Декабрьский подснежник 4 часть, 8 глава

8. ВЕРНЫЙ РЫЦАРЬ

И вот Артём, Маша, Вика, Рябчиков и Лида сидели у Совка и Наташи. Их дочка уже чуть-чуть подросла, но пока что не ходила. Все посмотрели на спящую малышку, Артём заплакал, сказав, что почти всё на свете приходит и уходит, а потом всё без исключения обращается в прах, и все сели за стол. И вдруг в дом ворвался… Шуберт! Его руки истекали кровью.
– Шуберт!!! – Вика бросилась к нему.
– Здравствуйте, милая девушка, – ответил поэт, и его сердце дрогнуло.
– Что с тобой? Где ты так?.. Ой, Шуберт!..
– Я ходил по лесу, а на меня напали злые слепни.
– О мой юный лирик, со мной сегодня было то же самое!
– Неужели слепни? – улыбнулся поэт, снимая куртку и проходя в дом, в то время как Наташа принесла бинт.
– Да-да, слепни! – подхватил Шашкин.
– Артём, в розах слепни не водятся, – поправила Маша. – Это были шипы.
– Пусть будет по-твоему, о моя чернокрылая голубица! Но расскажи мне, о мой юный лирик, что с тобой было всё это время?
– Я не знал, куда податься, и смутно почувствовал, что меня тянет в Мытищи. По-моему, с этим городом у меня связано какое-то воспоминание. Как-то бессознательно я дошёл до этого дома и решил попытать удачу здесь. Почему-то мне захотелось войти именно в этот дом. Правда, я пытался и в другие зайти, но меня не пустили.
– Ну не всё потеряно, – усмехнулся Рябчиков.
– Может, он притворяется? – предположила Лида. – Как он мог вспомнить адрес Совка, если самого Совка не помнит?
– Я однажды читал заметку, что даже когда люди теряют память, где-то на корочке всё равно у них записано всё, что было раньше, – пробурчал Совок, качая проснувшуюся дочку.
– Шуберт, мой Шуберт… – вздыхала Вика.
Когда Шуберт сел за стол, Вика как бы невзначай подсела к нему и стала подавать то солонку с солью, то перец, стараясь едва коснуться его руки. Он это заметил, взял её за руку и повёл в коридор. Вика задрожала, чувствуя, что ничем хорошим это не кончится. И правда, единственное, что Шуберт сказал ей, было:
– Простите, девушка, что вынужден так прямо говорить вам об этом. Я вижу ваше внимание ко мне, ваш интерес. Но я не могу ответить на ваше чувство. Вы читали «Дон Кихота»?
– Нет.
– Я читал. Этого рыцаря добивались многие дамы, красивые, умные, знатные. Но он ни одной из них не ответил, он хранил верность своей Дульсинее. Вот и я тоже… Вы милая, добрая, красивая, вы просто чудо! Но я принадлежу другой, простите меня…
– Не за что прощать, – грустно покачала головой Вика. – Вы верны своей даме – это прекрасно. Я могу ей только позавидовать.
– Ну что вы, что вы! – воскликнул Шуберт. – Не завидуйте ей, тем более она сейчас тщетно ищет меня, как и я её. А у вас всё будет. Вы обязательно встретите какого-нибудь хорошего человека, и пусть он сочинит для вас много прекрасных стихов!
– Да, мне тоже хотелось бы, чтобы он был поэтом, – печально улыбнулась Вика и прибавила: – Таким же хорошим, как вы.
– А откуда вы знаете, что я поэт?
– По вашим глазам догадалась. Почитайте мне что-нибудь.
И Шуберт прочёл:

– Я гулял, бродил по лесу,
Там слепней огромный ряд,
Словно крикнули: «Ни с места!»,
В руки впили горький яд.

Мне так больно было очень,
Я от боли закричал.
Хорошо, что я не ночью
По тропиночкам гулял.

Вышел я из леса быстро
И забрёл в какой-то дом.
Мне сейчас бы выпить виски
Или, может, всё же ром.

– Шуберт, опять ты за своё! – с досадой всплеснула руками Вика.
– Вы о чём?
– Ты опять такие стишки пишешь? Ох, как же у тебя память отшибло, слов нет… Но я твои стихи любые люблю…
Они вернулись к остальным. Шуберт чувствовал, что его неодолимо тянуло к Вике, словно с ней было связано какое-то воспоминание, словно он когда-то любил её. Но он был уверен, что его любимая, его жена – совсем другая женщина, поэтому не давал волю чувствам и даже виду не подавал, что ему хотелось задержать взгляд на викином милом лице, побыть рядом, поговорить с ней и даже подержать за руку, если бы она позволила, а она бы точно позволила, – в этом Шуберт не сомневался.