Доброжелатель. Часть 7, глава 3. Опять Лохматый

Глава 3
Опять Лохматый

Кажется, пока шел этот, будто прорисованный ансамблем скульптора и драматурга спектакль одного актера, Геня заснул. Кресло было большим и мягким, сигаретный дым легко превращался в дымку над русским полем где-то между тремя столицами, посередине лужайки стоял двухтумбовый стол, покрытый затертым зеленым сукном, справа от него росла большая и стройная береза, слева склонялась к маленькому озерцу плакучая ива, прямо за столом в зеленом же, лужайкового цвета мундире сидел офицер без фуражки, причем фуражку он периодически пытался водрузить на голову, но буйная кудрявая шевелюра мешала ему и тогда он с чертыханиями клал фуражку на край стола, причем рука его для этого удлинялась, вытягивалась, как щупальце спрута, из военного рукава, и потом так же внезапно и резко, с хлопком, похожим на хлопок резинки, щелкающей по высунувшимся ушкам рогатки, втягивалась обратно в рукав.
– Помнится мне, некий горячо любимый вами писатель разорялся по поводу слезинки ребенка. Это была чистая поэзия, проблемы теодицеи, человеческого сострадания. Смешно!
Вот он, взлет моего отдела! Взлет эстетики и красоты. А что нынче? Вот прочитал в газете: девица решила отпраздновать свое 17-летие, зашла днем в гости к подружке своей младшей сестры, первоклашке Дашеньке, узнала, стервочка, что у той на квартире большая сумма. Тут бы и вступить в права моим лучшим работничкам: внутренняя душевная борьба, мама-инвалид, и ей не хватает на необходимое лекарство, без которого – смерть, это с одной стороны, а что с другой? – семилетнее никчемное существо с нелепыми косичками и дорогими бантиками, а папашка – вор, вот у них дома и полно всякой всячины: компьютер, и музыкальный центр, и ванна вся в кафеле и с пузырьками из воды!
Вот она – драма, даже трагедия, вот где Эсхил, Шекспир, Достоевский!
Ан нет. Все было предельно тупо. Не на что было отпраздновать с такими же сопливыми и уродливыми дебилками день своего гнусного появления на свет. Посидеть в вонючем прокуренном заведеньице рядом с домом, нажраться паленой водки, проблеваться на детской площадке и отдаться в полуобморочном состоянии молодому бизнесмену в поддержанной иномарке. Отдаться скучно, без фантазии и страсти, в грязном же подъезде, на площадке между этажами.
И во имя этой великой цели, этой высочайшей мечты человечества некое условное подобие Божие, как сама рассказала на суде: «перетащила ее в коридор, взяла шарф и начала душить. Душила минут десять» (вас еще не выворачивает?) Она все равно шевелилась. Я сходила на кухню за ножом, взяла нож, ткнула ей в шею раза три, вот и все». Понимаете, перед этим ударила тяжелой кружкой по голове, вытащила в коридор, придушила, прирезала – вот и все!
Где выдумка, где Вертер, где, в конце концов, Ясеновац и Освенцим, где Колыма?
Прикончила, деньги взяла – и легла спать! И ни одной мировой проблемы!
Разве для этого я трудился, чтобы вот такие роботы вершили зло? Мне самому с такими работать скучно. Они заранее на все готовы, даже соблазнять не надо. А я ведь Художник. Да-да, не смейтесь, Художник, притом-с с большой буквы! И, как художник художнику, говорю – чувствую я, что конец мира близок, слишком все измельчало, потеряло творческое начало все и я сам, в том числе, превратился в симулякр, муляж, макет, модель, ель, мель.
Вроде ладонь русалки, лапка мягкой ели, ладошка мельничного крыла легла ему на ладонь, потрепала легонько, как мама в детстве, вставай, геночка, вставай, сыночек, слезы на глазах, тоска по тому дому, той стране, языку, столицам и провинции – да нет, это ладонь сидящего напротив журналиста – знаете ваша жена (между нами – красавица первостатейная! разрез глаз, точеные ноздри, семитская стать, вороная масть) мне уже передала некоторые тексты – не могу скрыть восхищения – это просто сенсация, ничего подобного не видел – первые публикации спустя 150 лет рукописей Пушкина, Баратынского, Достоевского! О. майн гот! О фридрих энгельс – журналист радостно засмеялся своей же шутке. Геня потряс головой – простите – вздремнул, а мне вот Катя ничего не сказала, только что я должен к Вам прийти вести переговоры…
Журналист замолчал, подумал, спросил:
– Простите, а кто правообладатель этих текстов? Вы или Ваша прекрасная супруга? С кем вести переговоры о публикации. Хочу сразу сказать, гонорары у нас небольшие, 500 долларов – это сверх меры, шеф расщедрился по случаю сенсации…
– Я, – не задумываясь, ответил Геня. Жена помогает, ведет переговоры, но сами тексты достались по наследству мне – видите ли, Охлопковы – старинный почтенный купеческий род, и мой прапрадеды на протяжении почти сотни лет помимо ведения хозяйства и торговли вкладывались в искусство, такие вот предшественники третьяковых и морозовых: скупали потихоньку картины, скульптуры, посуду и тексты известных и неизвестных авторов.
Вот «Моцарта и Сальери» сам Александр Сергеич своей недрогнувшей рукой продавал – в карты задолжал Веневитиновым – а мой предок ушлый за соседним столиком сидел – увидел – и спрашивает как бы в шутку, а внутренне всерьез: «Александр Сергеич, Вы часом черновичок какой продать не хотите? Как раз и долг вернете, и себе во вред не будет – не беловик же?»
Пушкин тут же и согласился – а на следующий день уже Охлопков протостарший был у него на Фонтанке – там по черновикам и порешили, сколько и чего Пушкин продает и сколько мой предок ему платит…
Но не такие же предложения. Я рассчитывал на серьезный разговор, а тут…
Геня демонстративно встал…
– Простите, я ухожу. Вы это всерьез? – неизвестная рукопись Пушкина и… – и 500 баксов? Меньше 10 тысяч речи быть не может. Вы поднимете тираж на одной публикации в несколько раз – пресс-конференции, встречи, экспертиза – деньги вернутся раньше, чем вы успеете их потратить.
И это только Пушкин – Достоевского и Баратынского оговорим отдельно. Вы же знаете коллекционеров – любые деньги выложат за информацию о способе добычи владельцах раритетов. Вот и будет Вам свой процент капать от их взносов. А Вы мне мизер для начала разговора предлагаете. Вам, чтобы на меня выйти, совсем другие суммы не глядя предложат те, кто рукописи собирает…
Так что думайте, предлагайте нормальную цену – и тогда публикуйте…
Я хоть и недавно в США, но не лох же.
И, хлопнув дверью, Геня вышел.