Воздушный десантник Ситников

                Из сборника рассказов "Записки переписчицы"
                издательства электронных книг Andronum

Переписав приветливую семейную пару с дочерью,  десятиклассницей, я спросила, кто живет в соседней квартире. «Муж с женой», -  ответили мне. И я смело вошла в слабо освещенную прихожую,   открыл   мужчина в семейных трусах и с обнаженным торсом. В южном городе ничего странного нет, пусть даже осень на дворе, да и вообще, он у себя дома.  На его лицо бы посмотреть, но я пыталась разглядеть за его спиной жену. Увы, жены не оказалось. Он неожиданно шагнул  за мою спину и приказал: «Руки за голову и вперед шагом марш!». Дошло не сразу, но по тону ясно, мужчина не шутил. Постаралась, как могла, спокойно ответить: «Хорошо, но я держу портфель». В ответ услышала: «Повесь себе на  шею».
       Я повернулась к нему лицом: «Перепись населения в Крыму, вот мое удостоверение, значок, шарф, браслет, есть паспорт. Я защищена законом».
      Багровое лоснящееся лицо, взгляд бессмысленный, как у дикого зверя или пьяного. Действительно, он был пьян.  Но твердо стоял на ногах и угрюмо рассматривал меня.  Момент, и что-то изменилось, он немного расслабился.  «Мне прийти в другое время»? – спросила я. Он снова напрягся, опасен. «Ты заложница», - сказал он.
       Только не делать резких движений, если хочется выбраться невредимой. И не молчать.
            - Выдвигайте требования, - вступаю в игру, - Деньги? Сколько?
           - У меня самого денег до хрена.
     Что ж, мне легче: будь у моей семьи   деньги, я бы переписчицей не работала.
       Сумеречная прихожая раздражала, и я прошла на кухню.  Новые обои, новая кухонная мебель,  чистый пол,  стол завален объедками красной рыбы на бумаге,  три пластиковые бутылки пива, ни одной полной. Пиво  цвета мочи, как и его семейные трусы  с ржавым рисунком.
         - Сидеть, не двигаться, - команда запоздала, я уже  села на диванчик у двери, – сидеть, не двигаться, - повторил он. -  Сейчас буду звонить майору милиции, мы с ним пили вчера. Или позавчера, неважно, мы с ним пили. Требования мои такие, - он уставился на меня. Пьяный, а концентрироваться умеет. – Ладно, неважно.  Не двигаться, я сказал!
     Он отреагировал на то, что я полезла в портфель за бланками.
       Ладно,  не делаю лишних движений, прошла минута, может, две,  для проверки, насколько опасно мое положение, пытаюсь снова открыть  портфель.
    Насторожился. Но вот взгляд его уплыл, на потолок, на пол,  зафиксировался на бутылке пива.  То пьяный, то трезвый, непонятно.  Видимо,  отходняк. Сколько он пил? Сутки, двое или больше?
           - Пленница или заложница, - нуждаюсь в уточнении, - заговорила я, лишь бы не молчать.
           - Выбирай.
     Он встал и вышел из кухни. Тихо. Шагов не слышу.  Внезапно появился,  шагнул к плите, развернулся,  сел  напротив. Не делаю резких движений, не задаю вопросов. Сижу, скучаю, смотрю на серое небо за окном.
           - Все же давайте я вас перепишу.
           - Переписывай, - разрешил он.
   Я достала бланки.
           - Кабаридзе, моя фамилия.
           - Может, Налбандян? На грузина вы не похожи.
           - Иванов. Пиши. Не женат. Все, хватит. Убирай свои бумаги.
     Убираю. На логику алкоголика рассчитывать не приходится. Главное, убедительно изображать спокойствие, - все нормально, подумаешь, пьяный, нашел, чем удивить. 
       Но как победить  тревогу, серую, беспросветную, как предсмертная  пустота.
        Страх унижает, превращает в жертву. Нет, не дождется.

        Я сама пришла в чужой дом, ведь он мог не знать о переписи, хотя и были передачи  по телевизору, обращения к населению, чтобы к нам отнеслись с пониманием, перепись нужна городу, всем, живущим в нем.  Но никто не гарантирует полную безопасность переписчикам.
    
      Он сидел, опустив голову, нет, не дремал, мы оба погрузились в невеселые мысли. Тишину прервало  бормотание, громче, еще громче, понятно:
             - Я брал дворец Амина, воевал, три  войны. Я брал дворец Амина.   Духов надо убивать. Сразу. С духом не договориться, - он отпил глоток пенящегося пива цвета мочи, меня затошнило, - со снайпером договориться можно. Я был недавно в Луганской области. Видишь шрам над бровью?
      Вижу,  над левой бровью алеет шрам. Он взял другую бутылку, пива совсем немного, покрутил  до пенного состояния и отпил глоток.
             - Так был приказ брать дворец Амина, или кто-то на месте проявил инициативу? – спросила я.
              - Приказ был, приказа не было, не было. Как не было? Был. Не было – был – не было.
         Он отпивал по глотку, отставлял бутылку, опять брал, отпивал  и бормотал.
        Неожиданно подскочил и встал в позу боксера.
               - Я тебе сейчас приемы боя покажу. Смотри.
      И   стал двигаться,  ловко, по-кошачьи, - сноровка сохранилась.    Вспомнила знакомого, который говорил, что опыт не пропьешь.
      Он пинал невидимого врага и продвигался к выходу из кухни,  меня не задел.
             - Щас я тебе покажу табельное оружие.
    
      Его не стало.  Выскочить на балкон? Закричать в форточку? Я привстала, балкон не застекленный, крик будет хорошо слышен. Если он профессионально не вырубит меня раньше.
      Я уже стояла, появился он, без оружия, но настороженный.
               - Надоело сидеть, решила размяться, - объяснила я.
      Под  угрюмое молчание  заняла  прежнее место.  Он сел за стол,  отпил из бутылки, поморщился, видимо, пиво скисло. Какое-то мутное, как моча у больного циститом.
             
               - Приказ был – приказа не было – был – не было, читай между строк. Видишь шрам? Сюда смотри, - он ткнул себя в правый бок, - пуля навылет, пробила,  тут еще шрам, - он показал на грудь, - от ножа духа.
     Но я плохо различаю, - он сидит, закрыв собой окно.
     Не люблю войну, не смотрю фильмов о войне. Из книг на эту тему читаю в основном мемуары. Недавно прочитала воспоминания белоэмигрантов:  сколько злобы должно накопиться, чтобы брат стал убивать брата.

     Здесь, на кухне, нас двое, непонятно, враги мы или нет. Но точно знаю: или мы оба победим или оба проиграем. Только не бояться  и быть настороже.
      Ему ведь надоест  пить эту мочу и захочется чего-то покрепче. Когда?  Когда допьет пиво? Но такими темпами неделя может пройти.
        Не надо молчать. Не дать ему уйти в глубокие воспоминания. Неизвестно кто  ему привидится вместо меня.
                - Шрам над бровью от снайперской пули?
                - Зачем снайпер? Я ему сказал, - не стреляй, и он не стрелял.
                - Как это?
                - Так, - он встал, - я тут, - он ткнул в свою грудь пальцем, - он там, - показал на плиту, - я ему говорю, - ни – ни, - он погрозил пальцем в балконную дверь.
                - И он послушал?
                - Послушал.
                - Может, не снайпер?
                - С австрийской винтовкой?
       
         Он сел, взболтал пиво и отставил бутылку.
                - Если не снайпер, тогда кто попал? – я кивнула на шрам над   бровью.
                - Я сказал, запретил ему стрелять. Это осколок.
                - Убить могло.
                - Могло.
       Он опустил голову и, нащупав рукой бутылку, стал трясти ее. Открыл крышку и вылил пенистую жидкость на пол.
        Никогда не буду пить пиво из пластиковой бутылки.
                - Сходим за бутылкой,  я щас, оденусь, подожди, - он вышел, вернулся с ворохом одежды, быстро, по-военному, оделся и скомандовал: - Пошли!
     Мы подошли к двери, он коснулся  ручки.
                - Я забыл закрыть. А? как тебе? Дверь была не закрыта, -  он смотрел на меня абсолютно трезвыми глазами.
     Я попыталась улыбнуться. Не знаю, получилось ли. Опасный момент, он раздумывает: отпускать меня или нет. Понимает, что для него возможны неприятные последствия. Он молчит. И я молчу.  Никаких резких движений. Дверь открыта, а я не рвусь, потому что шансов убежать мало. Он почти прижался ко мне,  крикнуть не успею.  Даже если крикну, кто услышит, ведь я прошла весь подъезд, открыли только соседи на этом этаже. Могли уйти куда-нибудь или  смотрят по телевизору фильм про войну, с криками и стрельбой.
     Надо  говорить, чтобы снять напряжение,  и я произношу длинный монолог  о том, как интересно провела время с ним, какая насыщенная жизнь,  завидую, надеюсь еще встретиться и послушать, когда буду свободнее. Это не сложно, ведь мы живем в одном городе. Уф, выдохлась.
    
                - А ты ничего, - он окинул меня взглядом.
                - Но, но, я замужем, - я погрозила пальцем и попыталась улыбнуться.
      
      Он распахнул дверь, и я переступила порог его квартиры, никаких резких движений, жду, когда он закроет на ключ дверь, и говорю, говорю, все о том же.
     Под мой треп спускаемся вниз.  Все, мы на крыльце, я, махнув рукой, направляюсь в сторону участка, он в противоположном направлении.
   
      Завернула за угол, и ноги стали подгибаться, только не упасть, перешла  через дорогу и увидела на крыльце  нашего переписного участка заведующую.
       
                - Что-то случилось? – спросила она.
                - Меня не выпускал  один идиот. В полицию сообщать не хочу, три войны прошел, жалко его.
                - Кто? Где?
   Я показала на дом.
                - А, знаю, Ситников, воздушный десантник.  Как мы о нем забыли? Такой дурак. Действительно, много воевал. Его лечить надо.
                - Ничего. Не жалуюсь. Ничего, все нормально, я жива. Жалко его, разве он виноват, что так много  воевал.