Цветы её жизни

  Клоун рассказал очередной анекдот. Все кактусы на подоконнике засмеялись, даже придурковатый Юрчик и тот захихикал. Все обернулись к Ксанычу. Он как всегда недружелюбно скривился. Вся компания притихла. Не то чтобы они боялись этого странного Ксаныча, нет! Просто все жители подоконника его уважали и всегда считались с его мнением. Он был самым авторитетным кактусом, жил в этой квартире более двадцати лет и был у неё первым.

  Она принесла его с работы. О-о-оо, как это было давно, в прошлой жизни. Она была молода, красива и полна надежд. А руки её тогда были - такие нежные…
  В тот день, она аккуратно открыла картонную коробочку и вывалила его на газету. Он был совсем юным и зеленым, как, впрочем, и она. У него была своя тайна. Он был необычным. Он был двойным, сросшимся со своим братом близнецом в единое тело, напоминающее сердце. Эта форма и подкупила её. Сам по себе он был обычным, ничего не представляющим из себя кактусом. И честно сказать, если бы не это его двуличие, она не обратила бы на него никакого внимания.
  Со временем «сердце» у него одеревенело и ушло в землю. Оно обросло другими наростами, заскорузлыми, некрасивыми, с мелкими плешивыми иголками. Она называла его Александр. Редко обращала на него внимание, забывая поливать и смахивать пыль, и он на неё обижался.
  Случилось так, что она посадила его в неприглядный облупившийся горшок с землей для фиалок, и он долго потом болел, с трудом давая корни. Тайну сердца Александр ото всех скрывал, боясь насмешек.
  Он так давно был прописан в этой квартире, что помнил время, когда на подоконнике жили фиалки. Да-да, жили фиалки! Это было время разноцветной радуги. Всё пространство окна от стены до стены кричало красками. Фиалки были свежи, сочны и очень говорливы. Александр от них уставал. Если бы он мог переселиться на другой подоконник, он был бы счастлив… Но он не мог, и ему приходилось терпеть этот женский коллектив со всеми его надушенными цветочками. Эти фиалки были глупы и любили много выпить. Александр всегда их предупреждал, что нельзя столько потреблять жидкости, это вредно для здоровья. Но его никто не слушал…

  Однажды она принесла большую лейку и от всей души полила каждого жителя подоконника. После этого исчезла. Её не было целый месяц. Александр пережил всё стойко, он мог спокойно ждать её хоть вечность, а вот фиалки... Эти дурочки выпили всё за неделю, хвастаясь друг перед другом листочками и цветочками, а потом замолчали. Через месяц, когда она вернулась, на подоконнике остались только воспоминания о радуге. Всё было в пыли, и во всех горшках торчали лишь сухие листья темно коричневого цвета. Она без сожаленья собрала всё в мешок и выбросила в помойное ведро. 

  Через неделю на подоконнике появился глупый Юрчик. Это был круглый смешной кактус с колючками вовнутрь. Он совсем не умел колоться. Она любила трогать его плосковатую макушку пальцем, но не более того. По непонятной причине, он совсем не рос, и она, дотрагиваясь до его макушки, первое время внимательно разглядывала его тельце, медленно прокручивая горшок. Каждый раз после «осмотра» она вздыхала и ставила Юрчика на место. Потом она перестала это делать, и только изредка равнодушно поливала водой. Он жил рядом с Александром. Они не дружили с ним, но и не ругались. Дни проходили тихо.

  После Юрчика на подоконник заселились Декабристы. Александр долго не мог понять, как кактусы-мужчины могут так вульгарно обвешиваться цветами. Приехали эти Декабристы на самом деле - в декабре, в надутом целлофановом пакете. Их было трое. На вид совершенно одинаковые цветы. Три клешни от рака, по три фаланги у каждого. Она поставила их в рюмку из-под водки, всех троих сразу, налила им воды и задвинула в темный угол окна. Александру показалось, что она про них забыла, но нет!
  Через две недели она принесла странный вытянутый горшок. Вывалила Декабристов из рюмки на стол и долго возилась с ними, пытаясь аккуратно разделить спутанные корни. Она была раздражена, аккуратно у неё не получалось, и в конце концов ей пришлось просто оторвать их друг от друга. Декабристы закричали от возмущения, но она их не услышала. Они были посажены в ряд на одинаковое расстояние, и их вытянутый горшок нашёл свое место с краю подоконника.
  Через полгода они уже цвели. Она любовалась ими каждый раз, глядя на них, улыбалась и хвасталась ими всем приходящим. Первый был белого цвета, второй – красный, а третий – фуксия. Умора! Когда она первый раз, тыкнув в третьего, сказала - «фуксия», Александр с Юрчиком чуть не умерли от смеха. Фуксия! Фу-фу! Они их так и звали потом – Белый, Красный и Фу-фу. Фуксия всегда обижался на свое прозвище, но что было делать, цветки его имели заманчивый ярко-розовый цвет, да и сам он был странно жеманен. Через пару лет Декабристы разрослись, переплелись и пожирнели. Жизнь подоконника продолжалась….
 
  А вот откуда взялся Мирт, Александр толком не помнил. Александр в тот год болел, в его горшке завёлся червь и подъедал его и так слабые корни.
  Мирт был крепким парнем, имел уже сформировавшийся ствол, похожий на ствол дерева, и небольшую зеленую крону. У него были маленькие, очень плотные зеленые листочки, и он был неприхотлив. Мирт безбедно прожил с правой стороны подоконника год и был бы, наверное, счастлив своей жизнью, если бы не одно маленькое «но».  Она взяла за правило каждый год по весне обрезать его ветки «под ноль», оставляя лишь некрасивый пенек с торчащими сучками. Мирт терял свое великолепие, пару месяцев молчал, собирался с силами и с трудом выпускал новые зеленые ветки и листья. С приходом следующей весны всё повторялось вновь.... После таких процедур его ствол грубел и утолщался, а крона никогда не выходила за рамки отведенного размера. «Жаль парня, - думал Александр, - ничего у него не получится…»

  После Мирта на подоконник приехал кактус Лёха. Он заселился со своим горшком и с огромной кучей деток вокруг себя. Лёха возвышался над всей это оравой, как гриб над травой. Детки были точной его копией - клонами, и сосчитать их было невозможно. Детские корни болтались со всех сторон горшка, но никто из деток не хотел отваливаться от Лёхи. Они так и жили вместе. С каждым годом количество их росло и росло. Интересно было то, что вся эта многочисленная семья имела иголки в виде крючков, и если что-либо попадало к ним в горшок, обратного пути этому «что-либо» не было. Они цепляли всё, что плохо лежало, тащили в середину и прятали. Этот кактусиный улей вечно издавал гул и раздражал всех остальных. Это с их лёгкой подачи Александра стали звать – Ксанычем. Новое имя всем понравилось, оно выражало и уважение, и возраст, а также лёгкое панибратство. Александр не возражал. Ксаныч, так Ксаныч!

  После Лёхи появился странный, молчаливый цветок. Он с первого же дня навёл на всех жителей подоконника ужас. Чем-то напоминая Декабристов, он отличался от них длинными, нескладными иголками, обрамляющими его листочки. Он вальяжно раскинул свои лапы в разные стороны горшка и пугал всех зеленым ковром мха вокруг себя. Она звала его Мухоловкой. Это женское имя ему явно не подходило, но никто не смел шутить по этому поводу. Мухоловка был охотником. Все завороженно наблюдали, как он захлопывает свои листья-лапы, и поймав в них несчастных муху или комара, душит их.       
  Она любила Мухоловку. Она часами могла сидеть возле него. В эти минуты все затихали и смотрели на них обоих.
  Через год Мухоловка заболел и умер. Его листья-лапы повисли плетьми и засохли. Она плакала, когда выбрасывала его останки в помойное ведро.

  Затем был Чича. Это был экзотический волосатый кактус с неколючими иголками. Она привезла его с юга, где отдыхала с подругой на море. Он приехал в бумажном конверте, без земли и без корней. Она выделила ему отдельный стакан с водой и задвинула в угол окна, где пускали свои корни Декабристы. Чича был весёлым и разговорчивым. Он выкрикивал из стакана всякие шутки-прибаутки и смеялся. Но ему стало не до смеха, когда выпив всю воду до конца и отрастив корни, он был снова по уши залит ею водой. Он, захлебываясь, пил и пил эту воду, а она доливала и доливала её. Вскоре корни Чичи полезли вверх, цепляясь за его колючки, а волосы на теле скомкались и начали выпадать. Он стал маленьким зеленым уродцем. Через три месяца вся честная компания молча  наблюдала, как она вытряхнула Чичу из стакана в помойное ведро. Он был обречён.

  После Чичи на подоконник были определены еще несколько незначительных жильцов. Они не отличались какими-либо изысками. Были обыкновенными, банальными кактусами, в практически одинаковых горшках. Славик, Андрейка и Горе луковое. Почему Горе Луковое, так никто из жителей окна и не понял. Этот кактус ничем не пах и имел нормальный зеленый цвет и стандартный размер - сантиметров 15.
  На какое-то время жизнь подоконника замерла. Все вновь прибывшие уже рассказали свои истории и новые анекдоты, были перемыты все иголки и листочки, и все друг другу просто надоели…

  Все изменилось, когда появился он – Друг! Она его так и называла – мой Друг. Он приехал на машине, упакованный в красивый цветной пакет. На его макушке красовался красный бархатный цветок. Всё общежитие замерло и с большим интересом наблюдало, как она бережно протирает поддон из-под его горшка и примеривается, куда его поставить. Ему было определено самое элитное место посередине окна на солнечном пятачке. Друг был небольшого росточка, крепкий, одинокий и очень колючий. Его колючки поражали густотой и длиной. Он имел для неё странную притягательную силу. Она практически не отходила от него ни на шаг.   Делая свои дела на кухне, она подходила к нему, крутила горшок и трогала его колючки подушечками пальцев. Ей было больно, она морщилась, но все повторялось снова и снова. Иногда она колола свои пальцы в кровь, отходила, слизывала кровь языком, отвлекалась на какое-то время, и подходила опять. С того момента руки её стали грубеть и покрываться мелкими морщинами.

  Где-то через полгода, случилось необъяснимое. Она пришла к Другу с ножницами. Все замерли. Мирт съежился, ему показалось, что она идет к нему. Съёжились и все остальные. Даже Лёшины детки перестали шептаться. Она пару минут в упор смотрела на Друга, затем решительным движением срезала красный бархатный цветок. Все ахнули! Цветок безжизненно свалился ей на ладонь. Она зажала его в кулаке так, что побелели косточки пальцев. Через секунду, она расслабилась и раскрыла руку. Цветок был раздавлен в сухую пыль. Она подошла к помойному ведру и стряхнула ладони. Все перевели взгляд на Друга. Он сохранил ледяное спокойствие, не издав ни единого звука, не уронив не единой иголки.
  С того дня их отношения охладели. Она перестала так часто подходить и трогать его. Изредка, не чаще раза в неделю, когда она протирала мокрой тряпкой пыль на подоконнике, она прикасалась к его колючей макушке, при этом постукивая по ней кончиками пальцев, будто отбивая сигнал SOS азбукой Морзе. Опять кололась в кровь, опять слизывала ее языком, и плакала.
  Прошло пару лет. Друг как ракета, направленная в космос, рос вверх крепким зеленым стволом. Его колючки заострились ещё больше, и если она допускала более смелые движения пальцами, он как садист выпускал в её кожу самые острые из них.

  Но настало ОДНАЖДЫ!
  Это однажды изменило всю жизнь подоконника. Где-то в конце лета, вечером, она пришла домой сильно навеселе и положила на стол, принесенный с собою  бесформенный свёрток. Оконное общежитие затихло в ожидании. Кроме этого свертка на столе ничего не стояло, и свет от лампы падал прямо на середину стола.             Она с какой-то странной ухмылкой на лице, развернула упаковку, и он предстал перед всеми, как артист на большой сцене в свете софитов. Кактус - одинокий, красивый, в цветном броском горшке. Он имел странную пупырчитую кожу, со средними иголками и был необычного изумрудного оттенка. Она облокотилась на стол и очень долго и внимательно его разглядывала.
  Все ждали, пытаясь понять, кто это, на каком месте подоконника его поселят, да и вообще....
   
  Она поставила его в середину окна рядом с Другом, немного сдвинув первого в сторону. Их горшки соприкоснулись. Внешний ландшафт подоконника, по мнению всех, разладился, потому что перестала существовать некая привычная гармония. Два больших фалосообразных истукана всё портили. Они торчали в середине композиции, совершенно не сочетаясь друг с другом. Они были настолько разными: и цветом, и кожей, и иголками, и несочетаемыми горшками… Плюс ко всему, стояли так нелепо прижато друг к другу, что всем стало понятно - спокойная жизнь подоконника кончилась. Они были похожи только в одном… Рост!
  Определив ему место, она как будто забыла его. У него не было имени. Очень редко она бросала ему пренебрежительное «этот», и все цветы, в конце концов, стали повторять за ней это непонятное «ЭТОТ», добавляя изредка – «Этот Артист»….
  Друг, как все и предположили, невзлюбил Этого Артиста. При любом удобном случае старался его унизить, и если был бы хоть малейший шанс, он бы выпустил в него все свои острые иголки. Друг с трудом сохранял внешнее хладнокровие и тихо продолжал расти вверх, мощным упругим стволом.
  Артист был дружелюбен. Он много знал, рассказывал интересные истории, анекдоты, много шутил. Словом, на этом окне он стал душой компании. Горе Луковое он стал называть Чиполлино,  Декабристов - «Неправильный светофор», Юрчик стал Колобком, а Мирт – Пеньком с листочками. На него никто не обижался, потому что все его любили, особенно Лёхины детки. Он целыми днями плёл им сказки о райских садах и кущах, о бабочках и мухах, о солнце и дожде. Они болтали своими корнями-ножками и с открытыми ртами ему внимали. Да что там говорить, и другие кактусы тоже переставали заниматься своими делами и слушали Артиста.
 
  Никто даже не догадывался, что творилось у него в душе. А его душа разрывалась на части. Он мучился, когда она подходила к подоконнику и трогала Друга. Он ненавидел его, потому что он делал ей больно. Артист готов был отдать свою жизнь за неё, забрать все иголки мира в своё кактусиное сердце, чтобы она не страдала. Но он был бессилен.
  К зиме, от душевных мук, он стал худеть и кривиться телом. Его горшок, теряя равновесие, начал предательски шататься, но что самое главное, он стал ниже Друга. Друг торжествовал! Он побеждал в необъявленной войне. Он - выше, сильнее, привлекательнее, и она к нему неравнодушна.
  Артист страдал до весны, а потом случилось невероятное. Он собрался силами и начал расти… Расти и в длину, и в ширину. Он пил много воды, удивляя всех необыкновенным упорством и силой воли. Мало того, на его макушке начали набухать небольшие бутончики цветов. Все с изумлением наблюдали его метаморфозы. Когда через две недели он зацвёл, он был самым высоким, сочным и красивым. Всё общежитие подоконника, по умолчанию было на его стороне. Все ликовали.
  Произошло чудо. Она стала приходить и любоваться Артистом каждый день. Она улыбалась ему, и Артист был счастлив.
  Но прошло две недели, и его цветы начали вянуть. Он стал медленно, но всем заметно сдуваться, как воздушный шарик. Через месяц его уже никто не узнавал. Он сжурился, поблек и опять скривился, своим весом кривя и горшок. Друг смеялся над ним в полный голос! Он опять победил, он опять выше и сильнее.
  Когда она увидела Артиста, буквально валяющегося в горшке, она усмехнулась и произнесла: «Клоун!»
  Всё, Артист получил своё настоящее имя – Клоун.

  Они так и прожили несколько лет, все вместе, со своими проблемами, обидами и недомолвками. Со своими бедами и радостями. Больше никто на подоконник не приезжал. Каждую весну Клоун делал попытку обогнать Друга. Но каждый раз, после двух месяцев триумфа, он возвращался в своё кривое состояние и терпел издевательства своего соперника.

  Как-то раз, осенью, к ней пришла шумная компания подруг. Они выпили и в пьяном угаре стали рассматривать цветы на подоконнике, тыкая в них пальцами и хихикая. Друг с Клоуном были в центре внимания. Одна из подруг спросила, а какой у них рост? Она пожала плечами. Этот вопрос никогда её не интересовал. Все стали настаивать на замере и ей пришлось сходить за линейкой. Приставив линейку к Другу, она объявила – 21 см. Друга было очень просто измерить, он как стрела смотрел вверх, ни на сантиметр не отклоняясь в сторону. А Друг, как всегда по осени был крючком. Она сходила в комнату за сантиметром. Приложив ленту к Клоуну, она тихо произнесла: «22 см.»
  Клоун победил!!! Наконец-то! Все цветы торжествовали…

  Подруги заохали, выражая зависть. Они выпили ещё вина, и ещё... Как вдруг, она произнесла: «Забирайте всех!». Пьяные подруги удивились, но пользуясь обстоятельством, быстро поделили цветы, запаковали их и ушли.

  На подоконнике в углу, остался один Ксаныч. Он с ужасом оглядывал грязный пустой подоконник….. и её - молчаливо сидящую за столом. Она встала, подошла к окну и  взяла в руки его горшок. Внимательно на него посмотрела и глубоко вздохнула. Одеревеневшее сердце Александра бешено застучало. Он почему-то вспомнил несчастного Чичу, валявшегося целый день в помойном ведре, и тех несчастных фиалок, точнее ту бесформенную кучу останков от них в той же самой помойке... Он ужаснулся. Он представил, как будет долго и со страданиями умирать где-нибудь на общей свалке много дней и ночей, мучиться от жажды и холода.
  А она…. Вымыла подоконник, сдула с Александра пыль, полила его и поставила на середину…



Август 2016г.               


Рецензии