Четверо. Послание часть 9

      Если бой завязан на чести – он неоправданно жесток, если на выгоде – он навязчиво памятен. Тарэт сражался ради выгоды, Лавер – ради чести. Я с трудом понимаю, что в отношении меня – наивной виверны – приоритетней для дракона, вознамерившегося возобладать над слабым сердцем. Существуют ли для драконьей расы истинные приоритеты, которыми мы в не силах пожертвовать? Полагаю, только ситуация диктует свод правил, а черты характера и склад ума принимают полноценное решение, каким из них можно пренебречь. Жаль, что все рассуждения разбиваются либо об наше невежество, либо об неуверенность в их завершенности. Мы одинаково строги и несправедливы к себе. Мы глупы и наивны к месту в судьбе. Мы одинаково свободны и беззащитны во мгле.
      В минуты покоя я напоминаю об этом себе. Отрывая кусочек за кусочком, я верю, что от меня что-то останется на реальность.
      Нам неведома честь и преданность – мы их выдумали, чтобы создать мнимую упорядоченность граней нашего существа. Память оздоравливается, имеет способность множественно и без ущерба для настоящего наслаиваться, отчего мы сталкиваемся с непостоянством наших убеждений. На нас оказывают влияния не события в целом, а готовность в них окунуться. Тысячи образов, предсказуемых сюжетов и исписанных страниц. Отсюда и берет свое начало необыкновенное чувство, что все это уже с нами случалось, и мы проходим свой путь повторно.
      Другие лица. Другие условия. И все те же мы.
      События, перетекающие выгоду… Неужели мы неспособны обелить себя? Неужели мы довольствуется преследованием выгоды, подбирая ей более забавное определение? Я блуждаю по закоулкам своего сознания и ищу наилучший выход. Но наилучшего выхода нет. Он вообще никогда не существовал. Озарение, что периодически снисходит на меня, мешается с рутиной неокрепших взглядов, порождая некое подобие того самого «я». Впадая в ужас, что все вышеперечисленное было мне навязано мертвыми и не самыми убедительными источниками, я содрогаюсь от мысли, что мне никогда не обрести обособленности. Я связана с миром не по своему выбору.
      Я далеко не первая пришла к этому. Жаль, что и не последняя.
      События развивались так, как и должны были развиваться независимо от моих желаний. Я смотрела, взывая к сгустившемуся к вечеру небу. Мои крылья были расслаблены, спина чуть сгорблена. Я ждала от него действий.
      Лавер не спустился после схватки с соперником. Он исчез за лесом, превозмогая полученные увечья через истощенные движения. Я видела тяжелые взмахи его крыльев, его бремя поражения, передающееся кончикам перьевых крыльев, и не понимала, какую цену ему пришлось заплатить. Но, как ни странно, из всех нас Лавер нашел наилучший выход. Он оставил меня с Тарэтом не потому, что я собиралась предпочесть его будоражащему воображение поступку жалость к барду. Лавера обуздала пробудившаяся совесть.
      Он откликнулся на ее зов.
      Драконье пламя не применимо на драконе. Таков негласный закон континента. Тогда для чего оно? Для бытовых радостей? Для демонстрации твердости слова? Для книжной завершенности и без того несовершенной расы?
      Течение жизни неумолимо. Беспамятство стянулось, как грозовые тучи, надо мной после нескольких дней, открывших жаркие объятия барда. Я предалась забытью через страсть. Не задумываясь о последствиях, я дарила барду тепло и ласку. Сострадание к Лаверу истлело, как истлевают последние угольки костра, и вскоре затерялось в потоке насущных мыслей. Меня отвлекла вновь обретенная влюбленность. Я подумала, что это последнее подношение судьбы, снизошедшее после смерти Брасера.
      И этот шанс я не могла упустить.
      Тарэт – мой личный сорт запоздалого аперитива. А до встречи с Алинат оставалось меньше сезона…

***

      Синга умолкла, опустив голову. Нынешнее пробуждение прошлого далось тяжело, вязкость истории, тесно сплетающейся с отчужденной рефлексией, лишь оголившей острые грани, мешала выбирать границы дозволенного. Повествование не желало стягиваться в незатейливые картины, которые несли в себе ничем не обремененные мгновения. Вместо этого прошлое раздробилось на сотни острых осколков и рассыпалось перед ней, преграждая путь вызывающим блеском угроз. Еще вчера Синге удавалось ловко их переступать и перепрыгивать с помощью подвижных крыльев и природной энергии, а теперь она, потеряв равновесие, оступилась.
      Порез оказался глубоким.
      Заговорил Лавер, нарушив сгустившееся неловкое молчание. Физалис почувствовала, как на ее спину вновь опустилось теплое крыло спутника, но при этом он смотрел строго вперед. Приятное короткое вздрагивание от соприкосновения, сравнимое с импульсом короткой тревоги. Взгляд Лавера привлек и настроил на нужный лад беззаботный танец отмерших листьев. Холодный сезон неумолимо наступал на хвосты.
      – Я нарушил негласный закон уже дважды, – напомнил он. – И если в первый раз я почувствовал горький вкус навязчивого предательства, то во второй гнев не дал мне времени на раздумья. Он подчинил меня своей воле.
      Неожиданно в разговор вклинилась Алинат. Губы девушки дрожали от волнения, а глаза – простые женские глаза – наполовину скрывались за веками, будто через боялись через оттенок что-то выдать.
      – Когда это было во второй раз? Наверно, все было слишком серьезно.
      – Да, – согласился Лавер, обращая на нее взор. – Серьезность ситуации зачастую пробуждает первым делом гнев. Выступив перед властелином Стаганом, я думал лишь о том, как взять инициативу в свои…
      – Что ты такое говоришь? – возмутилась Физалис, заглядывая Лаверу в глаза. – Ты действовал ради своих целей? А мне казалось…
      Черты лица Лавера стеклись в легкую улыбку, различаемую только наблюдательной Физалис.
      – Установление мира над континентом – разве не личная цель каждого из нас?
      Физалис насмешливо кивнула. Определенно, язык Лавера хорошо подвешен. Ловить его на подобных диалогах – все равно, что обращать горную речку вспять.
      – Разве здесь не мирно? – удивилась Алинат. Ее голос нетвердо резонировал из-за холода, проникшего под тонкую одежду. – Тут… нет никакой войны.
      Лавер поднял надбровье. Похоже, для этой девушки существуют только две крайности, два состояния – мир и война. Все остальное ей не бросается на глаза, а потому не должно вызывать беспокойства.
      – Но разногласия…
      – Разногласия будут всегда, – отрезала она, деловито скрестив руки на груди. Прежде Алинат потирала предплечья, чтобы согреться, а теперь ее превосходящий вид эрудита взял верх над телесными слабостями. – Если хотите, я могу вам напомнить об истории Отчужденных Земель. Тамошние жители ничем не отличаются от здешних. И жизнь там ничем не отличается от жизни на континенте. Только здесь о нас думают как о безумцах, нашедших пристанище на краю света. – Она раздраженно выдыхает через ноздри. – У мира нет завершенности. И никогда не будет.
      – Но предпосылки не дают мне покоя в это поверить.
      Все бросили взгляд на садовую дорожку. Прежде не принимавший участия голос показался Физалис до панического испуга знакомым. Нет, не сейчас! Видение, лихорадочное состояние, попытки вернуться к реальности, поддержка Лавера, увядший рассудок и надвигающееся чувство беззащитности… Нет, это не мог быть Тарэт! Нет, только не он! Физалис последней перевела взгляд на источник голоса. Сердце замерло в ожидании того, что не должно было сбыться.
      Ну же, дыши ровнее, Физалис.
      В сад заглянул Вайзерон, молодой Отец континента, в сопровождении неотразимой Лиссис, чья алебастровая чешуя, играющая металлическим отблеском при малейших источниках света, приковывала завистливые взгляды всех, кто не вышел статью. Они стремительно приближались. Их лица светились неподдельным дружелюбием. Голос Вайзерона не мог походить на голос Тарэта. Вайзерон от природы рассудителен, неспешен, монотонен в своей речи. Физалис коснулась своей груди. Сердце трепетало как канарейка, брошенная в клетку.
      – Отец континента, – Алинат поднялась со скамейки и отвесила поклон. – Для меня это огромная честь. Простите, я не знала, что это вы.
      Вайзерон приветственно моргнул. Лиссис одарила лучезарной улыбкой присутствующих и грациозно опустилась на хвост. Перья надбровий прилегли к ее лбу, а крылья расслабленно опустились наземь.
      – Порой, я сам себя не узнаю. Ответственная должность принуждает меня каждый день расщепляться на десятки лиц, а вечером собираться воедино. Таков уклад мира, который я хочу изменить. Это не значит, что я хочу навязать идеалы подданным. Это значит, что я питаю надежду к поиску компромисса. Высшего компромисса.
      – Но… – первенство было упущено, и Алинат вновь почувствовала объятия студеного сезона. Ее пальцы затрепетали по одежде, – зачем менять мир?
      – За тем, чтобы каждый из нас оставался собой весь световой день, как и те, с кем ему приходится видеться. Я хочу добиться от мира гармонии.
      – Властелин Вайзерон! Властелин Вайзерон!
      Присутствующие задрали головы и увидели, как над садом закладывал вираж небольшой дракон. Снаряжение мгновенно раскрывало его род деятельности. Нагрудное кольцо как у лошадей, набедренные сумки с посеребренными бляшками, вещевой мешок, притянутый для удобства к левому боку шнуровкой и тисненными ремешками. На нем – символика Ветреных Земель. Юный гонец спустился и энергичными движениями извлек крошечный свиток. Его несколько смутило, что вместо лапы Отца континента, ему была протянута красивая лапа Лиссис.
      – Это послание…
      – Я вижу, – с улыбкой сказала Лиссис.
      Вайзерон кивком избавил гонца от колебаний. Свиток был успешно передан в лапу его спутницы, после чего юный дракон, почтительно поклонившись, нырнул в пасмурное небо. Физалис успела заметить печать Механических Земель, прежде чем Лиссис скрыла ее в лапе.
      – Не может быть… – прошептала Физалис, прижимаясь к Лаверу. – Это должно было случиться позже.
      Вайзерон принял послание, коротким кивком поблагодарив свою советницу. Его длинные усы были закручены на конце. Что поделать – сезоны не щадили никого.
      – А случилось сегодня, – он сломал печать и развернул кусочек пергамента. Тщательно всмотревшись в его малосодержательный текст, Вайзерон мрачно вздохнул. – Что ж, пора принимать гостей.
      – Сколько мы можем послать кораблей? – спросил Лавер. Он не меньше Физалис догадывался о содержании клочка бумаги. – Две сотни? Три?
      Вайзерон задумался, хотя его смутная передача эмоций едва ли разделяла мрачность и задумчивость на отдельные составляющие. Лиссис пришла ему на помощь. Ее серые глаза озарились идеей.
      – Если мы попросим Людские Земли оказать нам содействие, то…
      Она не договорила. Если – то что? Они станут иначе относиться к драконьей расе только потому, что драконы пытаются помогать друг другу? Однако если задействовать весь имеющийся торговый флот континента – за исключением Людских Земель, – то кораблей едва ли наберется на шесть жалких сотен.
      – В послании сказано, что для эвакуации требуется не меньше полутора тысяч кораблей, – огласил Вайзерон. – Торговый флот континента разбросан по всему миру, в то время как корабли Людских Земель сосредоточены в продольной бухте Брога. Я должен переговорить с властелином Бламбалтином лично. Возможно, мы сможем придти к взаимовыгодному соглашению.
      Что-то нашло на девушку, которую на континент привела любовь. Алинат подскочила со скамьи и уперлась руками в пояс. Еще до прихода Вайзерона, выслушивая откровенности связей Синги с Тарэтом, девушка с трудом уняла бурлящую ревность. Теперь она была готова сорваться в любом неподходящем случае. Ее губы, сжавшись, побелели, прежде чем она принялась выстреливать одно слово за другим.
      – Вот какой мир вы хотите построить? На взаимной выгоде? Теперь я понимаю, почему вы были первым советником при Мирдале. Вам это было выгодно!
      Вайзерон встретил обвинение с естественным для него спокойствием и вниманием. Он старался прислушиваться ко всему, даже если при поверхностном анализе упрек выглядел как личная обида или неприязнь к Отцу континента, проросшая на почве искаженных сотней уст слухов.
      – Я вас понимаю, – заговорил он, передавая крошечный свиток Лиссис. – Мне хотелось быть советником Мирдала. Мне хотелось приносить пользу. Но, боюсь, вы не осознаете всей серьезности сложившейся ситуации. Механические Земли содрогаются от постоянного извержения огромного вулкана, занимающего четверть архипелага. Сегодняшнее послание дало мне понять, что Механические Земли скоро перестанут быть такими, какими мы их видели собственными глазами. Часть молодых пепельных драконов сможет достичь континента на крыльях, а часть не сможет. И на данный момент я ищу выгоду в том, как мне доставить стариков, детей и неспособных летать на континент в кратчайшие сроки. Вулкан пробудился. По-настоящему пробудился.
      Алинат густо покраснела. Раскрыв рот, она хотела добавить еще что-то, но почувствовала, как кто-то потянул ее за накидку. Это была Синга.
      – Я с Физалис постараюсь охватить большую часть торговцев Глоуна и Терса, – предложил Лавер, не противясь взгляду изумрудных глаз спутницы. – Постараемся привлечь всех, у кого есть корабли.
      – Поспешите, – напутственно посоветовал Вайзерон. – Времени в обрез. У архипелага есть несколько безжизненных островов, до которых, быть может, не достанет вулкан. Но и там укрыться смогут не все. Старики могут не добраться и вплавь.
      Лиссис была ничуть не мене предприимчивей Лавера. Она лишний раз убедилась, что может говорить от имени Отца континента, и условилась, что для кораблей, находящихся на этапе строительства, будут выделены дополнительные рабочие руки и лапы. Вайзерон без каких либо колебаний согласился.
      – Мой корабль отплывает в Людские Земли к вечеру, – сообщил он Лаверу, когда тот уже почти прошел вперед вместе с Физалис. – Надеюсь, мой визит по предварительному посланию будет ожидаемым. Но мне все еще потребуется помощь.
      Лавер уголком рта улыбнулся ему.
      – Ты всегда можешь рассчитывать на Дэка.
      – Это его слова?
      – Нет, но его ответ будет мало чем отличаться от моего.
      Физалис и Лавер свернули в другую сторону. Вайзерон и Лиссис поспешили в Храм Решений, чтобы уделить внимание нескольким немаловажным вопросам. Когда они удалились на достаточное расстояние, Физалис не выдержала давления изнутри.
      – Тарэт… Он появится с минуты на минуту.
      Лавер остановился. Физалис виновато прижала уши, поглядывая в сторону Синги, затерявшейся среди нескольких садовых поворотов и арочного выхода с его вычурной гравировкой.
      – Она справится.
      – Это все я затеяла, – тихо отозвалась она. – История… Проклятое любопытство!
      Лавер коснулся ее плеча. Какая она холодная! Лавер никогда не страдал от злобных выпадов климата, что давало ему право с иронией относиться к мерзнущим драконам. Но Физалис была его спутницей, и сейчас она остро нуждалась в тепле его крыльев.
      Оставалось только сделать простое заботливое движение.
      – Синге станет легче, – сказал он, ощущая, как она прижимается к его теплому боку. – Историям нужно давать выход. Печальным, веселым, тяжелым. Если не выплескивать их наружу, они превращаются в токсичный яд, разъедающий нас изнутри.
      Физалис нахмурилась.
      – Тогда почему истории, в которых ты участвовал, не разъедали тебя изнутри?
      – Мои истории – часть истории других, – прошептал Лавер. – Так было до того, пока мы не увиделись в том далеком трактире. Помнишь, как мы встретились взглядами спустя столь долгое время? Кровь отступила от твоих глаз, когда они оказались в нескольких дюймах от моих. Наша история началась. Одна на двоих.
      – Я боюсь, что мои видения сбудутся.
      Лавер вздохнул. Мимо прошагали два полувзрослых дракона, обсуждая меню предвкушаемого обеда. Они поочередно бросили короткие взгляды в их с Физалис сторону, но не проявили особого интереса. Возможно, они ни разу не видели их в должностях советников Отца континента.
      – Они сбылись, Физалис, – напомнил Лавер. – Все, что не сбывается в реальности, сбывается в нашем воображении. Впрочем, это не означает, что это должно волновать нас больше, чем то, что случается.
      Физалис прижалась головой к его шее. Успокаивающие рассуждения действовали как обезболивающее с приятным согревающим эффектом в виде непосредственной близости.
      – Мы разделимся?
      – Придется, – кивнул Лавер, увлекая ее вперед. Они бок обок зашагали по узкой улице, прилегающей к саду. – Времени мало.
      – Тогда я отправлюсь в Терс. Я соскучилась по старому бастионному орешку.
      Лавер знал, что в дороге она сможет многое обдумать. Стоило уступить и дать немного свободы друг другу.
      – Договорились.