Ситуация. Часть пятая

Чем больше Марина читала Святое Писание и толкований на Библию и Евангелия, тем большей жалостью проникалась она к апостолу Христову Иуде. Да, он предал Учителя, но он не желал ему смерти. Он  думал, что и на этот раз всё как-нибудь обойдётся, сойдёт ему с рук, и Учитель, как великий фокусник, сможет уйти от злопыхателей целым и невредимым. А он, Иуда, просто возьмёт себе деньги у фарисеев и саддукеев и лишь посмеётся над ними вместе с Учителем. Иуда по своей недальновидности, а может и скудоумию, не догадывался о том, что он и есть орудие в руках судьбы и коварства замысливших погубить Мессию. Да ведь и Сам Учитель ему сказал в Четверг, когда все двенадцать апостолов собрались разделить пасхальную вечерю: «Делай скорее то, зачем пришёл…»  И он сделал. Да, ему заплатили, но дело было не в сребрениках. Не ради денег он целовал Учителя. Не думал он предавать, а когда понял, что натворил, вернул* сребреники тем, кто их ему дал, да поздно было. Задумавшие коварство уже захлопнули капкан, предав Учителя на казнь.

Марина жалела Иуду. Тот совершил непоправимое и не раскаялся перед Учителем и апостолами в своём грехе, и это окончательно погубило его душу. И если предательство Христос ещё мог простить, ибо «не ведал» сам Иуда, «что творил», то самоубийство – грех смертный, непрощаемый, грех против Самого Творца, вдохнувшего в его душу Духа Святого. И Марина решила попробовать попросить за Иуду, надеясь вымолить ему прощение у Бога. Что ж, молодости свойственно переоценивать свои силы и возможности, как и заблуждаться в оценках чужих, да и своих поступков. Но в данном случае она и не подозревала, какие силы вызывает на поединок.

Если бы она посоветовалась с духовником, он бы её отговорил от таких непосильных подвигов, но ей казалась невинной молитва за Иуду, ведь разрешены же келейные молитвы близких за самоубийц, почему же ей нельзя вступиться за Иуду? О том, что за каждый свой шаг мы несём ответственность перед Богом, она, конечно, знала, но ничего особенного в своей просьбе не находила, думала, что Господь услышит её молитвы, увидит добрые намерения и простит Иуде и нераскаянное предательство, и тяжкий грех самоубийства.

Много лет спустя духовник запретит ей, на то время уже монахине, молиться за тех, кто просто подходит к ней в храме и просит за него помолиться, потому что, соглашаясь на эту просьбу, она тем самым соглашается на духовную брань, не имея представления ни о том, кто этот  человек, ни о том, какие грехи он просит замолить. А духовная брань – это сражение с нечистыми духами - силами зла, не гнушающимися никакими "доводами", – и эта брань в мире духа предстоит именно тому, кто молится. Иными словами, не каждому по плечу такие духовные подвиги. Молитва – это грозное оружие, которым нужно уметь пользоваться и которое нельзя выпускать из рук ни на миг. А если выпустил и сил не хватило – тёмные силы могут нанести такие духовные и телесные увечья, от которых и погибнуть недолго. Причём, телесные раны бесы могут наносить и чужими руками.

Ни о чём таком не подозревая (нет, она, конечно, читала о духовной брани в мире духа, но одно дело – читать, и совсем другое – испытать на себе), Марина усиленно молилась за падшего апостола и предателя Христова Иуду. На ту пору она уже была в монастыре, став послушницей. Правда, не в Хотьковском (оттуда её выгнали после скандала, учиненного Верочкой у игуменьи, которой мама Марины на повышенных тонах доказывала, что «её ребёнок должен сначала институт закончить, а уже потом разные монастыри выбирать и глупости совершать»). Теперь девушка подвизалась в другой обители, куда её приняли послушницей после благословения старца Кирилла Павлова – к нему мать возила дочку сама, надеясь, что тот не даст благословения её девочке, но умудрённый старец, поговорив с Мариной на глазах Верочки, стоявшей поодаль, согласился с доводами Марины и посоветовал матери дать своё материнское благословение, чтобы не мешать дочери ступить на нелёгкий путь духовного обновления и монашеского служения Богу, сказав: "Благословляйте, матушка, молитвенницей будет".

Скрепя сердце, Верочка, плача, благословила, правда, только на словах, внутренне так и не согласившись со старцем и выбором дочери, считая всё это временной блажью и необдуманным порывом, заблуждениями горячечной молодости. Да и себя и своей старости ей вдруг стало жалко: ну, как она одна без помощи дочери обойдётся, обидно ведь, столько в неё вложила, всему научила, а некому будет стакан воды матери подать. Вон сколько одиноких стариков умирает без помощи, а их потом находят мёртвыми в квартирах через три месяца, полгода, а то и больше. В общем, Вера чувствовала себя как на раскалённой печи - только беззвучный крик и слёзы.

Когда Марине из-за Вериного скандала пришлось оставить Хотьковский монастырь, она была настолько обижена на мать, что, вернувшись домой, демонстративно замолчала, а бабушке молча вручила письмо, где написала: не благословите – сигану с пятого этажа вниз головой или уеду так, что вы меня никогда не найдёте. Случилось это ещё до поездки к старцу Кириллу. Именно это письмо и вынудило Верочку дать благословение после слов старца - она не на шутку испугалась за дочь, зато бабушка – ни в какую, нет и всё, «только после моей смерти»…

Вера позвонила Виталию, чтобы хотя бы отец повлиял на дочь, но Виталий на решение дочери отреагировал равнодушно. Сказал: "Пусть делает, что хочет, это её жизнь". Уязвлённая таким равнодушием, Верочка вместе с мамой осуждали отца Марины и ещё больше сопротивлялись желанию девочки идти духовным путём. Причём, переживавшая за судьбу внучки Марья Ильинична винила во всём дочь и отца Дмитрия, объяснившего свой поступок Вере так:

- А чего ты ждала, а? Твоя дочь извелась, глядя на твоё поведение. Чистая душа чистоты ищет, зачем ей такая мать? Вот ты мне скажи: зачем ей блудная мать? Чему хорошему ты можешь научить дочь? Тебе самой не стыдно перед Богом и перед людьми?

- Но, батюшка, вы, прям, меня за человека не считаете… А ведь это я её родила и вырастила-выучила… А вы так говорите… Я же никого не убила, не пью, как мой муж…

- Лучше б уж ты пила… Хотя и это не лучше. Говоришь: не убила? Нет, убила! И свою душу срамным грехом, и душу того, кого соблазнила, и душу его бедной жены, которая теперь клянёт тебя на чём свет стоит и тем самым греха набирается. А то, может, думает, как тебе отомстить, облить кислотой, а? Не думала об этом? А ведь так делают некоторые из-за безумной ревности. А то и мужа отравить… Так что ты своим необдуманным поведением толкаешь людей на преступление! А своего мужа? Нет чтобы помочь ему выбраться из выгребной ямы пьянства, ты только подливаешь масла в огонь! А твою родную мать тебе не жалко? Ты о ней подумала, каково ей видеть свою дочь блудницей? Раньше за это побивали камнями. Подумай, Вера, над своим поведением. Господь оставил нам заповеди, как думаешь – зачем? Чтобы люди жили достойно, а не по-скотски: захотела - с одним, захотела - с другим. У тебя есть муж, ты сама его выбрала и несёшь перед Богом ответственность за него и за свою семью…

- Но, батюшка, он же первый начал…

- Детский сад, ясельная группа. Он первый начал… Он живой человек и может оступиться. Я вовсе его не оправдываю. Но семейная жизнь требует терпения, мудрости, прощения. От тебя, Вера, требует. Ты же взрослая женщина, у тебя взрослая дочь, а ты ведёшь себя как несмысленное дитя. Она же за тебя переживает, а ты очевидного не видишь. Да если бы ты была ей настоящей матерью, ты бы о её счастье думала, а не о том, с кем тебе переспать, себя ублажить… Ты извини, что я с тобой так откровенно. Но ты по-другому не понимаешь. Я уж и так, и этак… Помнишь, я тебе говорил, что заберу у тебя дочь, если ты не перестанешь блудить, не одумаешься? Так что ничего нового от меня ты не услышала… В том, что она теперь, слава Богу, под присмотром Матери Божьей, а не твоей, ты сама виновата, сама отказалась выполнять свой материнский долг. И если не одумаешься, будет ещё хуже. И тебе, и ей - к сожалению. Бог-то он всё видит. И вроде бы молчит. А ты живёшь по принципу: кот из дома – мыши в пляс. Нет, Бог не только видит, но и на ус мотает, наказывать будет, раз по-хорошему не понимаешь…

_______________________________________

* Как известно, на деньги, брошенные Иудой в храме, была приобретена земля недалеко от Иерусалима. Священники, найдя противоречие в законе и обнаружив невозможным положить эти деньги обратно в сокровищницу храма, при всей своей развращенности всё-таки признали невозможным употребить в пользу храма это орудие гнусного подкупа, потому что это цена крови (Мф.;27,;6), и потому купили у одного горшечника участок земли для погребения странников. И долго земля эта называлась землей крови.

Продолжение http://www.proza.ru/2017/10/30/335