Мутант

     – Давай честно, ты мутант?

     Тихон сидит на краю тихого местечка Питерской набережной с бельевой верёвкой, обмотанной вокруг запястья. На другом конце верёвки привязан булыжник размером чуть больше половины ящика из-под пива. Место в четыре утра довольно безлюдное: всего два бомжа спят в обнимку возле стены метрах в десяти, невидимая ему парочка о чём-то спорит, и он – Тихон. Тихона никто не видит: спрятался он хорошо – у самой кромки воды на маленькой лесенке.

     В тусклом свете фонарей Тихон горестно разглядывает над водой женскую голову с прилипшими к белому лбу мокрыми волосами. Голова торчит из воды совсем недалеко от нижней ступеньки лестницы.

     – Или тоже утопиться решила, да не получается?

     В паре метров от головы из воды бесшумно выскальзывает большой хвост – на его мокрой чешуйчатой поверхности тут же мелко заиграли отблески фонаря.

     – Мутант, – вздохнул Тихон. – И откуда вас таких?

     Девушка пожала плечами.

     – Ты хоть разговаривать умеешь?

     Голова кивнула, открыла рот и что-то пробулькала. Тихон от отвращения сплюнул.

     – Вот и моя такая. Целый день только и булькает и булькает. Сегодня… Точнее, вчера с утра встала и пробулькала как сквозь жвачку что-то. Потом скрылась в ванной на два часа, и тоже там что-то булькала. Вылезла оттуда, на тебя вот похожа: волосы мокрые, прилипли ко лбу, на пол капает. Я поскользнулся. А она подбежала ко мне, поднимает, и опять что-то булькает – полный рот зелёной жижи для зубов. Тьфу, аж противно. И поговорить не с кем. В потом весь день по телефону булькает, булькает… Утоплюсь.

     Хвост без единого всплеска исчез. Девушка подплыла ближе и наполовину высунулась из воды. Мокрые волосы облепили весь её слепяще белый на фоне чёрной воды торс. Она протянула руку, погладила Тихона по щеке. Рука её оказалась холодной, но мягкой – будто мокрой губкой для мытья посуды провели.

     Тихон вяло дёрнулся, но с места не сдвинулся.

     – Эх, моя бы так. Хрен с ним, булькает, так хоть приласкала бы…

     Девушка убрала прядь со лба и огляделась по сторонам. Где-то вдалеке послышались голоса. В одно мгновение она оказалась под самой стеной, где её кроме Тихона никто не увидит. Поверхность воды колыхнулась парой кругов и замерла.

     Голоса приближались. Тихон с трудом подгрёб булыжник к себе поближе и прислушался – топиться публично не хотелось. Голоса – мужской и женский – раздавались уже практически над головой. Женский прошипел:

     – Знал бы ты, как меня порой бесишь! Иногда хочется взять уже сковороду и съездить по черепу! Ни на что не годишься! И как я с тобой живу?!

     Парень попытался слабо вякнуть, но тут же был забит частоколом фраз подруги, которая без устали перемалывала подробности их сегодняшней ночи – возникло ощущение, что где-то над головой транслируют мыльный сериал. Через пару минут парочка затихла где-то в переулке.

     Девушка вернулась к лесенке. Тихон торжествующе ткнул пальцем вверх.

     – Слышала?! И моя так… Точно утоплюсь.

     Он горестно вгляделся в воду, туда, где падал свет фонаря. На него из воды смотрела мутная морда кампучийского гиббона: брови и виски уже седеют, глаза грустные, рябая щетина по всей роже. В передаче про зверей такого же видел. Чёрная, подсвеченная на поверхности вода делала картинку ещё жутче.

     – Это разве я? – седеющие кусты бровей удивлённо вскинулись.

     Голова кивнула, развернулась и через мгновение исчезла под рябью воды.

     – Эй, ты куда?!

     Тихон рванулся за ней, но верёвка больно впилась в запястье.

     – Чёрт бы тебя побрал!

     Сдирая кожу с запястья и матерясь, Тихон попытался вырвать руку из верёвочного силка. Не вышло. Свободной рукой он упёрся в каменный край набережной. Перед ним в расходящихся кругах снова возникла голова.

     – Я думал, ты больше не придёшь, – выдохнул Тихон с облегчением. – Куда ходила… эээ… плавала?

     Гостья взяла в свою руку его запястье: под верёвкой сочилась кровь. Тихон от удовольствия зажмурился – на больно саднившую рану будто наложили прохладный компресс. Через пару секунд кровь остановилась, ранки с тихим треском начали затягиваться – Тихон заворожено наблюдал, как края ссадин мелко искрят.

     – Как это? – очнулся он, когда царапины совсем исчезли.

     Вместо ответа гостья сунула ему в ладонь небольшой осколок стекла. Зачем? Тихон неловко поднялся на затёкшие ноги и в свете фонаря разглядел обломок разбитого зеркала. На обрывке лица из осколка чернел синяк над левой бровью.

     – Ааа, это… – Тихон смущённо потёр лоб, – да я вчера со своей поругался и ушёл к ребятам в гараж… Подрались мы, в общем. А это убрать сможешь?

     Голова покачала головой.

     – Мда.

     Тихон осторожно потрогал синяк – больно. Вчера действительно переборщили: говорил же, не надо пиво с коньяком смешивать – не послушались! А это что? Он провёл пальцем по виску – стричься пора, седая волосня уже чуть не до подбородка висит. И побриться бы не мешало, а то всё недосуг как-то… Если б я такую рожу, да ещё пьяную, увидел в пять утра, я б этой роже ноги узлом завязал и заставил бы чечётку отбивать, а руки к ушам бы прикрутил. И из дома к бабаю на хрен бы выгнал, чтоб эта рожа порядочных людей не пугала. Хм… Моя, кажись, что-то такое и орала…

     – Слушай, – дёрнулся вдруг он к гостье.

     От неловкого движения правая нога его чиркнула по луже и со всей силы врезалась в камень. Тихон взвыл, а камень под давлением медленно пополз к воде. Размахивая руками, как взлетающий альбатрос, и превозмогая боль, Тихон пытался удержать равновесие. В последний момент чудом удалось устоять на одной ноге. Камень с шумом бултыхнулся в воду. Верёвка легко соскользнула с руки и исчезла в воде.

     Брызгами обдало русалку, но та даже не моргнула. Бомжи неподалёку пробурчали что-то матерное и затихли.

     Растирая ушибленную ногу, Тихон тихонько выругался, но через минуту забыл и о ноге, и о камне – гостья, развернувшись на пол оборота, начала медленно отдаляться.
 
     – Эй, ты куда?!

     В паре метров от её головы глянцевый в свете фонаря хвост сделал беззвучный широкий взмах. Ни единого всплеска, невольно восхитился Тихон. Холодная, но мягкая рука – Тихон запомнит это на всю жизнь – помахала ему. Хвост, а следом и вся гостья исчезли в тёмной воде.

     – А ты чего приплывала-то? – позвал Тихон с надеждой, вглядываясь в мерцающую жёлтыми отблесками рябь.
 
     По воде в ответ из одной точки разошлись два круга и беззвучно ушли в стену каменной набережной. Он снова присел на край.

     Через полчаса боль в ноге поутихла. Так никого не дождавшись, Тихон встал, пожал плечами и, обогнув просыпающихся бомжей, направился в сторону оживающего центра.