин. Он сидит, прищурившись и на побеждённого не походит:
- Чё легши стало?
Счёт был 2:2 и я решил не рисковать. Предложил мировую. История с яйцами страуса была всему классу известна. На уроке биологии у них была тема про птиц. Самые большие яйца у страуса – аж тридцать сантиметров. Генка прервал учительницу и громко на весь класс заявил, что у Петрушина они больше.

Учительница Генкин талант импровизатора-юмориста по достоинству не оценила и потащила его в учительскую. Я зашёл туда на большой перемене, чтобы взять другой классный журнал. Вижу Генку Дерябина стоящего перед разъярённой женской частью нашего учительского коллектива. Пришлось задержаться.

Генка изо всех сил изображает раскаяние. В нём пропадал талант артиста. Он хорошо владел не только мимикой, но телом. Голова висит каким-то неестественным образом прямо на груди. Видимо, при каждом взрыве учительского негодования он опускал её всё ниже и ниже.  Генка мог отвести за спину свои руки и коснуться локтями. Этот удивительный трюк уже никого не удивлял. Теперь вот свесил свою бедную головушку. Ещё чуть-чуть и будет ниже плеч.

Следом за мной зашёл мой тёзка, военрук Фёдор Фёдорыч. Он зычным басом попросил женщин ввести нас в курс дела. Галина, наша донельзя возмущённая учительница биологии поведала в деталях сногсшибательную историю про яйца страуса и дала своё резюме:
- В тюрьму его и не выпускать оттуда!

Тёзке вдруг стало некогда вникать в яичные дела, он спешно ретировался и бочком, бочком вышел из учительской в фойе. Я вслед за ним. Отошли подальше от двери, стукнули друг друга по плечу и попытались сдержать приступы хохота.

Чтобы отправить Генку в тюрьму нужны очень веские основания. Считалось, что таковых очень много накопилось. Завуч школы Фадей Петрович собрал по этому поводу всех на педсовет и объяснил процедуру перевода учеников в специальную школу. Она оказалась такой сложной и нудной, что всем вдруг расхотелось этим заниматься.

Ко мне в класс направили новенькую. В табеле у этой девочки одни пятёрки. Круглая отличница. Таковых в моём классе нет и никогда не было. Понятия никакого не имею как себя вести с круглыми отличницами. Каково ей будет, этой новенькой, в моём трудном классе. Как раз контрольную запланировал. Посмотрим, какая она круглая. Звонок на урок. Завожу новенькую в класс. Знакомлю:

- Здравствуйте! Садитесь. Это Алёна Королёва. Она будет учиться в нашем классе. Теперь у нас будет две Алёнки. Алёна Огнёва и Алёна Королёва.

В классе восемь свободных мест. Вообще-то всего лишь одно. Семеро в класс ещё не зашли. Курят в дощатом туалете. Он стоит во дворе возле школьной теплицы.
Предлагаю новенькой сесть в первом ряду рядом с Людкой Воронцовой. С ней никто не хочет сидеть. Язва. Умеет передразнивать. У неё это классно получается, но восторгов ни у кого не вызывает. Я лично стараюсь не нарываться.

Стук в дверь. Один за другим заходят в класс мои бандиты. Урок не начинаю. Жду, когда зайдёт последний. Все семеро выстроились у двери и вдоль стены. Резко запахло никотином и немытым туалетом. К этой картине и к особому аромату уже все привыкли. Новенькой это внове. Она изумлённо смотрит на меня. В её глазах немой вопрос: «Караул! Куда я попала?! И это Ваш класс?!»

Ну да, это мой класс. Стоят, сапоги донизу завёрнуты, вонища… Было бы лучше, конечно, если бы пацаны курили за углом, а не в туалете. Было бы здорово, если б они вообще не курили… И так каждый день.

Раздаю тетради для контрольных работ. Посередине на доске, по коричневому линолеуму мелом провёл черту. Слева первый вариант, справа второй. Исписал всю доску примерами и задачами. Поставил точку. Сел за стол. Заполнил классный журнал. Тишина. Необычная даже для контрольной работы тишина. На контрольной всегда тихо, но тут необычно тихо. Ни звука. Такое чувство, будто всем, и пацанам, и девчонкам и мне в том числе, неловко перед новенькой.

Новенькая откинулась на спинку стула, раскрепощённо скрестила на груди свои руки и с интересом разглядывает весь наш класс. Вид как у инспектора районо. В студенчестве была у меня такая идея. Направить в школу в качестве эксперимента однокурсницу Мусю. Отправить не как практикантку, а как ученицу седьмого класса. Эта хрупкая стройная девушка вполне могла сойти за подростка. Дать бы ей задание вернуться со своей взрослой умной головой в глупое детство и изучить его изнутри, а не дурацким анкетированием… Новенькая на взрослую не похожа. Вернее, похожа, но таковой явно не является.

- Алёна, что случилось? Вы это ещё не проходили?
- Проходили
- И в чём же дело?
- Я всё решила.
Весь класс обомлел. Я тоже. Подхожу. Взял тетрадь. Ни одной ошибки. Ни одной помарки. Контрольную сделала за пять минут. Обалдеть!
- Внизу библиотека открыта. Если хочешь…
- Можно, я тут посижу?
- Как хочешь.

Достала из портфеля книжку. Джек Лондон. «Белый клык». Сидит, как ни в чём не бывало, будто сто лет тут сидела и знает нас всех как облупленных.
Королёва вела себя как королева. По всем предметам пятёрки. Максимум успеха, минимум усилий. Отличниц вообще-то не любят, но ей всё сходило с рук. Невзрачная на вид девчонка за пару дней свела с ума всех моих пацанов. Всё, что она делала, всё, что говорила, воспринималось ими как вершина мудрости, как пик красоты и изящества. Новенькая всех притягивала к себе как магнитом.

У Алёнки был большой выбор. Выбор пал на Вовку Орлова. Вовка провожал её под ручку из кино до дома. Мальчишки ревностно наблюдали за парой издалека. Делали вид, что это их не касается, но внутри сердечко у каждого ёкало. Сильней всех страдал Генка Дерябин. Умный пацан. Не знаю зачем его оставили на третий год.

Генка был тот ещё парень. В своей школьной жизни он успел попробовать не только пиво, сивуху и «Солнцедар», уж кто-кто, а Генка-то знал, чем кончаются такие вот хождения под ручку. Он приходил в ужас при одной мысли, что Вовка может с Алёнкой что-нибудь сотворить. Ревность душила, аж дышать нечем. Генка плёлся за ними как Шерлок Холмс на почтительном расстоянии и был при этом предельно бдительным.

Не любил я писать воспитательные планы. Ненавидел я эту писанину до рвоты. Хотя, надо сказать, планировал постоянно. Даже во сне. Однажды пала в ум сумасшедшая идея. Надо попросить помощи у новенькой Алёнки. Свой идеей поделился с ней на другой день после уроков:

- Алёна, ты заметила, что все мальчишки без ума от тебя?
- Да, я вижу, но я тут не при чём.
- Тебе нравится, что наши мальчишки курят?
- Нет.
- Давай их отучим.
- Как?
- Я вас завтра рассажу. Ты будешь сидеть с Толей Рогачёвым. Если он бросит, то все бросят. Намекни ему, что он отличный парень, только тебе не нравится, что он курит.
- А если я в роль войду?
- Я ж тебе дело предлагаю...

На другой день всех рассадил. Курильщики ещё в туалете, не надышались там никотином и пришли после того как все уже сидели на других местах. Рогачёв сел на своё место за свою первую парту и, куражась, громко выдохнул. Он всегда так делал. Парень даже не заметил, что рядом с ним сидит не та Алёнка. Не Огнёва, а Королёва.

Королева хлопнула своими чёрными ресницами, ослепила Толика гипнотическим взглядом, потом нахмурилась, помахала перед лицом своей ладошкой и нежно, с лёгкой укоризной проворковала:
- Толик, ты бы не курил!
У Рогачёва челюсть отпала, глаза округлились. Он испугался и обрадовался одновременно. Каждый день сидеть рядом с ней, с королевой. Ради этого можно и не курить.

В тот же день на большой перемене Толик в туалете при всех выбросил в очко пачку примы. Все, кто это видел, забыли зачем туда пришли. Толик заявил, что ему это запросто, а вот им, слабакам, это не под силу. Они не смогут бросить своё курево в очко, а он, Толик Рогачёв, может. Вслед за той примой полетели в дерьмо недокуренные сигареты.

Вся школа стала свидетелем чуда - мои охломоны бросили курить. Родители, учителя, участковый врач и милиция годами добивались от них благоразумия, уговаривали, стращали, но всё было напрасно, а тут всего лишь один миг. Стоило Алёнке Королёвой всего лишь моргнуть своим глазками и попросить, чтобы Толик не курил, как все сигареты полетели в очко. Мои второгодники запретили куревом портить воздух в туалете и били по морде всех, кто это правило нарушал. Доставалось даже тем, кто был постарше и ростом выше.

Пацаны не курили целых полгода. Всё рухнуло после Восьмого Марта. У Наденьки Лексиной этот праздник совпал с днём рождения. Надькины родители, чтоб не мешать детскому празднику, справляли Международный женский день на другом краю села. Наденька пригласила одноклассников. Пришло человек десять. Толик Рогачёв не пошёл. Генка тоже не рискнул заходить в дом Лексиных. На гулянке королева сядет рядом с Орловым, а не с ним. Это ж козе понятно. Лучше наблюдать за событиями со стороны.

С крутого берега реки вся улица видна как на ладони. Пили до кино и после. Вся компания вышла во двор. Кому-то было очень хорошо, кому-то очень плохо. Алёнка Королёва, не осилив тяжести зелёного змия, повисла на пряслах возле сарая. Её стошнило. Именинница вынесла из дома полотенце и двухлитровую банку с водой. Она видела, как мать отваживалась с отцом. Промыть надо желудок, если хочешь спастись от алкогольного отравления. Желудок Алёнке промыли. Ей полегчало, и она заснула на руках у Орлова.

Хозяйка дома предложила Вовке увести Алёнку домой. Увести не получилось, и Орлов понёс Алёнку домой на руках. Толик с Максимом наблюдали всю эту картину с берега реки с зубной болью в сердце. Максим был в классе старше всех, но ростом не вышел. Орлову он в пуп дышал. Толик на кулаках был сильней Орлова, но унести Алёнку домой на руках он бы тоже не смог. Орлову же эта тяжесть по фиг. Несёт как пушинку. Луна светит. Ледышки под ногами хрустят. Сердце ноет. Прям как в кино.

На следующий день Толик с Генкой сдали королеву. По форме как будто ненароком, но по содержанию они реально предали её.

Всё произошло очень просто:
- Фёдор Борисыч, если б Королёва напилась, ей бы ничего не было.
- ??
-Да, да. Сразу бы в сельсовет и штраф.
- С чего Вы взяли?! Я ко всем одинаково отношусь
- Да ла-а-адно…

Конечно, тут была и обида, и ревность, но была и месть. Я знал своих пацанов как облупленных, но они меня тоже знали, как облупленного, не зря мне кличку такую прилепили – Колун. Рублю всегда с плеча. Зову к себе простушку Наденьку:
- Наденька, вы вчера водку пили или вино?
- Нет, Фёдор Борисович, мы только вино.

Пацаны загнали меня в тупик. Кумиру грозит суд. Потащу в сельсовет вместе с мамой и с папой. Родители заплатят тридцать рублей штрафа и Королёва перестанет быть королевой. Пацаны ходят вокруг меня кругами и умоляют не затевать никакого дела. Я стою на своём. Долго искали консенсус и нашли его.

Обе стороны согласились вместо административного суда провести суд товарищеский. Это решение привело к очень крупной педагогической катастрофе. Крупней катастрофы в моей учительской жизни не было.

Выступали истерзанные безответной любовью мальчишки, выступали обиженные и обойдённые вниманием девчонки. Говорили о том, о чём все полгода молчали. Тайное стало явным. Самое прекрасное на свете - это прикосновение к тайне. Тайна исчезла, а вместе с ней всё то прекрасное, от которого у всех мальчишек замирало сердце. Алёнка сидела вся в слезах и с укором смотрела на меня.

На следующий день на мой урок опоздали все охломоны. Все семеро. Занесли в класс противный запах прокуренного нечищеного туалета. Весь класс успел за полгода забыть этот противный запах. Пацаны зашли все враз и тихо встали рядочком у двери и вдоль стены. У каждого взгляд в никуда. Им сто лет уже не нужна была эта махра.

В Алёнкиных глазах я увидел всё тот же немой укор. С её ресниц скатилась слеза и шлёпнулась на парту. За окном в синем небе взлетел из-за Катуни Як-40. Эта была последняя весна в детстве учеников моего класса.