Zoom. Глава 30

07.08.2016. Я думал про Фреда, когда шел в подземке, еще перед самим отъездом, что здесь можно провести прямую аналогию между двумя мыслями, как в ней ты находишь родственную душу, и «кто однажды встретил свою любовь, никогда с ней не расстанется». Да, с ней можно физически расстаться, но это не значит, что любовь, как чувство, покинет. Уже не как объект любви и предмет обожания, а именно как чувство, любовь остается и будет пребывать и дальше. Никто не понимает этой мысли, как проекции образа человека на личные отношения, и ментальная близость сохранятся впоследствии. Как в фильме «Последствия любви» монтажник, работающий на высоте, знает, что его друг в это же время думает о нем. Так и люди наивно думают и полагают, что «с глаз долой, из сердца вон». Люди «любят друг друга на расстоянии», и это наполняет их жизнь содержанием, нетерпением ожидания предстоящей неминуемой встречи. Люди наедине со своим поселившимся чувством, прописавшимся глубоко внутри. Ведь когда влюблён или увлечён, жить с этим чувством много легче и проще, потому что ты уже априори позитивно заряжен. Я пишу, одновременно закручивая в один клубок мои мысли из общего потока про любовь, мое появление на свет, моих родителей, мои отношения с Женой и левыми, чужими и случайными людьми, попутчицами и знакомыми, проходящими (но не проходимцами), которые, не сказать, что хоть как-то влияют, даже опосредовано, на мою жизнь, но помогают глубже «зрить в корень», и сильнее разбираться с тем, что происходит со мной и вокруг.

Когда смотришь видео с Фредом в зрительном зале, сердце учащенно стучит и «частит». Уже запекает в груди,  которую ты удерживаешь в своей руке «для верности», чтобы контролировать  себя и сканировать, считывая реакцию, как относишься к ней. Когда смотришь на ее, тебя отбрасывает назад и сбивает с толка, с панталыку, с ног, как после удара маваши в «солнышко».

Когда Неясыть пришла в два часа ночи из ресторана, я не спал, бодрствовал, закрывал глаза на несколько минут, открывал и видел тусклый свет из начала вагона, вновь сидел с закрытыми глазами, когда так уставал писать, что от писанины даже немного начинала болеть рука, как от долгого переписывания конспекта. Все прямо как в песне «Ночь темна-темнехонька, всюду тишина» -которую я всегда переиначивал на «Грусть, печаль, кручинушка, всюду тишина». Я, как стражник или часовой на посту, все старательно ждал, что она придёт. В тусклом свете мне казалась бликами нарезка постановочных сцен из лаконичного черно-белого клипа The Cranberries «Linger»: «…You know I’m such a fool for you», которую я все время принимал за трогательные и заботливые поиски писаке любовницей еды «…You know I’m searching food for you», тогда как там в оригинале песни всего-то навсего: «such a fool for you»- «я твоя дуреха». Когда она пришла, учтиво извинилась, и села рядом, я, чтобы как-то отреагировать на ее появление, сказал: «Я не спал, вас ждал»- формальной отговоркой, ничего личного в это в тот момент не вкладывая. Я подумал, что, наверно, даже прозвучало как-то странно с моих уст, что я ее ждал два битых часа, когда она придёт, как будто я герой Аркадия Гайдара, которого мальчики в игре оставили за часового. Сомнительный комплимент и чрезмерно завышенные ожидания, как щедрый аванс и кредит доверия к тому, кого вовсе не знаешь. Я сказал, что думал, что она, как и все девушки, где-то подзаряжает телефон, или где-то заплутала, запуталась со своим местом, которое ей другие подсказывают, или моя внешность сразу не показалась ей запоминающейся, чтобы вспомнить, где она оставила вещи. Может, она нашла более удобное место, где свернуться калачиком, или доплатила и перешла в купе, или кого-то встретила особенного, сцепилась языками или даже, как мне когда-то удавалось, бляхами брючных поясов на вещевом рынке-толкучке, и уже лихорадочно строит планы на вечер.

Во мне взыграл резонерский интерес и чистое любопытство, сохранявшаяся интрига от желания пообщаться с собеседником, когда в голове пробегала куча мыслей целыми табунами, и я реально не спал от настигшей и разбившей меня бессонницы, после бесплодных попыток запрограммировать себя, когда не получалось уйти в себя, погрузиться в сон, и отключиться, вырубиться. Я просто сидел с закрытыми глазами, пытаясь выбрать удобную позицию, ерзал на месте, попеременно облокачиваясь то на один бок, то на другой, переваливаясь в периметре неудобного кресла, как прокрустова ложа, как желеобразный лизун. Когда она садится рядом и говорит: «Вы так увлечённо писали. Мне стало интересно»- я понял, что «средство сработало», оказалось действенным. Оттого, что так происходит, когда ты занимаешь место в купе или плацкарте, не надо сразу завязываться на знакомство и строить общение, не нужно торопить события, когда женщине платишь невниманием, ее это дразнит, будоражит, заводит и задевает хлеще чем, когда ты на нее набрасываешься сгоряча, как «с голодного края». Вредит делу. Она сама потом будет проявлять инициативу, когда с первых же минут ее тебе обозначать неуместно, обозначая тебя, как докучного. Она будет ерзать от нетерпения, что ее, такую красивую, сладкую и славную, игнорируют, предпочитая звонкам, интернету и своим делам, она вопрос поставит сама, ребром, дай ей только сделать свой ход. «Что вы пишете? Рассказы?»- спросила она. Я ведь не только провокативно писал, исключительно чтобы привлечь ее внимание или хотел ее чем-то удивить, мне было важно писать именно в таком взволнованном состоянии, ведь когда ты возбужден, от переживаний мыслишь иначе, поток сознания идет совсем по-другому, это не вдохновение, но рабочий ритм, самодисциплина писателя, про которую много писал Хемингуэй, которая дает нехилые увесистые плоды и положительные результаты. Мне самому сложно объяснить, что я пишу, что-то среднее между мемуарами и дневником, какие-то впечатления и наблюдения, размышления и воспоминания о прошлом, отраженные в моем настоящем. Всем собеседникам в поезде я по-разному отвечал на этот вопрос, исходя из возраста и типажа собеседника, но не потому, что хотел от этого выглядеть выигрышнее и привлекательнее, подстраиваясь под собеседника. Если сказать человеку, что о нем тоже напишешь, будет вести себя скованнее и сдержаннее, как заряженные частицы в эксперименте никогда не ведут себя в идеальных условиях, когда за ними наблюдают, в общении важна «чистота эксперимента» и «новая искренность», про которую так много говорит Андрей Малахов. «Танцуй, как будто за тобой никто не смотрит», даже если ты «бегемотик». Пиши, как будто тебя никто не будет проверять- начальство, цензор или редактор. Веди себя так естественно и непринужденно, как будто за тобой никто не следит. Поведение брутто.

Поэтому честно и открыто говорю: «Нет, не рассказы.  мне это тяжело сформулировать, что я пишу. Я пишу для брата, с которым должен встретиться через две недели в отпуске. Я должен ему написать, подготовить и передать многое из того, что он не помнит сам. Описание про бабушку, дедушку, прабабушку… Ему нужно знать, «откуда он?» «почему он?», ведь он много чего не знает. Поэтому я пишу о своем детстве, чтобы он научился всему через меня, чтобы он не сделал ошибок, чтобы он достиг всего много гораздо раньше, чем я, учитывая мой богатый наработанный практический опыт». Потом я много говорил ей про «комплекс отца», когда ты ответственный за всех в семье. Я по мере сил пытался научить его тем вещам, подсказать ему, потому что нас не научил отец, наивно полагая, что мы всего достигнем и поймем благодаря нашим талантам и способностям, в силу одаренности и от природы, поэтому можно все пускать на самотёк, не занимаясь детьми и не вмешиваясь в их дела. Я говорил, как меня успокаивал отдел опеки: «Вы такой положительный. Мы одобряем вашу кандидатуру. Мы дадим вам усыновить любого ребенка в регионе». А я в ответку говорил комиссии: «Мне не нужны все дети в регионе, мне нужен один мой собственный брат, за которого я чувствую ответственность, и готов за него поручиться! Дайте мне ребенка!».

Очень умно сказала Неясыть на мои слова, что сначала пишу в записную книжку, потом напечатываю на компе, и по мере напечатывания еще больше добавляю содержательного. Она просекла, что это «палитра» и «черновик» (откуда она все это знает, она же младше меня?!), и что очень важно, мысль должна вылежаться, отстояться, еще обрасти соками, и быть проверенной временем, чтобы потом отшлифовать, отчеканить и отлить ее в граните. Неясыть знала, для чего это устроено в творчестве, чему я не придавал значения, думая, что использую в транспорте и очередях просто самые быстрые и доступные средства, у которых не сядут батарейки, и для которых не нужно электричество и устойчивый бесперебойный доступ в Интернет.

Я сказал Неясыти, что нет «обратной связи» в творчестве, и она, как обязательный musthave наступает не мгновенно, надо уметь ждать, пока дозреют некоторые люди. До них поздно дойдет (если только дойдет). Имей терпение. Дай им шанс. Let it be. Просто «дай им время», просто не откажись от ожидания мгновенной обратной связи, как рефлекса или импульса, видя ее долгое отсутствие. Она все говорила, что в таком времени беспамятства и забытья, как живут среднестатистические обыватели, можно провести довольно много времени. Пролетела рабочая неделя, бухло и шашлыки, но это не моя и не ее парадигма.

Я спросил, за какой фильм тебе стыдно, что посмотрела. Она сказала, что фильм «Груз 200». Я сказал, что он просто тяжелый к восприятию, но не мерзкий. И я стал рекламировать книгу француза Пьера Гийота «Могила для 50 000 солдат», которую потому буду хвалить книголюбу Трошке, который признался, что поедет навестить родню, откуда его родственники старики не едут, потому что возрастные, и, несмотря на то, что снаряд попал в их огород. Ничего на них вразумляющее не действует -ни уговоры, никакое усложнение и усугубление текущей ситуации. И я подумал, что и количество жертв от конфликта, и эмоциональный накал от этой братоубийственной бойни не менее того ужаса, о котором писал лягушатник француз.

Я намеренно в дневнике совсем мало пишу про, что говорила Неясыть, стараюсь зафиксироваться только на ощущениях ее, как другой женщины, которая тебе родственная душа. Я думал, что такие люди помогут говорить свободно и непринужденно о своем раскрепощении, как освобождении. Есть же люди, с которыми ты воспринимаешь жизнь резче и отчётливее, просто по-другому воспринимаешь жизнь, живёшь жизнь, стараешься впитывать все ее яркие краски, изучая все, наслаждаясь каждым прожитым днем. Этому меня во многом научила болезнь тестя, глядя на то, как он пыжится, старается, делает над собой усилие, превозмогает боль и самого себя, делает шаг, едет куда-то без помощи и сопровождения, не останавливается, борется и преодолевает проблемы, связанные с личной мотивацией.

Просто наша встреча давала столько пищи для ума и впечатлений от общения, симпатии и расположенности друг к другу, как люди не местные, гости, приезжие или иностранцы, пытаются ориентировать по карте, спрашивают дорогу у других.  Также и мы- живой интерес, импульс, но и одновременное «ориентирование на местности», пытаясь приспособиться и «подобрать ключи» друг к другу. Но центральное место моего описания, конечно, сама Неясыть, как песня медленная, нежная. Неясыть в какой-то мере моя сестра, потому что примерно того же возраста, что и Брат. Мои родители собирались назвать, как ее, моего Брата, когда я придумал будущей девочке имя, как потом Буду! наречет Le roi. При встрече и знакомстве с Неясыть  я невольно подумал, что она и есть моя не родившаяся сестра, которую я встретил совершенно случайно, непроизвольно: «…И совершенно случайно/ Мы взяли билеты/ На соседние кресла/ На большой высоте…», как в песне «Сплина» «Мое сердце». Она родилась в другое время, в другом месте, у других родителей, но она от этого не перестала быть моей сестрой, «сестрой моей души», и как чудесно, что я ее встретил. И осколком в голове и эхом в ушах была фраза: «…Ровно тысячу лет мы просыпаемся вместе/ Даже если уснули в разных местах», что однажды кому-то послужило идеей для фильма «Восемь первых свиданий». И хоть в песне и фильме все про любовь- у нас будет про сердечную дружбу и родство душ.

Всегда к новому человеку подходишь со всей ответственностью и серьезностью, со всем уровнем накопленных знаний и опыта. И Неясыть в чем-то «реинкарнация» того же Фреда, девушки, которую я с ней сразу же стал обсуждать, рассказывая, как пишу рассказ и описываю сцену, когда веду повествование сразу от нескольких действующих лиц, одновременно, погружаясь в обстановку, как будто синхронизирую общие процессы. Я описываю Фреда со сторон и ракурсов всех смотрящих на нее лиц, дополняя мыслями ее самой, как я раньше собирался написать рассказ про мысли, которые одновременно роятся в головах у восьми гребцов в лодке, чем заняты их мозги. Я пишу, как она себя ведет и играет, плавно покачивая бедрами, как ей «к лицу» новое качество, как ее раскрепощает обстановка, как она открывает для себя новые грани, и эти грани уже видны и доступны не только ей, но и всем, без исключения. Я сказал Неясыти, что Фред в этой сцене моего описания мне была нужна для полного понимания Песец, первой любви моего друга, чтобы увидеть «одну сквозь (через) другую». И в то же время, говорю Неясыти, как другой женщине, уже третьей в последовательности из целой выстроенной цепочки, чтобы попытаться понять и через нее, в том числе, ту, первую, Песец и мысленно связать их трех воедино, накрепко в моих проекциях, наложив одну на другую. Песец с Фредом связаны артистичным образом последней в новогоднем корпоративе, а Фред и Неясыть, как мои попутчицы, раскрывают суть моих отношений с незнакомкой –областью стойкого интереса мужчины к женщине, через меня, как действующее лицо. Фред и Неясыть схожи моими впечатлениями и ожиданиями от знакомства с ними в дальнейшем общении, в потенциал которого я много вкладываю, подпитывая мои иллюзии и фантазии и радужные планы жаром, искренностью и нетерпением, но вскоре, увы, спущу на тормозах.

Я вижу, что Неясыть также, как и Фред, выкладывает свои фотки на аватарке, начиная со спины, и за год меняет четыре фотографии, по одной в календарный квартал, в одной из которых она уже обращается ко мне лицом. Так и получается, что она, как планета, ровно за один календарный  год делает ось обращения вокруг меня, как небесного светила. Для меня оборачивается, сначала со спины, потом погруженная в воду наполовину, до самого пояса, и потом далее, сначала еще в одежде, потом с расстегнутой сорочкой, но уже «Гюльчатай открывает личико». Прогресс неумолим, по эволюции и логике развития ее аватарок можно опередить движение ее интереса ко мне, в этом я сам принимаю ее сигналы, которые, как я понимаю, адресованы именно мне, и только мне лично и никому другому. Вижу, как все это плавно растет и медленно надвигается. Я парюсь нумерологией и какой-то игрой совпадения дат, как будто этим мне даются сигналы и знаки. Самое смешное, что я встречаю Фреда 06.07.2015, за два дня до Дня супружества, любви и верности, дня Петра и Февронии. При этом общаться с ней, как человеку жонатому и семейному, достаточно цинично, поскольку я, как в песне «Веселых ребят» «муж ваш редкий семьянин», и в то же время общаться также с Неясыть в сидячем вагоне 07.08.2016 тоже как-то «не комильфо», и продолжать общение в день свадьбы моих родителей 09.08.2016, даже когда их брак состоялся. Может, не совсем удался, тогда что принято считать за достижение? Несколько лет, проведенных в браке людьми –уже результат. Раз родились отличные дети- еще лучше. Я и брат - крутое достижение, так что можно всех поздравить с тем, что союз родителей был так продуктивен и эффективен, какие бы отношения не были у родителей между собой сейчас- мы берем самый главный результат- готовых «наследников престола».

Я хотел сказать ей, но не завершил мысль, и не договорил, потому что ее вырубило. Я не стал продолжать и развивать, потому что не хотел расстраивать Неясыть, не зная, как она воспримет эту мысль, что она мне также дана, как и это испытание. Про тех 12 пассажиров, которых я встретил в дороге за это лето, и буду встречать их до той поры, как в Дне сурка, и ровно настолько, чтобы перейти на другой этап и уровень, потому что все разворачивалось предо мной таким познавательным и поучительным полотном первого плана. Так и она должна была понимать, что то, о чем я пишу, и что с нами попутно происходит, то неразрывно взаимосвязано-описанное, задуманное, замысленное, в закусе с пластичной реальностью, которую формирует мое творчество, в том числе. Я не хотел, чтобы я она подумала, что я ее воспринимаю не как богатую личность, а только как одну из многих попутчиков и как персонаж моих книг.  Она хоть и реальна, но предельно ирреальная, главная, важная, совершенно интересная, «нежная и удивительная», как об этом красноречиво и абсолютно метко сказал бы Пых, если бы он ее только знал. «Ти не така, як всi». И именно поэтому она не могла быть, как Фред, или кто-то другой еще, просто для того, чтобы ты сделал свой шаг, и считал ее одной из множества, без преувеличения, она исключительная. Все мы исключительно интересны, каждый в своем роде. Я сказал, что невозможно в нашей жизни правильно принять решение при встрече, на чем оно основано на природе или интуиции, просто, когда ты молод, ты не можешь определить по внешним признакам, повезет тебе в контакте или нет, «пронесет или не пронесет», «заболеешь- не заболеешь»- по внешним признакам общаешься с девушкой, не спрашивая медицинскую книжку. Наверное, становишься старше, когда становишься более осторожным, сдержанным, именно потому, что просчитываешь риски, и стараешься все учесть и все подрассчитать, уже не так отчаянно и без оглядки, «гонишь», уже проявляются элементы вдумчивости, степенности, рациональности и взвешенности.

Мне интересно было послушать ее «рациональное предложение», когда она говорила, что нужно немного поспать, и уходила в сон, отключаясь на какое- то время, как разряжающийся телефон, который какое-то время работает, потом подпитывается за счет собственных резервов, и снова дает о себе знать, потом опять вырубается. Мы снова говорили в проблесках ее активности, из которых она опять полностью уходила в «спящий режим» и одно то, как это с ней происходило, все было интересным наблюдением для меня над другим человеком. Я, как человек, который написал «Каспера» про опыты вуаериста, снова веду описание, как человек, который безбожно пялится на все доступные вырезы и засветы, открытые взору незагоревшие участки тела в метро у баб, как «юбочник». Именно мне это дозволено и позволено, как автору, имеющему специальный на то иммунитет. Я могу так писать и сравнивать именно поэтому и в «Буду!», где я специально пишу про то, как меня одолевает желание и влечение ко всем без исключения его женщинам, которых считаю нужным взять, и я это включаю туда только для того, чтобы искусственно создать конфликт в произведении, которого априори нету в действительности, и именно это я пишу так намеренно и провокативно, чтобы его позлить, поддеть и зацепить, чтобы они поняли, что они мне также важны и дороги, как и сам Буду!, и Feeling, и моя крестная дочь Le roi, и Тетя, а также и сама Нос. И все они, без исключения, моя семья, с его состоявшимися и не состоявшимися женами и невестами, которых я равно признаю, потому что не могу и не из своей, и не из его жизни вычеркнуть людей навсегда, независимо от того, как складывались их и наши отношения, и что у нас с ними связано, даже с теми, на кого мы «в сердцах» махнули рукой. А что я думаю о них, и какие мне мысли приходят в голову, так это мое личное дело, неприятные для окружающих не оттого, что я гондон, а живой человек, не с ехидцой и пакостями, а со своими слабостями, и я такой же грешник, и я не могу избавиться от своей породы, и мне также предстоит каяться и исправляться, и меня одолевают «прегрешения вольные и невольные».

Видишь, как спят, как лозы и ветки, сплетённые люди. И в промежутке между рядами сидений, все бегают полусонные в туалет, как челнок ткацкого станка в плетении. Лежат, как испившие сонного зелья, как уколовшиеся веретеном после Спящей красавицы. Это было по-своему весело. Просто в таком виде я не видел прежде чрезмерного обилия, пугающего воображение дикого многообразия сна, такого Царства сна, которые творится в спальном вагоне, как в гостях у нимфы Каллипсо.

Все лежали в вагоне кольцами змей, скрученные и скрюченные, как сусальные жирные черви в клипе «Metallica» «Untill it sleeps» как проволока, как игрушки, разложенные каждый по своей полке и ящичку. Кого-то неугомон жал к компьютерным играм, кто-то не мог насмотреться любимых сериалов. Обстановка растворяла всех, как в одном флаконе или реторте, собрав такое множество удивительных и непохожих друг на друга людей. Где каждый в своем виде и амплуа непременно выбирал такую же под стать своей индивидуальности уникальный код положения тела для сна.

Как люди принимают уютные и причудливые позы, как женщины лежат, что груди так и просятся, вываливаясь наружу. Как все люди, которые расположены, как в сцене фильма «Парфюмер», только не трахаются и нет общего свального греха. Как они принимают удобные положения в фоне калачика и эмбриона, испуганно озираются друг на друга, когда потом проснутся. Как склоняются мужчины на женщин, а женщины на мужчин, как они засыпают в обнимку, с детьми на руках. Я видел много раз, как кто спит, «упершись рогом» в сумки. Я и спал во время учебы в самых разнообразных местах, а один мой товарищ, вообще, спал в шкафу, даже на подоконнике. Я сам спал на полу под пружинной кроватью, спал под столом, будучи официантом, пролезая под непрозрачную скатерть клеенку;  в бытовой комнате на гладильной доске, в спортивном зале на матах и на тренажерах. Я спал на лекциях, «щемил (давил) на массу», когда  спал на дежурстве на столах в столовой лагерного собора, где мы охраняли ее оттого, чтобы не насыпали отравы в котлы варочного цеха. Я спал даже стоя, когда нашим любимым фигуральным выражением было название фильма «Деревья умирают стоя». Но такого зрелища, как люди легли спать в спальных вагонах, я не видел нигде больше. Я видел, как спят в плацкарте. Я не люблю купе или плацкарт, где люди утыкаются носом и рогом в свои телефоны и гаджеты, не замечая больше ничего вокруг. Я видел, как спят в метро, в электричках, в автобусах. Как спят бомжи на Смоленской площади, где расположено задние МИДа, где они ложатся на воздуховоды, чтобы не заледенеть, не «ВИП- бомжи», а «ДИП- бомжи». Но таких забавных и колоритных людей я не видел больше нигде. Я видел, как наступает утро в международных аэропортах, и на южном автовокзале, где лютый холод успевает добежать еще затемно до вокзала с самих отрогов и подножий гор, и навалиться на тебя липкими колючками, когда люди спят, как закоченевшие, принимая форму коконов, в престарелых «икарусах» с выбитыми стеклами. Я видел спящих в автовокзалах, но такого зрелища, как в спальном вагоне этого поезда я не видел давно, если не никогда. Это особое зрелище, достойное кисти Брейгеля, Босха и Дюрера. Смотришь на объятия Морфея, где не такая прилизанная публика международных авиарейсов, где все красиво, ухожено и прилизано, а где все настолько демократично, где смотришь на людей, как на обывателей и простых любителей сэкономить, выйти из зоны комфорта и острых ощущений, экстремалов, чтобы понаблюдать на других со стороны, вуаеристов, и я сам называю себя «любителем  каждое утро просыпаться с разными новыми женщинами». Такое ощущение, что я все время просыпаюсь с одной и той же женщиной, но в разных ипостасях. Она такая разная: то негритянка, то бабушка фотограф, девушка, девочка, но непременно женщина, потому что женщин больше определённо больше, чем мужчин, как «кошки против собак».

И вот Неясыть спит рядом, с открытым ртом, но так, что не смешно, как тому парню, который фотографировал своего спящего спутника. Я вижу, как восходит солнце, греет ее кожу, по крайней мере все то доступное, что выглядывает и просачивается сквозь одежду, выпирает. Она не наклонялась ко мне, не было удачного ракурса, где бы я мог, когда повернулась ко мне, заглянуть в зону декольте и для этого то, что могло быть доступным и открытым на ней, была небольшая спортивная маечка, которую она натянула на черные лосины или колготы, они на ней от яркого солнце просвечивали насквозь, были видны сами ноги, кожа, и я смотрел на ее тело, оно мне уже нравилось, если можно было бы подумать, что я ее оцениваю, как женщину, и критически и оценивающе, как купец, смотрю на нее, как она хороша.

Рядом человек, чье сердце бьется, она крутится на неудобном и не эргономичном сидении, пытаясь выбрать удачную позу, чтобы расслабиться и отдохнуть. Когда она ерзала и вертелась, принимая удобное положение, мне хотелось, чтобы она большей частью быть обращена ко мне, но, чтобы это было непременно, непроизвольно и бессознательно. И также симметрично ее хотелось задеть, обнять, положить на нее руки, но себя останавливаешь, даже во сне, не знаешь, как отреагирует, если положишь руку на колено, на сон и бессознательность можно все списать, на непроизвольность, «без всякой задней мысли».

Она разная во всем, и я пытаюсь угадать ее движение, как будто я просчитываю, как мой пращур-артиллерист, все законы физики, математики и астрономии, пытаясь угадать ход небесного тела, и я думаю о ней, какая она, я совсем ее не знаю, только кажется, что знаю, такую, какой бывает музыка, которая мне нравится, чтобы ассоциировать ее с ней.

Я с Неясыть осторожничал, чтобы ее ненароком не задеть, и не знал, как она к этому прикосновению отнесется и непроизвольно отреагирует, чтобы не было расценено превратно и неправильно истолковано.

Даже такая необычная и нетипичная внешность, когда смотришь на ее лицо в темноте, порезанное мимическими морщинами и складками, в игре тени и света, тонов и полутонов. Потом видишь залитое светом ее лицо, когда наступает утро и забрезжил рассвет, в естественности и простоте, без косметики, в магии пробуждения, еще слепленных век, сонности, смотришь на нее, на ее необычную внешность, без оберток и прикрас, все пытаешься угадать и думаешь, какие крови в ней льются.

Она спит, она греется, она кутается в куртку, как бывалая походница, утепляя себя всеми доступными подручными средствами, во сне бессознательно двигаясь, натягивая что-то на себя поудобнее. По Неясыти мне казалось, что, как мужчина требую себе физически больше пространства, шире расставляю ноги, распрямляюсь, она жмется и сжимается в комочек, как котенок, свернувшись калачиком, выбрав удобную позу. Или у всех такие животные ушисто-пушистые ассоциации. В чем-то подсознательно избегая меня, осторожничая, она выбирает противоположную сторону, она склоняется ближе к стенке вагона, упираясь в нее, как в точку опоры. «Дайте солдату точку опоры, и он уснет». Она неугомонная, готова просыпаться и снова говорить, как бы оправдывая свой предыдущий сон и молчание, и пытаясь отыграть упущенное за время сна, снова наверстав его в общении.

И от этой чересполосицы сна, бодрствования и бдения само понятие времени исчезло. Наступила такая неопределённость, когда какие-то правила, как расписание движения поездов или распорядок дня, биоритмы, ничего не действует, все потеряло смысл и значение. Все стало таким условным, как будто ты всю жизнь бежал куда-то, за чем-то стремился, а теперь просто запрыгнул на подножку поезда, троллейбуса или трамвая. Такое удивительное чувство невесомости и легкости, как будто ты встретил человека, которого давно желал встретить, как фанат кумира, а ученик наставника, человека, которой знает все ответы, встретил человека, который готов с тобой многое разделить, и теперь можно успокоиться. Ты готов относиться к нему так, что он будет разделять с тобой все печали и радости, с которым захочется делиться всем, без исключения и неважен статус этого человека, и больше ты воспринимаешь как дочь или сестру, а лишь потом, как женщину, но от этого не относишься с меньшей заботой или вниманием, защищая, как положено сильному слабого. Если даже именно слабый пол и есть сильный, когда вперед пропускаешь женщину -полицейского в форме, ты пропускаешь  и придерживаешь ей дверь не потому, что она полицейский, закон и представитель власти, а прежде всего именно потому, что она женщина и при этом ты следуешь правилам этикета, и не важно, что ты делаешь, тебе нужно жить по совести, знать, соблюдать и уважать закон, а не лебезить перед его служителями.

Просто ее ты воспринимаешь как своего человека, близкого, из привычного круга, к которому, несмотря на то, что ты только его узнал, стал относиться без предубеждения, с изрядной долей доверия, оттого что  не видишь никакого подвоха и угрозы для себя, ты открыт, кажутся знакомыми все тайны,  может быть, оттого что ты так впечатлителен, ты постоянно додумываешь что-то свое, ведь признайся, ты ведь больше нравишься сам себе в том, как ты ведешь диалог, что говоришь  и как представляешь ему себя. Тебе нравится именно то, как ты себя позиционируешь  и именно в этом ты больше нравишься сам себе и диалог и общение – уникальная возможность такого самолюбования и самопрезентации, поэтому ты нравишься себе в этой роли, и в этой проекции и образе, и тебе нравится, как такое знакомство и общение тебя преображает и раскрепощает. Вот ты был «лох лохом», а такая встреча «раз на миллион» тебя меняет, после нее тебе кажется, что в твоей жизни все изменится, и все обязательно «попрет». Смотришь на нее, любуешься на нее спящую, хоть она тебе не принадлежит, редкое ощущение сопричастности, когда можно воспринимать рядом чужого человека не как что-то инородное и чужое, а свое и близкое. Хочется рассказать все, что знаешь, поделиться, чем ты богат, редкое ощущение новизны и приятия для такого эмпата и экстраверта, как я, даже сходу. На нее обрушиваешься со всей прямолинейностью в своих заключениях и силлогизмах. Так натуралистично про пряный запах подмышек Аксиньи написал Шолохов: «Аксиньины  пальцы  пахнут  парным  коровьим  молоком;  когда  поворачивает Григорий голову, носом втыкаясь Аксинье в подмышку, - хмелем невыбродившим бьет в ноздри острый сладковатый бабий пот.»

И думаешь, описывая ее саму, про Неясыть, ты как напишешь? Когда напишешь, что увидел –приукрасишь натуралистичным описанием, или скатишься в патетику? Вот ты смотришь на нее - ты, по-своему, состоявшийся, автор, который уже к этому времени написал первые, ничего не значащие части «Супергерл» до смачного описания Русой, «Квилидж» и «Твои пальцы пахнут рыбой». Такое твое творчество ввиду его интимности и натуралистичности ты не хочешь никому показывать. Ты, несомненно им горд, но ты не торопишься показывать, потому что эти прошедшие пять лет творчества, тебя кардинально изменили, и ты реально стал другим, и тот старый стиль ты уже не любишь, он тебе не интересен и несмотря на то, что это принадлежит тебе по праву, ты готов заявлять о себе именно новым, тем, что ты делаешь сейчас, в настоящее время. И ты хочешь, чтобы о твоём творчестве судили не потому, что ты уже сделал, а по тому новому и настоящему, что ты делаешь сейчас. Потому что именно сейчас твоя работа над стилем и твои достижения кажутся умозрительными, что тебе хочется все дальше развивать, «работая над качеством». «Козак п’е не на то що е, а то що буде!».

Именно искушение написать о ней так меня «повело», но я хотел игнорировать эти мысли, чтобы спокойно, с чувством, с расстановкой завершить «Крила», а не «с пылу, с жару». Все мысли, которые роились за эти два дня, свидетельствовали, что я должен был облегчиться от них, высказаться, вытащить их из головы, чтобы стало легче, и тогда спокойно приступить к своим запланированным занятиям и досугам. Они заряжали меня волнением и непокоем, как докучные насекомые.


Я ей сказал, что так обычно ведь человек к другому человеку не бывает настолько приветлив, не с той реакцией, когда с человеком оказываешься ближе, в этой дорожной ситуации, совсем твое общение запрограммировано и сориентировано на собеседника, что от него ждешь чего-то особенного, но что может сработать одновременно «как в минус, так и в плюс». Это ошеломляет, обрушивает, обезоруживает. Смотришь, что совсем по-разному можно реагировать, в зависимости от твоей предрасположенности к общению и настроения. Ты просто мучишь себя, ты смотришь на себя, и представляешь себя с ней, думаешь, насколько это продлится долго и серьезно. Ты смотришь, как в песне «Наверно мы с тобой подружимся» «Мистера Кредо», где можете остаться навсегда, а можете и разбежаться навеки, и от этого ты так взволнован, что ты думаешь, что это «уже все» или «еще нет». И как на тебе срабатывает «закон Никсона» или названный именем какого-то из американских президентов, что нужно «покрывать новую самку»-ты сам подтверждение этого правила или исключение из правил. «Зуд седьмого года», исполняется 14 лет, как я знаком с Женой, 14 лет -два раза по 7 лет- эти цикла, и здесь это движение тоже играет роль. Мы растем, эволюционируем, развиваемся при всем том, что происходит в нашей Вселенной. В нашем космосе, парадигме, зените и орбите внимания, поле зрения, появляются новые люди, и мы все равно на них обязательно реагируем, они не могут не цеплять наше внимание, это та непременная кровная и беспощадная дань, которую мы платим людям и местам.  Смотришь на нее, и не знаешь доподлинно, что она несёт угрозу тебе лично, или угрозу твоим отношениям с женой, просто воспринимаешь встречную, как интересного человека в твоей коллекции попутчиков. Да, в чем-то и ты сам интересен, в чем-то познаешь, узнаешь и получаешь новое, и здесь не надо ничего представлять большее и фантазировать. Только благодаря встрече с ней, как и с Фредом, встречая догнавший нас рассвет, понимаешь, насколько стремительно коротка и конечна ночь, как она мгновенно может обрушиться целящим светом, забирающим магию и тайны ночи. Ощущение и ожидания от встречи в чем-то будто  ты прежде бежал и спешил, гнался, а  теперь некуда торопиться. Все, баста, приплыли!


Чтобы ее развеселить и потешить, я стал даже ей рассказывать историю про то, как сонная женщина меня хватала за ногу в ночной маршрутке. Я потом увидел, что рассказываю «в пустоту», как говоришь, когда по скайпу или по телефону обрывается разговор,  и ты продолжаешь говорить, а ответа и реакции собеседника нет, потому что уже «нет связи», «абонент вне доступа». Так и здесь, я хотел бы проявить какую активность, но у меня сбились эти мои личные установки, и я смотрю, что все меняется, реальность все сплющивает в текущий момент, и из него рождается что-то новое и существенное. Видишь, как меняется картина мира.

Мне было интересно было наблюдать, как она уходит в сон, также и интересно общение с женщиной с «заднего хода», с фазы сна, где ты сначала завязываешь отношения, «клеишь», знакомишься, потом спишь, в таком режиме. А тут последовательность иная, сначала спишь, потом узнаешь человека ближе. Такая радость просыпаться вдвоём. Ровно «тысячу лет мы просыпаемся вместе».

08.08.2016. Когда мы уходили из вагона, я посмотрел на нее, и она почти была с меня ростом, и я в шутку сказал ей, что «Так вот как ты вымахала доченька!», как моя крестная дочка, не мог не ассоциировать ее с ней, так как все было проекционным и  одно накладывалось на другое, один человек на другого человека, и как это бывает особенно  в парадоксе того, что я строю мысленную цепочку от первой девушки Буду! в трех женщинах и на ней, третьей, попадаю уже на позврослевшую дочь Буду! и свою крестную дочь Le roi одновременно. Круг и цепочка замыкается. В моей этой мысленной парадигме, при всей несхожести внешней всех звеньев цепочки, дочь Буду! схожа и является невольным и не логическим, но  «продолжением» первой девушки Буду!- Песец. Я сказал, что смотрю на тебя и угадываю в твоих чертах свою крестную дочку- ты улыбаешься, как она, все в ней в тебе повторяется. И даже потом подтвердил ей, когда показал фотку Le roi на телефоне.

Я сказал в продолжение этого Неясыти, что не только все герои моей жизни суть одинаковые типажи, по которым я их образы примеряю к другим людям, и через время, сопоставляя, как они выглядят.  Я сказал: «Жаль, что нет такой компьютерной программы или машины, которая хотя бы искусственно не «старила» фотографии, а показывает, как бы выглядели в молодости. Я также рассказал историю про девушку с зелёными волосами в моем купе, похожую на мою бабушку, а потом как моя коллега с прошлой работы, в проекциях стала похожа на мою прабабушку. Бывает, что когда разглядываешь людей, при виде знакомого тебе типажа, пристально смотришь «в упор» на людей, что уже порой даже становится неприличным так долго удерживать взгляд, когда у каждого человека разные зоны личного пространства. Поэтому не знаешь, зацепит кого или нет, но нужно быть предельно аккуратным и сдержанным. Смотришь на людей, и удивляешься, до чего, на редкость, бывают очевидны и поразительны эти совпадения!».

Я ехал в Метрополию, где предстояло по скайпу общение со всеми, к чему я также готовился, и тут уже прошла тема, что мне нужно было уделить всем внимание, насыщенность и нагромождение дел и событий. На вокзале с утра был тупняк, что нужно было на работу срываться, чтобы вовремя успеть, и я, нервничая от суеты, когда провисла после интенсивного общения пауза, а за дневной беготней я подумал, что по выходу из вагона уже перестал ей быть в чем-то полезен и актуален, сказал, что поспешу, но не по тому, что понимал, что я с ней терял время уже не на общение, а на ее личные моменты и дела, но я чувствовал ценность и важность моей помощи, посчитал нужным вмешиваться, решать и договариваться, вплоть до элементарных мелочей, даже таких, как сдача вещей в «камеру хранения». Мы могли бы и дальше ехать вместе, и дальше общаться, и когда провисла пауза, я сказал, что мне надо ехать, и предложил ей дать номер телефона, на ту ее фразу, как она потеряла телефон. Нет, оно мне доставит проблем, в том плане, что у нее кто-то есть, и это нарушит ее отношения или разрушит личные планы. Но я почитал свою настойчивость излишней, не потому что я нахожу сбытчика для своих книг, в том плане, что она сказала, что хочет узнать паблик, где меня можно читать. Я хотел ей дать понять, что остался с ней в «камере хранения», не потому, что собрался себя пиарить и расхваливать, как непризнанный гений или городской сумасшедший, который навязывается в гости или набивается в друзья, а самодостаточный человек, который нашел себе интересного спутника, с которым хочется не только остаться, но и продолжать контакты, чтобы строить с ней и дальше общение, и что она мне важна, как человек, от которого я получаю внимание и общение, и не только тем, что могу также через нее механически транслировать свои идеи, а не только как «свободные уши» или место-адресат для направления ссылок, для того, чтобы их впитывали другие, чтобы подхватывали их еще на лету, и дальше давали им ход и моду. Ей важно знать, и я хочу, чтобы она воспринимала меня, именно как человека, а не место приложения в творчестве, и я хотел дать понять, что главное и важное именно общение, а не место сбыта творчества.

Я намеренно не стал ей вчера писать, чтобы не баламутить, и не проявлять внимание, и рад, что она проявилась сама, первая начала и инициировала дальнейшее общение. При расставании я думал, что отнесётся к нашему знакомству и встрече, как к «дежурным», и как к «проходному варианту», хотя ты каждый раз думаешь, что встреча неслучайна, и поэтому нужно пользоваться моментом. Или «наша встреча случайна, неслучаен финал», как в песне А. Варум «Другая женщина».

Просто вспомнил, что читал в биографии Джойса, что он придавал особое значение дате своего рождения, так и я на вопрос Неясыти не мог ответить однозначно, когда у меня день рождения, как будто от этого многое зависело, или в этом была какая наводка. Я ей написал, что как раз мой лучший друг Буду! - лев, но не стал писать, когда у меня самого день рождения, не стал расписывать про себя, а она не стала дальше расспрашивать. Просто на каждый ее вопрос хочется ответить обстоятельно и развёрнуто, но, чтобы ей не показалось, что я зануда, или у меня дефицит внимания. 

Когда пишешь, освобождаешься от всего лишнего, что мешает тебе и отвлекает от этой шелухи, сбрасывая, как воду в коллектор или отстойник,  поэтому Чехов этого просто не догонял, что нужно, как можно, чаще отгонять назойливые мысли, чтобы они не засоряли твою голову и пространство, оставлять твое сознание чистым, stay clean, не потому, что ты игнорируешь свои мысли, и себя завораживаешь и заводишь себя их течением и бурлением в сознании, пока они набирают свою «критическую массу» в «первичном бульоне», а именно потому, что даешь им отстать от тебя, в этом отстойнике, в некоем фильтре. Тебе нужна очистка кеш-памяти, для чего тебе был важен этот опыт написания всего, чтобы уже реализовать себя, как автору и художнику, чтобы все сработало в плюс -и хорошее, и плохое, как кладовая и копилка жизненного опыта.

Для этой цели я пишу натощак, просыпаясь раньше, пишу голодным, пишу потоком сознания, пишу все подряд, приходящее в голову, я это знал и без книги Джулии Кэмерон «Путь художника», где приводится этот рецепт.

Только писатель может понять мысли, озвученные Чеховым в пьесе «Чайку», про «девичий бор», «надо где-то употребить», когда писатель пишет набросками и отдельными кусками, которые можно вставить потом в произведения и сочинения, которые только дозреют и ждут в морфогенных полях, когда ты будешь к ним готов или накопишь достаточно знаний и опыта.

Понять высказывание Чехова «Хороший был писатель, но он писал хуже Тургенева» может только писатель, поскольку писателем легко назваться, даже если у тебя нет достижений, и ведь только «по плодам их узнаете вы». Несомненно, отобьет любое начинание здравая мысль, что если ты не сделаешь лучше, то не стоит рыпаться и пытаться, все равно не превзойдешь. «Лиха беда начала», ответственность велика, да и сейчас нет людей равных по силе и духу, таланту. В наше время все упростилось, сами люди уже не титаны духа, обмельчали, куски биологии, «Богатыри -не вы!». Поэтому чтобы не горько плакать от сожаления нужно пытаться работать с теми талантами, которые Бог послал и создавать то, что великие русские писатели никогда не напишут, потому что современность дарована только тебе, будущность уготована тебе, испытания выпали на твою долю, и твоя задача передать, как ты жил, что чувствовал, за что боролся, ты певец, баснописец и летописец своего времени, дабы знание, свет и искра не перевелись, пусть даже твой язык мертвый, птичий и эзопов.

Когда Неясыть сказала, что рисует, меня это сразу заинтересовало. Она показала мне свои работы с нарисованным фламинго. Мне захотелось ей показать свои «опыты», «пробы пера» и работы и, несмотря на то, что они, может, не совсем профессионально сделаны и мне нужно еще много чему учиться, и работать над собой, я уже «на верном пути» в плане построения личных отношений, и в плане творчества, чем с этой задачей я решаю несколько уровней вопросов самореализации.

Смотришь на неё, думаешь, что это важнее всего, сканируешь свою реакцию, пытаешься распознать природу твоего ощущения и область твоего интереса к ней, что с тобой происходит, как часто бьётся сердце, хоть и не выспавшийся, все равно не можешь уснуть, не можешь даже сделать над собой какое-то усилие, заставляешь себя, ждешь, когда она проснется, как ждёшь, когда кто-то освободит кабинет или кабинку туалета, или кто-то пропустит тебя вперед в очереди. Ждёшь, что это произойдет с ней по направлению к тебе, конечно, тебя очень мотивирует, что она обратила на тебя внимание, но ты «не состоялся», это следует признать. Да, ты опытен, ты многое прошёл, с тобой интересно, и ты не пустой, ты не человек обертка или оболочка, за которой ничего не стоит, ты сам представляешь ценность, но и важно, что ты думаешь о ней, в какой роли своей жизни ты видишь ее, или она хороша, что вторит тебе эхом, или ты узнаешь о ней много нового, или просто тебе интересна, как человек, асексуально. Ты хороший, цельный и правильный, но ты никчема и неудачник, «двоечник». Все писатели неудачники и конченые лузеры – потому что парятся и заботятся, когда другие живут и достигают целей. Просто живут, и не рефлексируют и не само-копаются до самозашквара, чем спасают себя от раздрая.

Столько вещей, в которых тебе еще только предстоит разобраться, но она, несомненно, увлекает тебя, как новая игрушка, которой еще надо наиграться и натешиться, она область и сфера твоего повышенного интереса, область твоего внимания, что ты будешь употреблять все свои известные таланты и выпрыгивать из штанишек, чтобы только ей стараться понравиться и чем-то угодить.

Лето это уникальная «кладовая здоровья», «копилка здоровья», которая должна дать телу разговение. Я каждые выходные просчитывал, сколько проплыл по метражу, и сколько раз за день плавал, сколько ездил на велосипеде, и поглощал разных ягод. Я также задумывался на тему того, как в природе все ловко и искусно устроено, что одни за другими идут ягоды, и все зреет постепенно, чередуя друг за другом. Сначала шелковица, потом вишни, за ней абрикосы и сливы, лишь потом яблоки, когда все ягоды остальные «уже в эту пору уходят» или набили оскомину. Когда появляется клубника в самом начале лета, она может появиться еще второй раз, в начале сентября, не за сезон, а уже перепрыгнув в другой квартал, подарив нам до бабьего лета еще «комплимент» от шеф-повара и элегию по уже скоропостижно и безвременно ушедшим от нас летним денькам.

Так и эта старательная последовательность наших встреч и общения, где выстраиваются наши отношения, как мы находим и встречаем людей в нашей жизни, как эти ягоды и фрукты, которые придут строго одни за другими и не перепутаются.

Как ловко устроена природа, и как ловко устроена наша жизнь, поэтому и две эти встречи, и удивительные совпадения, которое также касалось в том, что с Le roi я, как раз, на фотосессионной и на деньрожденческой фото был в той же клетчатой рубашке «family look», в которой познакомился с Неясыть. Все точь - в –точь. И я подумал насчет лета, и ягод, и всех женщин, как разные сорта ягод, каждая спеет в свое время, и каждая ждет своего часа. А некоторые ягоды будут несколько раз в разные сезоны, потому что «люди встречаются дважды». Такие символичные мелочи – но зато как они цепляют впечатлительных, сентиментальных, задумывающихся и наблюдательных людей!

11.08.2016. Именно сейчас я натолкнулся на эту мысль, как все завязано, что и эта Неясыть, как и имя внучки артиста, которая появилась на свет в эти дни, это просто удивительное совпадение. Как одновременно есть параллели и отсылки к Авокадо и Le roi, и как я с ними связывался в этот день, и строилось это общение сразу, с вокзала по дороге на работу. Уже подходя к работе, прямо на перекрестке, я подумал, как в мной просмотренный фильм «Китайская головоломка», у меня почти все то же самое происходит в живой, реальной, уже моей, а не вымышленной жизни, что можно отождествлять себя с главным героем фильма, и удивительно, что мне сродни все эти фильмы с участием этого актера- «Красотки» и третья часть этого фильма с главным героем актера Ромена Дюриса, очень синонимична и моей жизни, и в ней есть много точек соприкосновения с сюжетом, заложенными там смыслами и идеями. Хоть он и француз по национальности, и внешне на меня не похож, но, как и актер Бен Стиллер и все персонажи его амплуа прочно ассоциированы со мной. Я перенял это у него.