Посреди океана. Глава 20

Душевное очищение... Ингой давно замечено, что если какое-то время не получается
засесть за свои писания, в душе начинает накапливаться накипь, подобная махровой
ржавчине, нараставшей с редкостной быстротой на умывальнике четвёртого механика.
Поэтому желание писать превратилось у неё в жизненно важную необходимость.
Тем более, что условия для этого занятия имелись, когда зашторишься в своём
ящике и никто не мешает. Полное уединение. Даже лучше, чем на берегу.
Времени, правда, было маловато. Выкраивать удавалось урывками днём. Но в
основном, конечно, вечерними часами и ночью.
Погружаешься с головой в свой собственный мир. Уходишь в отрыв своего
одиночества, чтобы заняться любимым делом.
И когда освобождаешься от всего, что накопилось - от мыслей, впечатлений,
наблюдений - душа очищается. И заодно избавляется от всего наносного, от
душевной накипи и ржавчины, поневоле становясь зорче и добрее.
Творчество очищает и облагораживает. И если душа, творя, радуется, значит, всё
делается правильно, значит, жизнь движется верным курсом.
А если душа болит, значит, требует очищения.

                МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.

Опять сегодня к чаю был пудинг манный.
Добытчики уже смеются, что как только наступает моя очередь выходить в салон,
так обязательно на полдник будет манная каша или пудинг манный.
Мало кто из матросов ел эту "пищу богов", как они её называли.

- Манна небесная хороша для младенцев и богов, но не для добытчиков, - заявил
тралмастер Котов.

- Одним чаем сыт не будешь! - поддержали его остальные добытчики и побежали к
начпроду.
Взяли на ларёк тушенки и, вернувшись в салон, наворачивали её с луком.

Из-за этого лука у меня с Пашкой стычка произошла.

Увидев, что он вышел в салон обедать, я шмыгнула на камбуз и выпросила у
камбузника луку для добытчиков. Спрятала трофей в посудомойке. Но, поразмыслив, вернулась и только хотела прихватить ещё четыре луковицы для нас с Анютой, как
на камбуз влетел Пашка.
Вырвав из моих рук награбленное, он завопил:

- ДОбычу кормишь? У нас и так луку не хватает!

- Какой же ты жадный, Паша! - сделала я ему лёгкое внушение. Которое, впрочем,
на него не произвело впечатления. Он стоял с видом борца за справедливость и
народное, разворовываемое, добро. - Ты вон сам трескаешь не только лук, а всё,
что захочешь, - слегка пожурила я шефа, пытаясь пробиться к его совести. Но, увы,
тщетно! - А они там на морозе! У них работа самая тяжёлая, - попробовала я
надавить на жалость или на сознательность.
Однако ни то, ни другое не сработало.

Пашка стоял гордо, несгибаемо, словно памятник себе, непоколебимому.

- Не дам! - отрезает он после театрально затянувшейся паузы.

- И вовсе я не для дОбычи брала, а для себя, для нас с Анютой, - пускаюсь я на
хитрость, делая ударение на последнем слове.
Давно и не только мною замечено, что Пашка не совсем равнодушен к Анюте.

Кажется, подействовало. Подумал. И дал одну луковицу.

- Паш, ну хоть ещё одну, - продолжаю я, окрыленная маленькой победой. - Для
Анюты, - добавляю я многозначительно и ещё многозначительнее молчу. Жду.

- У ней самой язык есть, - наконец ворчит он.

Я открыла дверь в мойку:

- Ань, скажи ему, что ты тоже хочешь луку!

- Паш, ну дай ты луковичку. Не жлобись! - попросила она. - Витаминов совсем
нет. У меня вон зуб шататься начал.

Вошёл в посудомойку и демонстративно вручил Анюте одну луковицу. Собственноручно.
Лично ей в руки. Меня, как посредника, проигнорировал.

- Пашка вас к добытчикам ревнует, - посмеялся Валерка-повар, когда я рассказала
ему перед ужином про всю эту луковую эпопею. А потом он вдруг спросил: - Тебе
кто-то приглянулся из дОбычи? Ну признайся, ради кого ты так стараешься?

- Эх, ты! - я посмотрела на него с сожалением. - Я-то думала, что ты понимаешь.
А ты не лучше Пашки. Ну ладно он... Всю жизнь на камбузе отирался. А ты ведь
сам в дОбыче работал!

Почему-то у них такое понятие, что стараться можно лишь ради кого-то одного.
А когда ко всем по-человечески относишься, то это как-то непонятно.

Однако правда, отношение у меня к добытчикам особое. Я их уважаю за тяжкий
труд. Кто мне из них нравится? Они мне все интересны. Люблю за ними наблюдать.
Конечно, стараюсь делать это исподволь, незаметно, чтобы не смущать.

Вот, например, бригада Румына. Они все шестеро какие-то чуднЫе!
Даже едят не так, как остальные люди: сначала второе уничтожают, а потом уже
берутся за первое.

Мой основной баловень в этой бригаде - Руслан.
Я ему частенько свои завтраки уступаю, потому что он самый маленький добытчик.
В смысле, ростом маленький. А сколько ему лет, я не знаю. Но примерно они все
одного возраста: в среднем двадцать три-двадцать пять.
И хотя мой любимчик злой и хмурый на вид, отчего напоминает волчонка, но во
мне он всегда вызывает умиление. А вся его псевдосвирепость меня только веселит.

Прачка зовет его Лохматым за роскошную каштановую шевелюру.
Мне кажется, что даже она находит у Русланчика нечто трогательное.

У него всегда зверский аппетит, который тоже меня умиляет.
И, как правило, к своей порции он постоянно требует различные дополнения: то
луку, то сахару, а к компоту ему обязательно аскорбинку подавай.
Поначалу я выпрашивала у Пашки эти таблетки. И тот давал. Но потом перестал
давать, заважничал в новой должности. И теперь, когда вдруг кто-то из добытчиков попросит аскорбинку, новоявленный шеф начинает орать.
Видя такое дело, воспользовавшись случаем, я стащила у Пашки в столе целый
тюбик с таблетками для добытчиков.
Конечно же, он обнаружил пропажу и сразу догадался, чьих это рук дело.
После чего развопился на весь камбуз. Мол, только попробуй ещё взять! Но это
уже несущественно. Может быть, я и не совсем хорошо поступаю, но мне так жалко
добытчиков! Они навкалываются, намерзнутся там на корме...
А эта индюшачья морда какие-то вшивые таблетки для них жалеет.

Русланчик - злюка. Часто заявляется в салон угрюмый, насупленный. И всегда
голодный. Вы бы видели, с какой агрессивностю набрасывается он на еду. Ну ни
отнять и ни прибавить, настоящий волчонок.

Мы с Анютой называем его Русланом, хотя, вообще-то, настоящее имя у него Вовка.
Но мы так уже привыкли называть его Русланом, что теперь уже на другое имя
переключаться не желаем.
Он сам так представился нам в день отхода.

Мы с Анютой распаковывали судовую библиотеку, когда к нам подошёл этот кудлатый.
Естественно, как и все остальные в этот день в честь отхода он был под градусом.
Но тогда вид у него был вовсе не злой, а смешной и беспомощный.
Хлопая ресницами, таращил телячьи глаза, крутил лохматой головой и пытался
рассказать нам, какие книги любит читать. Однако, ничего членораздельного не
сообщив, плюхнулся на стул и выдохнул:

- Ой, девчонки, я прямо как пенёк!

Мы рассмеялись. А он помолчал, блаженно улыбаясь, и спросил-представился:

- А как вас зовут? Меня Руслан.

Помнится, мы похвалили его красивое имя и выразили сожаление, что среди нас не
оказалось Людмилы.
А он стал жаловаться, что всех ребят сейчас в каютах родственники провожают, а
он один-одинешенек на белом свете. Как пенёк! Запечалился. Но тут же встрепенулся:

- Нет, девчонки, я сейчас настоящий пенёк. Пойду я. Не обижайтесь на меня.

Анюта потом какое-то время между нами так и называла его Пенёк. Но я эту
инициативу не поддержала и продолжала, что в глаза что за глаза, называть
Русланом. Хотя потом он уже и сам забыл, что так нам в первый день представился.
И когда мы к нему обращались, удивленно таращил глаза. А остальные добытчики недоуменно переглядывались, но ничего не говорили.
И только вот почти месяц спустя мы узнали, что он Вовик Маленький. Так его зовут
в бригаде, потому что есть ещё и Вовик Большой.
А назвался нам Русланом по примеру Афони из одноимённого фильма.
И сам про это забыл, когда протрезвел. Но уж теперь ничего не попишешь.
Назвался груздем - полезай в кузов. Или другими словами, назвался Русланом,
теперь до конца рейса им и оставайся!

А недавно, разговаривая с тралмастером, я узнала, что у Руслана действительно
никого на белом свете нет. Он, оказывается, детдомовский.
Правда, самого его я об этом расспросить не решилась, потому что меня
предупредили, что Вовик не любит на эту тему заговаривать.
Теперь понятно, почему он такой волчонок. Но каким бы он ни бывал злым, я не
смогу на него разозлиться в ответ. Во-первых, сразу вспоминается, какой он был
смешной, когда обзывал себя пеньком в день отхода; а во-вторых, он же
один-одинешенек на белом свете.

С трогательной заботой опекает своего тёзку Вовик Большой.
Злость и угрюмость маленького приятеля забавляют и умиляют здоровенного,
медлительного, добродушного, всегда спокойного добытчика с открытым круглым
лицом и ясными голубыми глазами. Ребята часто над ним подшучивают, но Вова
только улыбается и лупает своими небесными безоблачными глазами.
Единственно на что он может пожаловаться, так это на аппетит. Слишком уж
отменный. Одной порцией никогда не насыщается. И сдается мне, двумя - тоже.
И потому, конечно же, когда появляется хоть какая-то возможность дополнительно
подкормить Вову Большого, я никогда её не упускаю.

Однако слишком скромны мои заслуги на этом поприще.
Уступать свои завтраки, таскать у Пашки лук и аскорбинку - что ещё я могу сделать?
Но, как принято в нашей стране оправдывать все героические поступки, так на моём
месте поступил бы каждый, если бы хоть раз увидел голодные глаза Вовы Большого,
с тоской взирающие на жалкий пудинг манный.

Кроме двух Вов в этой бригаде имеются два Шурика, тоже приятели.
Правда, одного из них, лебедчика, все почему-то зовут не по имени, а по кличке -
Коряга. Откуда взялась у него эта дурацкая кличка, мне неизвестно.
Сначала я думала, что, может, он по фамилии Корягин? Но нет, фамилия его
Митрофанов. Другой бы, кажется, на такую кличку обиделся. Мне выдается, она
неблагозвучная. А он, хоть бы что, охотно откликается.
Мало того, он даже на имя своё не реагирует так, как на кличку. Когда я
обращаюсь к нему, мол, Саша... Он сначала не слышит, а потом так удивляется!
В общем, неизвестно из-за чего парня наградили такой кличкой.
Если бы характер у него был корявый, так вроде нет. По крайней мере, не корявее,
чем у других.
А если из-за внешности, то он скорее должен быть длинным и нескладным, чтобы
соответсвовать своей кличке. Но нет, Коряга среднего роста и средней упитанности,
пожалуй, даже склонный к полноте. А с лица белый, румяный, пухлощекий,
пухлогубый, с узкими щелками ярко-синих глаз и с пышной шевелюрой тёмных
волос, мелко-мелко вьющихся, как после химической завивки.

Из-за этого Коряги Анюта в первый день боялась выходить в салон, потому что он
еёещё на берегу как-то напугал. Не знаю, где я в тот момент была, но он налетел
на неё пьяный в дым и пытался что-то спрашивать.
Сам-то он этого ничего не помнит, зато Анюта сразу его узнала, когда впервые
в салоне увидела.

По поводу питания с Корягой другие проблемы, нежели у остальных добытчиков.
Он боится поправиться и мечтает похудеть. Поэтому первого не ест, а только лишь
второе, да и то без гарнира. И без подливы. Главное требование: без подливы.
Эти два слова он произносит как заклинание:"Без подливы!"
Но что-то ему никак не худеется, какой был, такой и остаётся.

Коряга всё время ходит с книжками. Но порой у меня возникают сомнения: читает
он их или просто так носит, умный вид делает? Уж слишком велик диапазон его
интересов. То он ходит с книжкой "Биосфера и океан", то "Ленин и ВЧК", а то
"Сказки Андерсена". Попробуй пойми этого Корягу.

И ещё, судя по всему, он большой пьяница.
Во-первых, это выявляется в его салонных рассказах о береговых пьянках.
Во-вторых, своим пьяным видом он Анюту ещё до начала рейса напугал.
В-третьих, в первую неделю после отхода "Лазурита", когда мы только ещё шли в
район промысла на макрурус, к нам в каюту прибежали однажды Румын с Корягой.

- Девчонки, продайте нам бутылку водки за четвертной!

- Вы что, ребята? С чего это вам вздумалось у нас водку искать?! - удивились мы.

Они недоверчиво посмотрели на нас, потом так же недоверчиво переглянулись.

- Так вы что, не брали с собой водку в рейс?! - не поверили они.
Вид у обоих был крайне обескураженный.

- А зачем она нам здесь нужна? Мы и так рады, что нас пока не укачивает.
Боялись, что шатать будет из-за волн и без водки.

- У вас что, действительно нет водки? - всё никак не доходило до них.

- Нет! - в один голос заверили мы.

Они ещё раз подозрительно посмотрели на нас. Потом снова друг на друга. Словно
проверяя, кто всё-таки сумасшедший, мы или они?
И ушли так, кажется, до конца и не поверив в правдивость наших слов.

Об этом странном визите мы рассказали как-то Анзору. И он нам разобъяснил, что
странное поведение было вовсе не у них, а у нас. Потому что все женщины,
идущие в рейс, непьющие в особенности, как правило, берут с собой водку, столько сколько возможно. Чем больше, тем лучше. А потом продают за большие деньги.
Цены могут диктовать, какие захотят.
И, как объяснил Анзор, этот промысел бывает всегда удачным, не в пример рыбному.
Потому что в море водка дороже всяких денег.
Здесь деньги и вообще не нужны. Кстати, так быстро привыкаешь обходиться без них,
что теперь нам деньги кажутся ненужными бумажками.
Если что тебе надо, пошёл к начпроду и взял на ларёк без всяких денег. Просто
запишут на твой счёт, а потом по приходу всё из зарплаты высчитают.

Дружок у Коряги просто Шурик. Никаких кличек у него нет. Ни с какими книжками
он не ходит. Пьяный на берегу ни на кого из нас не натыкался. Водку к нам покупать
не приходил. Просто Шурик.
Хотя ему больше подошло бы имя Мишка. Кривоногий, косолапый. И походка как
у медведя, когда тот на одних задних лапах ходит.
И постоянно с довольной рожей. Темный волосы пострижены в скобочку. Смешные
усы. Маленькие глазки и добрая толстогубая улыбка. Но раз дружок Коряги, то
наверно выпить тоже "не любит".

Немного как бы в стороне в этой бригаде - Костя.
Спокойный, аккуратный, работящий, молчаливый. Без всяких кандебоберов. Без
каких-либо капризов и странностей. Он постоянно находился словно в тени всех
остальных членов бригады. И внешность у него неприметная: русоволосый,
сероглазый, с покрасневшим и огрубевшим от ветров-морозов лицом.
Но тем не менее, Костя как-то очень удачно вписывается в эту бригаду. И кажется,
что без него она была бы какая-то не такая.

И наконец, сам бригадир, тралмастер Витька Румын.
Почему Румын неизвестно. Родом он с Урала. Румынского языка слыхом не слыхивал,
а Румынию видом не видывал.
Длинный, худой, с шапкой рыжих вьющихся волос. С худощавым веснушчатым лицом
и рыже-зеленовато-карими озорными глазами.
Витька похож на длинного мальчишку-переростка, который вымахал вдруг за лето
выше всех в классе. Но на самом деле, этот мальчишка уже давно в море ходит,
лет шесть. У него и виза была, да закрыли. Как-то там проштрафился. В основном,
визы закрывают или за пьянки, или за драки.
На драчуна он не похож. А на пьяницу смахивает.
Я думаю, что прозвище Румын ему прилепили, потому что он немец. У него фамилия
Каспер. Похожа на немецкую. На Урале, кажется, то ли ссыльные немцы есть, то
ли давние поселенцы. Наверное, в детстве ему доставалось от пацанов за фашистов
и за Великую Отечественную. Дети же, они дураки. Вот он, видимо, и упоминает
про румынов в войну, а не про немцев. За эти упоминания его кличкой и наградили.
Но это только мои предположения, догадки. А как оно есть на самом деле никто ж
не скажет.

Другая бригада добытчиков не такая шебутная. Там подобрались люди более серьёзные.
Может это от тралмастера зависит. Но и работа у них идет нормально, без всяких
происшествий, не то что у Румына.
Но между тем, мне эти баламуты как-то ближе.
Хотя нет, я всех добытчиков в одинаковой степени уважаю. Тем более, что никто,
кроме дОбычи не помогает нам выносить вёдра с помоями. Причем, обе бригады.

Правда, сегодня мне пришлось выносить самой, потому что на переходе после ужина
матросы уже все отдыхают. Вот придём к месту промысла, там опять пойдут вахты
восемь часов через восемь...

После ужина выносила вёдра. Боцман специально трубу приделал на верхней палубе,
чтобы в неё помои выливать и не пачкать при этом борт судна.
На шлюпочной сегодня свирепствовал такой жуткий ветер, и я страшно замерзла,
пока освобождала вёдра от отходов.
Потому неслась назад вниз по трапу на бешеной скорости с пустым ведром и чуть
не поставила его на голову Боре Худому с рыбообработки, который неожиданно
выскочил передо мной из-за поворота.
Оба напугались до смерти!