Ave Maria

Ave Maria

Сильный духом, никогда не станет рабом! ( От автора.)

Девятое мая ,вот уже пять лет как стал одним из любимых праздников Антошки-озорного десятилетнего мальчугана, как две капли воды похожего светлыми волосами и синими как море глазами на своего дедушку  Звягинцева Андрея Степановича, потому что этот день дед и внук любили проводить вместе гуляя по городу. Время от времени, помня постоянные  просьбы мамы Антошки долго не задерживаться, а пораньше вернуться домой к праздничному обеду, Андрей Степанович  предлагал мальчику заканчивать их гулянье, но лукавое выражение на весёлым личике Антошки ,всегда неотразимо действовало на дедушку, и они продолжали свою прогулку, делая перерыв в ближайшем кондитерском магазине, где можно было купить вкусные, любимые ими обоими эклеры.
Андрей Степанович, всю жизнь очень ценил классическую музыку и старался приобщить к ней внука, посещая вместе с ним концерты в городской филармонии. Антошка ничего не имел против классики и с большим удовольствием ходил на концерты вместе с дедушкой, горячо обсуждая с ним потом  все достоинства и недостатки, которые были по его юному мнению в услышанных произведениях. Весьма часто суждения мальчика совпадали с суждениями деда, заставляя последнего гордиться своим музыкальным внуком.
-Ох балует тебя дед,-ласково заметила мама Антошки,протягивая ему бутерброд с сыром, как только мальчик проснувшись раньше чем обычно в этот праздничный день, вышел к ней на кухню и сел рядом.- Со мной, когда я была ребенком ,он так не возился.
-Мам,  ну ты ж не мальчик, а девочка!-рассудил Антошка надкусывая бутерброд.-Ему со мной веселее.
 -Так-таки и веселее?- нежно посмотрев на Антошку улыбнулась мама.
-Конечно!- убеждённо кивнул головой Антошка.- Ну вот подумай сама, о чем ты могла бы говорить с ним часами гуляя по городу? О куклах?
-Не знаю,-пожала плечами мама.
-Вот именно!-с комичной важностью изрек мальчик,- Мужские разговоры-это мужские разговоры. Вам женщинам они не доступны.
-Куда уж нам женщинам до вас – серьезных мужчин.-стараясь не  рассмеяться произнесла мама целуя сына в чистый высокий лоб.
В этот момент раздался звонок в дверь и Антошка побежал встречать проживающего в соседней квартире деда.
- С праздником! – произнес вошедший на кухню Андрей Степанович,- как ваши дела?
-Все хорошо папа, садись,позавтракаешь с нами.
-Спасибо, я уже завтракал,-ответил дед,-Ты готов , внучек?
-Да!-звонко ответил мальчик, сияющими глазами посмотрев на деда.
-Ладно, - сдалась мама Антошки,- идите, гуляйте. Только  не задерживайтесь так долго, как вы задерживаетесь постоянно. Договорились?
-Договорились!-одновременно ответили дед и внук, искренне посмотрев на маму Антошки честнейшими  взглядами.
Нагулявшись вволю по Набережной, Андрей Степанович и Антошка, как и было запланировано заранее ,пришли на концерт в филармонию. Выступление одного из певцов оказалось особенно ярким и интересным. Покоренный его красивым голосом Антошка не жалея ладоней активно аплодировал и кричал «браво» вместе с остальными зрителями. Аплодисменты длились уже целую минуту, восторженная публика не отпускала певца и тогда ведущая концерта посовещавшись с ним и его концертмейстером  объявила, что следующим номером он исполнит знаменитую арию великого  композитора Франца Шуберта «Ave Maria» Зрители утихли, внимательно вслушиваясь в более чем прекрасные звуки бессмертного творения, а дедушка Антошки неожиданно для всех мертвенно побледнел ,а через минуту закрыв лицо руками застонал и медленно сполз с кресла привлекая  внимание рядом сидящих зрителей.
Пришел в себя Андрей Степанович на диване в служебном помещении филармонии окружённый перепуганными людьми, среди которых у его изголовья стоял плачущий Антошка и сидел так понравившийся всем артист.
- Не плач мальчик,-произнес артист ласковым тоном слегка дотрагиваясь до плеча Антошки.- Видишь, твоему дедушке уже лучше!
-Дедуля,-всхлипывая тер кулачками глаза Антошка,-Ты так меня напугал!
-Сейчас я вызову «Скорую помощь»,-решительно сказала женщина-администратор потянувшись за телефоном.
-Не надо,-остановил ее Андрей Степанович.- У меня сейчас все пройдет ,и мы с внуком сможем вернуться домой.
-Как это не надо?- с нотками протеста в голосе заметил  артист,-Вам же плохо стало!
- Мне всегда плохо становится,когда я слышу эту Божественную музыку,-грустно улыбнулся дед.–У меня с ней связано одно воспоминание,которое останется со мной даже после моей смерти, уверен в этом.
- Вот как?- с большим интересом в голосе произнес артист, переглянувшись с удивлённым Антошкой.
-Давайте, я все -таки вызову скорую помощь, вам же плохо было! Вдруг это повторится?-настаивала женщина – администратор.
-Нет!- также настойчиво ответил Андрей Степанович, приподнимаясь на диване.- Я чувствую ,что должен  все рассказать… Я никому об этом не рассказывал,не мог. Слишком тяжко было. А сейчас, после вашего пения могу . Чувствую, что пришло время.-добавил дедушка посмотрев на артиста.
--Ну, хорошо- мягко произнес артист, мы вас внимательно слушаем.
Тем временем женщина-администратор предложила людям не толпиться у дивана и заняться своими делами, а Андрей Степанович начал свой рассказ:
-Давно это было, в начале 1941 года,когда я как и многие другие  солдаты попал во время боя  в плен и был привезен в  самый настоящий ад под названием Аушвиц.
-Аушвиц,- прошептал Антошка, -что это за место такое было?
-Аушвиц,- задумчиво проговорил артист  пристально посмотрев на деда.- Мне знакомо это название.
-Это  был мой мальчик концентрационный лагерь, -ответил внуку Андрей Степанович.-Туда со всех сторон привозили людей ,оказавшихся неугодными гитлеровской Германии или таких как я попавших в плен.Мне тогда можно сказать повезло.Я попал в группу, которая выполняла работы на различных предприятиях,а не в газовую камеру, куда попадали в первую очередь евреи и не пригодные для работы люди.Но хуже всех конечно было людям с врождёнными физическими отклонениями.С ними поступали с особой жестокостью, отправляя на бесчеловечные садистские опыты.
Тут Андрей Степанович замолчал . Охваченный тяжёлыми воспоминаниями он  бессильно опустился на подушки дивана  и закрыл глаза. В администраторской наступила полная тишина, которую никто не решался прервать. Все завороженно смотрели на старика ожидая ,когда он снова заговорит. Ждать пришлось совсем не долго.Через минуту Андрей Степанович шевельнулся и открыв глаза снова заговорил:
- Кормили нас там фактически помоями, а жили мы, точнее существовали в холодных бараках, для видимости отапливаемых всего лишь парой печей. Само место, где находился наш ад земной было опутано колючей проволокой с проходящим через нее электричеством. Со всех сторон с вышек, на которых напоминая своим видом служителей Преисподней , но только с автоматами в руках за всем происходящим наблюдали часовые.А по ночам мы очень часто вздрагивали услышав лай специально обученных нападать на людей собак. Но самым ужасным по крайней мере для меня было постоянное  ожидание смерти.В любой момент дня или ночи к нам могли прийти солдаты во главе с надзирателями и увести кого угодно. Иногда уводили по несколько человек,но бывало и целые группы! Живыми больше их никто не видел. А ещё там процветало бесстыдное мародёрство. Да, что  я говорю, разве можно было искать хоть крупицу  стыда у фашистов и их прихвостней? Как- то ночью  увели одного заключённого, у которого я приметил красивую золотую цепочку. Каким-то образом бедняга прятал ее в своей одежде.Он мне говорил, что хранит ее как память о жене. На следующий день, после того как его увели, я увидел эту цепочку у нашего надзирателя.
Тут Андрей Степанович слегка закашлял и попросил стакан воды.
-Какой ужас,-потрясенно проговорил Антошка,пока  женщина – администратор наливала Андрею Степановичу воду.- Но ведь ты же смог убежать оттуда дедушка или тебя спасли?
-Да мой мальчик, я смог убежать оттуда, -, ответил дед выпив воды.-Но до того,как мне удалось сделать это, я прошёл через все круги ада.И время от времени мне все еще снится этот кошмар, а также человек с которым я там повстречался.
Тут голос Андрея Степановича потеплел, а из глаз выкатились две крупные слезинки.
-Я очень сочувствую вам,но причем здесь  «Ave Maria»?- произнес внимательно слушавший дедушку артист.
-Сейчас поймете.- глубоко вздохнув ответил Андрей Степанович.
-Все началось с того дня, когда , к нам в Аушвиц прибыли двое: Один из них был офицером и стал комендантом этого ада, а другой занял место узника в нашем бараке. Мы все были очень удивлены ,что наш новый товарищ по несчастью не  попал сразу в газовую камеру, потому что его вьющиеся густые каштановые волосы и выразительные темно-карие глаза с золотинками около зрачков, не оставляли никаких сомнений в том, что он  был евреем.
Макс, так звали новоприбывшего, произвел на нас  очень хорошее впечатление  своими мягкими манерами и доброжелательным отношением. От его присутствия в бараке как-то стало легче на душе. Казалось, что из  его великолепных, не боюсь такого сравнения  глаз на нас смотрели два самых, что ни на есть настоящих солнца ,обогревая своим теплом все вокруг.
А нового коменданта мы увидели следующим утром на плацу, где нас строили и заставляли кричать по – немецки: «Добрый день». Тех ,кто не кричал или кричал не достаточно громко избивали. Потом всех вели на работу, а возвращались мы в барак только вечером. Но в это утро в обычный распорядок дня вмешалось серьезное происшествие.
Как только нас вывели на плац и построили, показав новому коменданту и группе офицеров высшего звания, мы по знаку надзирателя средних лет уже привычно закричали по-немецки «Добрый день».
Вдруг, неожиданно для всех более молодой надзиратель изо всех сил ударив Макса по лицу закричал гнусавым голосом:
- А ты что молчишь, скотина? Ты не хочешь пожелать доброго дня доблестным немецким офицерам и солдатам ?!
То, что произошло в следующий момент, заставило вздрогнуть и застыть от изумления не только заключённых, но как я думаю и самих немцев.
Вытерев окровавленные губы грязным рукавом своей рубашки Макс выпрямился насколько смог, глубоко вздохнул и звонким голосом, в котором не было ни капли страха крикнул:
- Не вижу никакой доблести в тех , кто убивает, калечит и мучает людей! Поэтому доброго дня я тут никому, кроме моих товарищей по плену не желаю ,и не буду желать! Можете убить меня за это хоть сейчас. Я готов к смерти!
Ошеломленый не менее нас такими словами надзиратель, стоял несколько мгновений с глупо открытым ртом и смотрел то на Макса, то на офицеров не зная, как ему реагировать  на такое смелое заявление. Наконец, придя в себя и видя , что пристально смотревшие на эту сцену офицеры ждут от него каких-либо действий, сбил с ног пленника и яростно ударил его несколько раз прикладом своего автомата по спине. Потом наклонившись над распростёртым телом буквально рявкнул:
- Ты что себе такое позволяешь, скотина?! Ты что, не понял ,где оказался?! Да я с тебя лично с живого шкуру сдеру , а самого отправлю на корм нашим собачкам!
- Сдирай,-задыхаясь прохрипел заключенный,-Я не боялся вас до того как попал сюда, не испугаюсь и сейчас!
Вдруг, покинув своё место рядом с офицерами, новый комендант  через полминуты оказался рядом с нашим надзирателем , внимательно вглядываясь в лежавшего на земле Макса.
-Еврей?-резко спросил он, обращаясь к поспешившему за ним помощнику.
-Точно так,еврей,-услужливо ответил помощник, щёлкнул каблуками.
-Тогда почему он ещё не в газовой камере?- надменно спросил комендант.
-Его только сегодня ночью привезли с особым приказом,-пролепетал помощник пряча глаза.
-Что за приказ?-отрывисто спросил комендант.
-Этого заключённого нельзя отправлять в газовую камеру. Он не обычный еврей.
- О как?- прищурил свои колючие серые глаза комендант, -Кто же он такой?
-Не знаем господин комендант. Приказано высшим командованием держать здесь на общих основаниях, но следить, чтобы не умер, пока не пришлют особое предписание на его счет! Прежний комендант еще неделю назад получил инструкцию и ждал этого заключенного, а вы пока еще не в курсе оказались.
-Ну что ж, будем ждать особого предписания, а пока ,этого черезчур уж наглого еврея ,поучим хорошим манерам. Господа!- повернувшись к офицерам,  громко произнес  комендант.- Очень скоро этот жалкий еврей  будет чистить мои сапоги ,и благодарить  за такую оказанную ему  честь.! А пока,- со зловещим смешком в голосе  добавил  он  кивая надзирателям ,угостите его как следует плетью, но не покалечьте до особого  предписания.
После этих слов нас погнали на работу, а Макса  в сопровождении более молодого надзирателя поволокли в барак солдаты.
Вечером  после работы, мы увидели его  неподвижно лежащим   на нарах с открытой израненной спиной. 
-Хилый оказался,- объяснил хлопотавший около Макса  польский фельдшер подошедшему к ним надзирателю.
-А что это он, без сознания?- небрежно спросил надзиратель, ухмыльнувшись при виде окровавленной спины Макса
- Нет.- ответил фельдшер указывая на свой ящик с медикаментами.- Я ввел ему  сильное снотворное, он не скоро еще  проснется.
-И что нам теперь с ним делать?- сморщив свой толстый нос , зевнул надзиратель.
-Господин  комендант прочел его досье и велел вылечить, а как только он будет в состоянии ходить привезти к нему.
-Зачем он ему?- удивился надзиратель.
-А кто его знает.- откликнулся фельдшер, протягивая надзирателю склянку с какой – то мазью сероватого цвета.. - Я буду заходить, а ты сделай так, чтобы ему спину смазывали два раза в сутки вот этой мазью .
На измученных  лицах всех заключенных  не исключая меня отразилось острое любопытство к персоне Макса. Никто не понимал, почему к нему такое отношение и самое главное, почему он все еще жив.
-Чего вытаращились?!- заорал на нас надзиратель.- А ну по своим местам!
-Ну что ты так орешь?- добродушно заметил фельдшер.- Так ведь и голос сорвать можно.
-А кто за ним смотреть-то будет?- недовольно спросил надзиратель, понижая голос.
-Это уж  я не знаю,- поднял обе руки фельдшер. Мое дело маленькое - вылечить, а кто за ним смотреть будет исключительно твоя забота.
Смерив фельдшера злобным взглядом маленьких  бурого оттенка глаз, надзиратель, тихо выругавшись себе под нос, стал осматривать нас одного за другим, пока его глаза не ухватили меня.
-Эй ты, иди сюда!- поманил  он меня к себе.- Будешь ухаживать за этим евреем , пока он не вылечится. На  это время от работ освобождаешься. Спать будешь рядом с ним у печи. Все ясно?
-Да,- прошептал я опуская голову , чувствуя при этом на себе завистливые взгляды своих товарищей.
Я хорошо понимал их и не осуждал. Еще бы! Хоть ненадолго, но я был освобожден от каждодневных издевательств на очень тяжелой работе.
Приступая к своим новым обязанностям ,я первым делом  с помощью фельдшера смазал спину Макса, выслушивая попутно его советы как лучше ухаживать за раненым и что надо обязательно следить, чтобы он во сне не лег на спину. Ночь прошла сравнительно спокойно. Я лежал рядом со все еще спящим Максом, не давая ему возможности  как говорил фельдшер перевернуться на спину. А ранним утром, когда заключенных угнали на работу, молодой надзиратель принес  много хорошей еды, объясняя, что это комендант прислал раненому для его скорейшего выздоровления.
Стараясь погасить в себе голодную дурноту при виде такого изобилия свежих продуктов, я приготовил бутерброды с чаем и стал ждать, когда раненый, наконец-то  откроет глаза.
Ждать пришлось недолго.  Заключенный зашевелился и снова попытался перевернуться на спину. Не давая ему это сделать, я наклонился  над ним и тихонько спросил:
-Тебе лучше? Ты как?
-Что со мной?- прошептал раненый, поднимая голову,- Где я?  А…вспомнил.
Следуя наставлениям фельдшера, я поднес к его воспаленным  губам чай.
-Выпей, тебе должно стать лучше. Сделав машинально один глоток, Макс округлил глаза и спросил:
-Чай? Здесь? Откуда?
-Комендант прислал и вот еще еды принесли от него.
-Вот как? А ты сам ел?- тяжело произнося каждое слово ,спросил Макс.
-Нет. – ответил я стараясь не смотреть на бутерброды .- Это все твое.
-Поешь.- слабым тоном произнес Макс.
-Разве можно?- нерешительно спросил я. – Это же все тебе принесли.
-Ешь!- последовал более твердый ответ.- Только не переусердствуй. Нельзя после голода поначалу много.
Повинуясь его голосу ,я робко взял один небольшой кусочек приготовленного мною бутерброда и стал жадно жевать.
-Ну вот, теперь другой разговор.- улыбнулся он .-Давно ты здесь?
-Полгода. - мрачно ответил я.
-Понятно.-  выдохнул Макс.
-Раздели оставшуюся еду между всеми,- вдруг сказал он после недолгого  молчания.- Раз она моя, значит ,я могу, распорядиться ею по своему усмотрению.
Послушно кивнув, я стал делить еду, время от времени поглядывая на лежащего. Поймав мой взгляд, он снова улыбнулся и спросил:
-Ты , как и все удивляешься почему они меня не убили сразу?
-Да.- прямо ответил я.
- Верно, как же иначе? Ведь я же еврей.- усмехнулся он. – И веришь?  Я сам не понимаю в чем тут дело!  Вряд ли они сохранили мне жизнь из любви к искусству. А хотя…кто знает? Может и поэтому.
-К какому искусству?- ошарашено спросил я ,заморгав глазами.
-Неважно.- уклончиво ответил Макс. Не будем пока об этом. Расскажи мне лучше о здешних порядках.
-Особо нечего рассказывать -уныло произнес я.- Всех тут мучают. Над всеми издеваются.  Кто в состоянии работать те работают, кто не может тех убивают.  Вот какие здесь порядки.
-Понятно. Меня тоже убьют, если не по национальному признаку, то по другой причине. Рано или поздно. Но я не умру стоя на коленях! Не бывать этому никогда!
-Но они же не собираются тебя убивать. - возразил я.
-Это не  надолго, уверяю тебя.- задумчиво произнес Макс.- Но, сколько бы я не прожил, никто из этих немецких собак не сможет сказать, что Максимилиан Гольдберг молил о пощаде  или заключил сделку с дьяволом в нацистской форме, чтобы сохранить свою жизнь!
-Я не знаю, почему они сохранили тебе жизнь и даже лечат тебя, но для тебя – это шанс убежать, когда ты выздоровеешь!- внушительно сказал я.
-Убежать?- недоверчиво произнес раненый,- Отсюда?
-Да! Убежать! – с жаром ответил я.
И тут меня прорвало. Я стал шепотом рассказывать ему о всех способах побега из лагеря, которые вот уже три месяца вынашивал в голове, и которые придавали мне сил каждый день в борьбе за выживание.
Выслушав меня, раненый внимательно посмотрел мне в лицо и сказал, что все это надо как следует обдумать.
Тем временем незаметно наступил вечер, и  барак наполнился пригнанными с работы заключенными. Увидев еду Макса и узнав, что он поделил ее между всеми ,они отреагировали неоднозначно:  Кто- то сразу же начал ему завидовать, а кто- то подозревать в том, что он заодно с нацистами и что его подсадили к нам не зря и даже для видимости ударили несколько раз.  Но нашлись и те, кто выразил ему горячую благодарность за его доброту. Таких людей   оказалось больше, что несказанно порадовало меня.
Однако дни шли за днями.  Макс выздоравливал, чему способствовал мой тщательный уход и хорошая еда, ежедневно присылаемая в наш барак комендантом , который оказался ко всеобщему удивлению  любителем оперного пения.  Каждый день, в один и тот же час из окна его кабинета звучала музыка. В основном это были оперные арии, исполняемые драматическими тенорами. Были моменты, когда комендант  сам пытался петь за кем-нибудь из тех певцов, кого слушал по граммофону, но плохо у него получалось.  Не могу сказать, что голос коменданта был плох. Нет. Скорее наоборот. Но он совершенно не мог брать высокие ноты и постоянно срывался. После этих так называемых концертов сложно приходилось не только  нам заключенным ,но и тем кто нас охранял.  Рука у коменданта была тяжелая, а трость ,с которой он почти никогда не расставался увесистая. 
Но вот настал тот момент, когда лагерный фельдшер объявил о полном выздоровлении Макса. В тот же день за ним пришел личный помощник коменданта с приказом собираться на встречу с самим комендантом.  Мне, да и не мне одному было  невыносимо тяжело на душе, когда Макс собирался. Никто от этой встречи не ожидал ничего хорошего.  Прошло несколько часов. Весь барак не спал, чутко прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. Макс не появлялся и мы решили, что больше его не увидим, но загремевший глубокой ночью замок от дверей дал нам понять, что не все так просто как мы думали.
Первое, что нам бросилось в глаза, это лицо Макса, со свежими следами избиений.  Пришедший вслед за ним и надзирателями с солдатами фельдшер,  накладывая лечебные повязки, укоризненно качал головой и приговаривал:
- Ну и дурак же ты братец! Ну что тебе стоило ради спасения своей собственной шкуры хотя бы сделать вид, что ты согласен на предложение коменданта?  Да любой из них,-кивая на нас  , добавил фельдшер ,- рад был бы оказаться на твоем месте!
-Может,по-твоему я и дурак,- гордо произнес узник.- но мне честь моя дороже жизни. Я служу и служил высокому искусству. Нацистам  я не слуга! Закусив губу после таких слов, фельдшер  уже молча обработал до конца  новые раны заключенного и вышел.
Как только за дверьми все утихло , мы осторожно подошли к Максу и наперебой зашептали:
-Как ты?
-Что им от тебя надо?
-Что теперь будет?
-Ложитесь спать, я ничего не могу вам сказать,- твердо произнес Макс ,сжимая мою руку.
Понимая, что он ничего не расскажет, заключенные разошлись по своим местам, а я лег рядом с ним.
-Вот увидишь, завтра или послезавтра они меня убьют.- прошептал Макс продолжая сжимать мою руку.
-Что им надо от тебя?- прошептал я в ответ невольно подражая тону его голоса.
-Скоро узнаешь. -ответил он.- А теперь постарайся заснуть. Береги силы. Они тебе для побега понадобятся.
-Но ты же, со мной?- спросил я.
-Посмотрим.-  ответил Макс.- Хотелось бы, но посмотрим.
В эту ночь никто не спал. Все  были охвачены тяжелым предчувствием, а утром по приказу коменданта нас погнали на работу в каменоломню.
Более тяжелой и опасной работы, пожалуй, было не найти.  В горе  добывали камни для промышленного производства, специально привезенные для этого рабочие, а  нас лагерных заключенных использовали в качестве грузчиков, заставляя  подниматься к рабочим  и спускаться уже с большими камнями на руках.  Если кто-нибудь из надзирателей считал, что заключенные несут не большие и не очень тяжелые камни , то без разговоров и окриков сбрасывали их в пропасть, расположенную прямо  у спуска с горы.
Мы с Максом, старались держаться вместе, изо всех сил помогая друг другу.  И так прошло девять изнурительных часов. Вдруг  в каменоломне появился комендант в сопровождении двух своих помощников и с неизменной тростью в руках.
-Смотри!- легонько подтолкнув меня, прошептал Макс,- это он по мою душу пришел.
-Совсем не обязательно!- постарался я утешить его, внимательно всматриваясь в злобное лицо фашиста.
-По мою душу,- повторил утвердительно Макс, тоже не спуская с немца глаз.
Через некоторое время я сам убедился ,что так оно и есть, потому что мутные, явно от принятого алкоголя  глаза коменданта найдя Макса уже не теряли его из поля своего зрения. Прохаживаясь по каменоломне, комендант нервно теребил свою трость и через пару минут оказался на площадке рядом с тем местом, где нагруженные камнями  заключенные  спускались с горы, и где разверзлась пропасть.
Как только мы с Максом поравнялись с ним, он грубым жестом остановил движение ,и деланно  вкладывая в свой голос как можно больше презрения обратился к заключенному:
- Я читал о тебе. Ты оказывается певец. Тенор. Якобы ты имел большой успех в Европе и особенно в Италии. Я думаю, это все ложь. Ну, разве может иметь большой успех оперного певца еврей? Верно я говорю, господа? -проговорил комендант повернувшись к своим подчиненным.
Подчиненные коменданта заискивающе захихикали, соглашаясь с ним.
Ну, разве может какой-то там еврей спеть вот так, например?- продолжал свою мысль комендант и внезапно запел припев из «Ave Maria» Голос его звучал хорошо, но не красиво, а приближаясь к высокой ноте ,он замолчал.
На лицах заключенных ,на мгновение мелькнули болезненные гримасы похожие на судороги, но на них никто не обратил внимание.  Глаза коменданта и его подручных были прикованы к Максу, но он молчал не опуская своих солнечных глаз под презрительными взглядами нацистом.
-Как вы думаете ,господа?- не унимался  комендант, - неужели этот еврей сможет сказать, что поет лучше?
Вдруг я почувствовал, что мне стало тяжело дышать. Все без исключения затаившись, смотрели на происходящее.  В воздухе запахло трагедией.
-Конечно,  не сможет господин комендант.-  пискнул его первый помощник беспомощно озираясь по сторонам.
-Ты слышал, еврей, что сказал представитель высшей расы человечества?-  махнув в сторону  Макса своей  тростью, произнес комендант.- И вот теперь возникает вопрос, а за что тебя  тогда так хвалили в Италии, что даже просят сохранить тебе жизнь? Неужели твой голос и правда так хорош?
-Это, наверное ,сильно преувеличенные слухи,- вставил  второй помощник  коменданта.
-Вот именно! Сильно преувеличенные слухи! Не иначе! –торжественно согласился комендант.- Однако интересно, чем он так очаровал этих итальянцев,  что они распустили такие слухи.  Давайте господа послушаем его голос . Слышишь еврей? Мы желаем ,чтобы ты спел! Пой!
Большие темно-карие глаза немного затуманились., но это длилось лишь  несколько секунд.  В следующий миг, Макс гордо выпрямившись во весь  свой небольшой рост ,запел.
Я никогда не забуду этого  прекрасного пения! Спустя столько лет, его чудесный голос звучит в моих ушах ,вызывая мурашки на коже. Мне  казалось из его горла выливается  чистейшее золото  и разлетается как свежий –пресвежий воздух по душной каменоломне и за ее пределами.  Все заключенные и я  забыли, где находимся. Камни полетели из наших рук к ногам. Мы смотрели только на Макса, совершенно не думая, что нас могут наказать или расстрелять за такое поведение откинув уже ставшую привычной осторожность ,упиваясь настоящим моментом. А как только он спел высокую ноту, задержавшись на ней ,со всех сторон послышался восторженный шепот:»Браво!»
Побагровевший комендант и его притихшие помощники, молча стояли как столбы, не в состоянии пошевелиться.
Вдруг, не в силах совладать с душившими его эмоциями ,комендант шагнул к Максу и задыхаясь прохрипел:
-Господи, почему так?  Почему какой –то еврей, а не…
В следующую минуту не найдя выхода бушующим в нем страстям, комендант ударил певца в грудь и сбросил в пропасть.
Я не помню, как закончился этот день, слишком велико было мое потрясение. Скажу лишь, что в ту же ночь мне удалось  убежать. Через большой промежуток времени, я  смог попасть к своим.  Много ужасов войны, мне пришлось еще увидеть, но ничто не могло сравниться  с теми днями, которые я провел в Аушвице, особенно, когда в мою жизнь вошел Макс.  Вспоминая его, я четко осознаю, особенно теперь, что это был не просто человек и талантливый певец. Это был сильный духом настоящий герой,сумевший в таком месте как концентрационный лагерь сохранить достоинство, не дрогнув перед лицом врага. Я никогда его не забуду и при звуках этой божественной мелодии не могу сдержаться, плачу.- с глубоким вздохом и со слезами на глазах закончил свой рассказ Андрей Степанович.
-Скажите, пожалуйста, - с волнением  в голосе  произнес артист.- Вы сказали, его звали Максимилиан Гольдберг?
 -Да.- ответил Андрей Степанович.
-Это был мой дедушка.- глотая слезы прошептал артист.- После войны, моя семья получила известия, что он попал в начале 1941 года в Аушвиц . По просьбе итальянского правительства,  ему должны были сохранить жизнь ,как выдающемуся певцу нашего столетия, но он погиб там. И мы не знали, при каких обстоятельствах.
Андрей Степанович охнув, привстал с дивана и открыл свои объятия артисту. А потрясенные женщина-администратор и Антошка тоже со слезами на глазах смотрели на них не в силах вымолвить ни слова.