Оборотная сторона жизни

Оборотная сторона жизни.

Перед лицом иных несчастий
как-то стыдно быть счастливым.
(Ж. Лабрюйер)

О том, что в жизни существуют несчастья и несчастные люди  я знал давно.
Ещё с тех послевоенных лет, когда  был  ребёнком и слышал от родных множество горестных рассказов о людских несчастьях, связанных с увечьями и инвалидностью.

В те годы таким людям не оставалось ничего другого, как просить на улицах городов милостыню  и жить этой милостыней…

Стойкими воспоминаниями (лица, жесты, голоса) отложились в моей памяти многочисленные нищие послевоенных лет – несчастные инвалиды и убогие.

"Братишка" в тельняшке и бескозырке с двумя ампутированными ногами, сидящий на грубой доске с четырьмя подшипниками по краям.
Играющий на гармони парень с обожжённым лицом в гимнастерке без погон, но с петличками танкиста.
«Женя-дурачок» с круглыми виноватыми и пугливыми глазами и нищенской сумой из мешковины через плечо.
«Батур» – постоянно  шумный  и неунывающий идиот,  который изъяснялся с людьми  только жестами и свистом.
Маленькая слепая старушка и её старичок без правой ноги и левой руки с одним костылём.
Эта пара всегда  пела жалостливые песни и их одаривали чаще  других

Запомнился и такой случай из моей жизни…

Моя работа в Москве в Пединституте имени Ленина на факультете повышения квалификации была завершена лекцией, которую я прочёл 16 декабря 1967 года в большом лекционном зале пединститута сразу трём группам третьекурсников.
Во время подготовки к лекции  я определил для себя средний темп говорения, но читать пришлось в темпе замедленном.
И не потому, что средний темп не получился.

В первом ряду, прямо передо мной,  сидели  три слепых студента.

Их много училось  на разных факультетах,  и к ним привыкли и присмотрелись.
Сейчас трое из них сидели передо мной и старательно записывали  текст лекции с помощью специальных станков.
Их скорость записывания стала моей  скоростью  чтения  данной лекции, и они успевали за мной.
Говорил я хоть и медленно, но твёрдо и ясно, принося в жертву эмоциональную сторону.
Её было очень мало, и была она  какая-то суровая.

В течение любой жизни человеческой приходится (и не один раз) встречаться с НЕСЧАСТЬЕМ людей в разных его видах.

Но на днях мне довелось увидеть НЕСЧАСТЬЕ в самом страшном его проявлении.
В самом безжалостном его виде.
В самой тягостной, безотрадной, беспощадной, жестокосердной и гнетущей судьбе отдельного человека.
Я видел несчастного без кистей обеих рук.
Вместе с обеими кистями он потерял все свои десять пальцев и всякую возможность обслуживать себя.
Из его рукавов выглядывали красноватые уродливые культи.
Он не в состоянии ими открыть или закрыть на ключ дверь квартиры.
Он не может с их помощью одеться и раздеться, не может побриться, не может выкупаться.
Он не в состоянии включить ими кран с водой или зажечь плиту.
Он не может самостоятельно пить и есть – взять ложку нечем.

Это так страшно, что не может сравниться ни с одним другим увечьем!

Ему каждый момент жизни нужна чья-то помощь.
При нём неотлучно должен кто-то находиться.

А он стоял один на автобусной остановке «Театральная площадь».

Стоял долго – долго и так никуда не уехав, побрел, наконец, по улице Циолковского в сторону собора святого Николы чудотворца.

Для того, чтобы жить в таком несчастном, безысходном  положении, нужно иметь колоссальное личное мужество.
Видимо он имел такое мужество, раз находил в себе силы существовать на белом свете в таком несчастном положении.
Но внешне в тот момент он совсем не походил на мужественного героя.
На вид он был в возрасте 50 лет.
С морщинистым желтоватого цвета лицом и тусклыми глазами.

Дважды он подходил к  моему сыну Андрею и просил его достать из его нагрудного кармана пиджака сигарету.
Андрей этого делать не стал, а каждый раз предлагал ему сигарету из своей пачки.
Несчастный благодарил его, зажимал зажженную сигарету между двух культей, отходил в сторонку и, оголяя культи из рукавов пиджака, подносил кончик сигареты ко рту и так выкуривал её до конца, бросая окурок не на тротуар, как поступают многие (такое  бросается  в глаза и запоминается), а в ближайшую урну.

Его присутствие здесь в самой гуще людей здоровых и занятых своими делами, вынуждало тех, кто замечал его увечье поступать по-разному.
Можно было уловить витающую в людской толпе плохо скрытую досаду оттого, что этот несчастный находится здесь.
Что он существует.
Что вносит своим существованием и своим видом  диссонанс в размеренный ход жизни этих  здоровых и занятых своими делами людей.
Несчастные всегда виноваты в том, что существуют.

На открытый жест милосердия ни у кого из окружающих не хватает  того мужества, которым обладает проживающий данную ему судьбою несчастную и горестную жизнь инвалид.
А хотелось, чтобы было всё наоборот, чтобы было  больше снисходительности к счастливым  и много больше милосердия к несчастным.


«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»