Письма из детства. Лавочка

Знаете, в чем разница между скамейкой и лавкой? Скамейка - со спинкой, а лавка – без. Сейчас, конечно, это различие стерлось, времена такие, никому нет дела до тонкостей. Теперь и кофе среднего рода стал, еще пара десятилетий и совсем женского станет. Но мне важно, что лавка и скамейка – это разное. Потому что один свой детский день я запомнила именно из-за лавки. Помните, были такие, с бетонным основанием и тремя досками во всю длину?

У родителей заканчивался отпуск, деньги и сигареты, поэтому с турбазы на Селигере мы уезжали. Ехать в Москву из глухих мест было сложно: сначала на катере по озеру, потом пешком по лесу, потом на автобусе до города Осташкова, и только тогда на поезде в столицу. Опоздай хоть на одном этапе, будешь ночевать в лесу. Так пугали меня родители, если я останавливалась собрать земляники. Она была яркая, шершавая от косточек, крупная – разве можно было оставить ее тут? Когда теперь июнь, когда земляника? И приедем ли мы еще когда-нибудь на Селигер? 

Вода в Селигере коричневая, как крепкий чай, но издалека, из леса, озеро кажется темно-синим. Поржавевший в местах сварки катер, который привез нас на этот берег, зарычал, взбудоражил до пены воду, поднял нос и попрыгал по волнам в сторону горизонта. Еще пара секунд и белые, в этом году нанесенные на борт масляной краской, буквы «БРИЗ» растворились в волнах, еще минута и катер исчез за сосновым полуостровом. 

Папа нес все самые тяжелые вещи и нервничал. Мы с мамой семенили сзади по тропинке и по очереди отгоняли от него комаров. Вышли на желтую песочную дорогу, прошли вдоль колеи и вот, наконец-то, автостанция. Солнце, жара, песок. Папа выбрал свободную лавку в тенечке, сбросил с себя сумки и закурил. 

Туристы по соседству говорили, что автобус на Осташков ходит далеко не каждый день - хоть и по расписанию, но не во время - поэтому отлучаться никому никуда нельзя, водитель ждать не будет. Побродить по ближайшей деревне меня не отпустили, и мы стали просто скучно сидеть. 

Дорожное напряжение спало. Я нашла увлекательное занятие – отколупывать ногтем краску с лавки. Три доски были выкрашены в разные цвета – в красный, синий и желтый. А когда-то давно лавка была зеленой – удалось установить моим нехитрым методом, а еще раньше - белой. Сухая краска разноцветными крошками сыпалась на песок под лавочку. 

- Вы когда-нибудь видели что-нибудь красивее, девочки? – спросил папа, взглядом обращаясь к зеленым полям и заброшенным деревенским домам с черными проломленными крышами.

- Да, море, - тихо ответила мама.

Папа глубоко затянулся в ответ, задумался. Но, выбросив окурок в урну, как будто скинул с себя все лирическое.

- Поиграем? – задал он азартный настрой, потирая ладони, показывая, что растерзает меня, если я соглашусь.

- Да! – обрадовалась я и достала из своего рюкзачка картонку-поле, фишки и кубики. 

Мы играли весь отпуск. Играли утром, вечером, на пляже, до рыбалки, после рыбалки, у костра, перед сном и за завтраком. Бросаешь кубик, выводишь фишки, съедаешь противника, он съедает тебя, заводишь своих в дом, не даешь врагу дойти до его дома, выигрываешь и мама записывает в тетрадку очки. 

Папа уселся, перекинув одну ногу через лавку, я просунула ноги в щели между разноцветными досками - села напротив него и разложила игровое поле. Мама безропотно курила на сумках, под деревом. Папа сразу выбросил шестерку:

- Попалась? – зашипел он на меня, расставляя ладони, как медведь лапы.

- Комар! – выкрикнула мама, метнулась к папе и шлепнула его ладонью по лбу. 

Папа смиренно вытер лоб и передал мне кубик:
- Твой ход!

Когда мне оставалось завести в дом последнюю фишку, началась суматоха – послышался шум мотора. Туристы похватали рюкзаки, зашумели, заволновались. 
Папа тоже заволновался, смел в мой рюкзак всю игру и взвалил на себя вещи, мама помогала ему нести то, что полегче. Красный «Икарус» проехал сначала мимо нас, надымил, потом развернулся, остановился, раскрыл переднюю дверь и фыркнул. Запахло городом. Большая навьюченная толпа устремилась внутрь. И мама с папой тоже устремились. А я – нет. Я осталась на лавочке, потому что левая нога застряла между красной и синей доской. Я старалась вытащить ногу, но было больно. Хотела справиться сама, тянула ногу в разные стороны, раздвигала доски – бесполезно. Родители уже почти подобрались к двери автобуса. Папа не нашел меня рядом и обернулся. Я смотрела на него издали и плакала. 

Он долго-долго бежал ко мне по песку, спотыкаясь, долго сбрасывал с себя сумки, медленно тянул руки к доскам, навалился и наконец-то раздвинул их. Я вытащила ободранную ногу из лавки. Конечно, все это произошло за секунды, но было так мучительно ждать спасения, что секунды показались мне длинным эпизодом из приключенческого фильма. В автобусе мы с папой ехали стоя - не успели занять места. Маме место уступили, потому что она очень красивая. 

Следующим летом папа купил полуразрушенный деревенский дом на Селигере. А еще через год родители решили развестись.