Глава 25. Натали... Наташа

   Итак, местом для ночлега Владимиру Владимировичу определили мой так называемый кабинет, в котором я бывал только в трёх случаях: в поисках нужной литературы, чтобы достать и спрятать оружие, и с некоторых пор - во время наших литературных чтений по вечерам.

   Пафнутия пришлось временно выселить, и теперь мы расположились с ним подобно цыганам прямо на полу в большом пустом зале с камином, где не было никакой мебели, кроме плетённых стульев, перемещаемых нами по мере надобности по всем комнатам, а то и на крыльцо, когда бывало тепло. Теперь же перед сном мы складывали на них свои одежды.

   Из соображений солидарности с временно и вынужденно перемещённым стариком, я не уходил от него к Веронике, чтобы он не чувствовал себя человеком второго сорта. Кроме того, я испытывал затаённую грусть и боялся её проявить в тесном общении с отысканной блудной дочерью, погруженной в собственные воспоминания и мысли о том, как быть дальше.

   Пусть уж уезжает с лёгким сердцем, думал я, а там как получится. Я сознавал обоснованность упрёков отца, высказанных им когда мы шли к дому. Руки у неё стали как у профессиональной прачки горьковско-джеклондоновских времён и, движимый запоздалым сочувствием, всю домашнюю работу в течение последующих двух суток я взял на себя, предоставив ей право безмятежно отдыхать и гулять с отцом в лесу и кататься на лодке по озеру.

   А вечерами мы предавались коллективному чтению. Шукшинский роман был закончен, и, в продолжение сибирской тематики, мною была предложена книга Олега Куваева "Территория", которую я всё время откладывал на потом, уже знакомый с лирической романтикой более ранних произведений автора и пугаемый, как мне казалось, откровенно производственным содержанием последней.

   Судя по суровому выражению лиц слушателей-мужчин, роман им нравился, да и сами они были похожи на золотоискателей: один, несмотря на внушительную объёмность, своей природной подтянутостью, другой - вневозрастной сухопарой крепостью. Самой Веронике было просто приятно ощущать себя в центре внимания и демонстрировать внимательным слушателям свой чудесный мелодичный голос. Меня смысл читаемого мало увлекал: я смотрел на неё и думал о ней.

   На третий день наша беспечная жизнь закончилась. Ближе к полудню, перед самым обедом приехал на своей таблетке Алексей Иванович, а следом за ним, солидно покачивая огромным крутящимся барабаном, в настежь раскрытые ворота въехал красивый оранжевый миксер. Густой известковый раствор с шумом был вывален в соответствующий по объёму короб, заранее изготовленный рукастым Пафнутием рядом с крыльцом. Затем на пару с отцом Вероники мы вытащили из салона таблетки пару десятков мешков с портландцементом.

   Настроение у всех было приподнятое, руки рвались к работе, возможно, под влиянием куваевского романа.

   Однако, прежде чем начать работу следовало по всем понятиям накормить водителей, привезших нам столь нужный груз, да и самим подкрепиться.

   Я зарубил очередного гусика и стал специально изготовленными широкими щипцами выдирать из него крепко сидящие перья. Это было моё ноу-хау, значительно ускорившее довольно трудоёмкий и занудный процесс.

   Порубив гусика на куски, я сварил его с цельной очищенной картошкой в большом котле, заправив красным стручковым перцем. Получилось что-то вроде грузинского чанахи. В центр стола я водрузил известный узбекский ляган и вывалил на него горкой всё содержимое литровой банки посоленных на армянский манер зелёных перцев.

   Дух от всего шёл головокружительный.

   Люди почувствовали друг к другу симпатию, объединившую всех за столом. Весёлый водитель миксера, сноровисто поглощая горячую пищу, в то же время умудрился рассказать несколько совершенно дурацких анекдотов, но все искренне и самозабвенно смеялись, может быть, именно потому что анекдоты были абсолютно дурацкими.

   Продолжением обеда было долгое чаепитие из старинного самовара, который мне удалось раскопать на запылённом чердаке одной неунывающей деревенской старушки вместе с другими раритетами из прежнего быта: ребристой и кривой деревянной дубинкой, по названию рубель, и чугунным утюгом, полым внутри под раскалённый уголь. Тем и другим Вероника вынужденно выучилась гладить бельё, причём более древний способ ей понравился больше. Разного размера скалки для наматывания белья при использовании рубеля Пафнутий смастерил из обрезков ровного ствола ёлки. Самовар, долгое время стоявший только как экспонат для антуража, был задействован по прямому предназначению после того, как к нему приложил руки Владимир Владимирович, сумевший его отлудить.

   По окончании здорового безалкогольного застолья мой добрый прораб Алексей Иванович вызвался мне помочь с мытьём грязной посуды. Я понял, что это с неспроста - ему необходимо было переговорить со мной с глазу на глаз.

   Поглощённый своими прорабскими раздумьями и невысказанными мыслями, жир с тарелок мой добровольный помощник оттирал без должного нажима, так что по моему личному опыту Вероника однозначно забраковала бы эту работу. Я вовремя пресёк такую халтуру и доверил ему только полоскание.

   - Кафель твой привезли, - сообщил он мне, переключившись на другую операцию. - Только он ещё лежит в закромах магазина. Некая девушка Наташа известила меня об этом. Это ты ей дал мой телефон?
   - Да. Упомянутая девушка Наташа будет выступать в роли доверенного лица от Яструбов.
   - Она просила меня заехать и забрать нужную бумажку, чтобы получить плитку и привезти на объект... Ты в курсе?
   Я кивнул:
   - По другому не получается.
   - Металлочерепицу им привезли вчера. Как назло, мои умелые рабочие либо уехали на родину, либо при делах. А надо спешить, пока погода позволяет: дожди прекратились, а снег ещё не выпал. У меня к тебе предложение - давай на пару провернём кровельную работу?
   - Я никогда с металлочерепицей не соприкасался.
   - Значит, соприкоснёшься. Ничего сложного в этом нет, зато расширишь свой профессиональный диапазон. Все необходимые инструменты у меня в машине.
   - А как же плитка?
   - Плитка не прокиснет. Никуда не денется. Деньги за неё уплачены, пусть немного полежит в магазине. А с кровлей мы разберёмся за пару-тройку дней. Крыша предельно простая, двускатная, без всяких финтифлюшек вроде чердачных фонарей.
   - Надо ведь ещё и профнастил снимать. Способно ли это вдвоём? Листы цельные, длинные.
   - Правильно мыслишь. На эту операцию подключим поселковых. У них будет стимул - забрать профнастил себе. Яструбам он не нужен... Да, Павел Иванович оставил для тебя деньги за плитку.

   Прораб достал из кармана перевязанную резинкой пачку денег. Это был самый сильный аргумент. Коммунизм, ведь, построить так и не удалось.

   - Спасибо. Когда приступим?
   - Завтра с утра. А сегодняшний день посвятим твоему дому...

   И мы посвятили. Алексей Иванович на деле показал свои способности практика-строителя, ловко накидывая и размазывая свежий раствор на стены каминного зала. По моей задумке мы не стали затирать здесь оштукатуренную поверхность, оставляя потёки. Мне хотелось одновременно представить эту комнату в виде пещеры древнего человека и обиталища средневекового рыцаря.

   Приятно удивила Вероника, явно знакомая с отделкой помещений и поднаторевшая на соответствующих работах на поселении. Пафнутий и Владимир Владимирович готовили комбинированный раствор, добавляя в существующий необходимое количество воды и цемента. Работа спорилась и было ясно, что и втроём в последующие дни они справятся без нас. Весёлый шофёр, прежде чем уехать с удовольствием покатавшийся на нашей экзотической лодке, пообещал привозить раствор вовремя.

   Общими усилиями, уже по-осеннему скоро наступивших сумерек, с главной комнатой было покончено. Мы успели прибраться, вымыть пол и уже втроём улечься у камина.

   Появление нового ночующего пришлось Пафнутию по душе. Теперь он мог пообщаться с глубоко верующим человеком, способным вразумительно объяснить ему некоторые волнующие его вопросы по теологии. Прежние мои ответы отличались поверхностностью и большим разнообразием в зависимости от настроения и того, что я читал в последнее время: Веды, Авесту или даже что-нибудь из языческой религии африканского племени банту.

   Озорной характер их забавлял Пафнутия, но не удовлетворял: душа  требовала иного наполнения, более близкого менталитету русского человека.

   Алексей Иванович пришёлся как нельзя кстати. Его ответы были глубокими и цельными, основанными на православной вере, более близкой пониманию Петра Фёдоровича. Почти до полуночи в гулком пустом зале раздавались приглушённые голоса двух беседующих людей, представлявшиеся мне сквозь дрёму как разговор в храме пастыря и жаждущего исповедаться.

   Рано утром, наскоро позавтракав, мы с прорабом отбыли, известив проснувшегося Пафнутия, что вернёмся поздно. Вероника и её отец продолжали спать.

   Встретила нас Наташа. Пока Алексей Иванович доставал из машины инструменты, мы успели с ней договориться, что не будем ни под каким видом озвучивать то, что было месяцем раньше. Напротив, я всячески подчёркивал её значимость как ответственного уполномоченного лица, и Алексей Иванович, с самым серьёзным видом, объяснял ей все тонкости и детали предстоящей работы, а та, в свою очередь, выглядела как озабоченная и солидная хозяйка. Правда, когда мы встречались с ней глазами без свидетелей, она подмигивала мне задорно и весело, а я в ответ с деланным ужасом округлял глаза, давая понять, что время легкомысленного озорства навсегда прошло и шалости больше неуместны.

   Молодой хозяин и вовсе не появлялся, хотя о его реальном существовании было объявлено сразу - что он недомогает и просит не беспокоить.

   Мне было понятно, в каком он сейчас состоянии. Его нежелание показываться на глаза совершенно незнакомого ему прораба, который по его мнению мог известить родителей о его неспособности вести деловые переговоры, было вполне оправданным и разумным, и всё было возложено на Наташу, в недавнем прошлом - девушку лёгкого поведения.

   Между тем, со своими новыми обязанностями она справлялась великолепно, особенно удивляя меня, знавшего её в другой ипостаси. В не меньшей степени удивило и поведение Алексея Ивановича, который беспрестанно обращался к новоиспечённой хозяйке без особой нужды и по разным пустякам. Девушка ему явно нравилась, и она почувствовала это.

   В конце концов, мне пришлось самому подгонять своего прораба, чтобы наконец начать работу. Но он смотрел на меня таким затуманенным взглядом, что я вынужден был взять командование на себя, причём самому же исполнять озвученные команды.

   В смене исполнительной власти был свой резон, потому что мысль моя заработала творчески. Я не стал приглашать снимать кровлю ближних соседей, как замышлял Алексей Иванович, а не поленился и сбегал к незабвенному другу Андрею. Крыша у того была шиферная, почернелая, с заметными трещинами, и необходимость замены кровли однозначно становилась вопросом скорого будущего. Андрей оказался дома, и сразу, без лишних разговоров, откликнулся на мой выгодный для него призыв.

   Когда мы подъехали на тракторе к дому Яструбов, девушка и прораб сидели на прогретом солнцем крыльце и, дружественно беседуя, пили кофе из красивых фарфоровых чашек.

    Мы с Андреем полезли на крышу. Наблюдавшая за нами снизу Наташа была в спортивном костюме, и я решил задействовать её тоже, предложив вместе с Алексеем принимать и складывать на землю снятые и подаваемые  нами сверху профлисты. Довольный такими распоряжениями, прораб охотно исполнял даваемые мною указания, позволившие ему не отрываться от общения с полюбившейся ему собеседницей.

    Страхуемый верёвкой, я быстро открутил весь профнастил, и задолго до обеда довольный Андрей уехал на своём работяге-тракторе к себе, увозя в кузове аккуратно сложенные листы. На прощание прокричал, что после обеда непременно вновь заглянет к нам.

    Упоминание о грядущем обеде заставило  молодую хозяйку удалиться - кашеварить согласно указаниям хозяйке № 1, отдыхавшей в это время где-нибудь на Лазурном берегу.

   В оставшееся время мы стали приколачивать дополнительную обрешётку, учитывая, что металлочерепица более прогибистая в поперечнике, нежели профиль.

  Работа спорилась, но не успели мы её закончить, как  Наташин голос снизу пригласил нас обедать.

   Оглянувшись, мы оба чуть не упали с крыши, когда увидели её кардинально преображённой. Она не только успела приготовить обед, но и капитально изменить свой имидж, точно уловив эстетические требования Алексея. Никогда раньше не видел я его таким смущённым и потрясённым.

   Во-первых, Наташа изменила причёску. Вместо распущенной ундины с ниспадающими прямыми волосами она стала этакой барышней-крестьянкой с длинной толстой косой, которую она, как-бы в невинном смущении, время от времени теребила красивыми чистыми пальчиками с аккуратно подстриженными ноготками без всякого маникюра, хотя с утра у неё были привычные, лилово-окрашенные, когти.

   Во-вторых, она сменила форму одежды. Вместо роскошного халата с вечно разъезжающимися полами, на ней был скромный сарафан в бело-розовую клетку, под который была надета белая блузка с глухим целомудренным воротом.

   - Ars amandi! - восхищённо прошептал я, но Алексей Иванович услышал меня, и смутился ещё больше. Дураку было понятно, что девушка Натали повела целенаправленную атаку на Алексея, человека божьего! Мне даже стало немного обидно, что я уже отодвинут на обочину развивающейся на моих глазах очередной любовной повести, которая может оказаться печальнее всего на свете... А, может быть, и нет!

   Мы спустились вниз, оба заинтригованные предчувствием чего-то необычного. Необычное оказалось обычным, но достойным восхищения людей, умеющих ценить прелести простого.

   Обед был изумительным! Вместо ожидаемых мною деликатесных бутербродов, молодая хозяйка предложила нам классический обед из трёх блюд: первого, второго и третьего.

   На первое из большой фарфоровой супницы, известной мне из кинофильмов о неизвестной прошлой жизни, изящной Наташиной ручкой были разлиты в большие глубокие тарелки наваристые щи со свининой, нарезанной кусочками. Цельные куски того же отварного мяса, но с косточками и тонкими прослойками сала, парили в центре стола на большом блюде типа моего лягана. С боку горочкой лежали кольца нарезанного репчатого лука и намазан шматочек свежей горчицы. Было видно что, Наталья хорошо разбиралась во вкусовых приоритетах настоящих мужчин. На гарнир она  подала горячую отварную картошку с прилипшими семенами укропа.

   На третье было белое мороженое, щедро политое мёдом. От десерта я отказался, потому что брюхо вздулось и так, как футбольный мяч. Вместо этого, я выпил залпом пару стаканов холодного компота из сухофруктов и решил немного передохнуть где-нибудь в одиночестве. К тому-же, удовлетворённый и благодушный, испытывая симпатию к обоим моим сотрапезникам, я подумал, что не стоит своим присутствием мешать налаживанию отношений между ними.

   - Простите, Наташа, а как вас по отчеству величать? - вежливо и проникновенно спросил я. 
   - Степановна я, - отвечала счастливо улыбавшаяся Наташа.
   - Наталья Степановна! Мне неловко в этом признаться, но имею дурную привычку отдыхать в лежачем положении после подобного, невероятно сытного и вкусного обеда. Не могли бы вы...

   При этих моих словах улыбка с лица Натальи Степановны исчезла, и она заметно насторожилась в тревожном ожидании. Наверное, испугалась, что я сейчас позову её с собой. Однако, последующие мои слова успокоили её, и улыбка вновь озарила лицо.

   - Не могли бы выделить мне укромный тихий уголок, где можно с полчаса отдохнуть в не тревожимом одиночестве?
   - Конечно, конечно! - пташкой вспорхнула Наташа из-за стола. - Идите за мной!
   
   С некоторой тревогой, оценивая её энергию и стремительность, я было подумал, что она хочет увести меня подальше - на другую половину дома в общество Григория, но она пригласила в ближние сени, очень уютные и с обогревом, где стоял кожаный диван и на котором можно было расположиться в рабочей одежде.

   - Ты долго-то не дрыхни, - уже совсем по другому, по-свойски сказала она мне, подавая вместо подушки плюшевого панду. И добавила. - Я же стесняюсь одна!
   - А ты не стесняйся. Он человек порядочный. Под юбки не полезет, как прочие.
   - Потому и стесняюсь...