Эребус

      Гарь была всюду, куда хватало глаз; некое подобие черного снега, взлетавшего вверх при любом неосторожном движении, поэтому с шевелением приходилось быть аккуратными. Зато и следы в гари оставались на загляденье — четкие, подробные, до мельчайшей трещинки на подошве, как пелось в какой-то песне "на пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы". Здесь они тоже останутся навеки, если не разметет их какая-нибудь случайная буря. Но бурь тут не бывает, а может быть, их и вовсе нет.
      — Ничего здесь нет, — пробормотал Ткач себе под нос, просто так, чтобы услышать свой голос и убедиться, что он звучит привычно. — А мы есть.
      Негр посмотрел на него с любопытством.
      — Аз есмь? — поддразнил он.
      — Есмь, — охотно согласился Ткач. — Это, знаешь ли, очень радует. Вопрос только — надолго ли.
      — А какая разница?
      — Большая, — его пыльный ботинок проехался по собственному отпечатку, разрушив подробную карту рая вулканизированной резины. — Когда ничего нет-то...
      Ткач не договорил, посмотрел на горизонт. Негр проследил направление его взгляда.
      — Что-то должно было остаться, — произнес он, словно делал одолжение. — Раз мы видим все это.
      — Мы можем просто думать, что видим, а на самом деле это наш мозг достраивает недостающее. В качестве спасательного круга, чтобы не рехнуться окончательно.
      — Тогда мы уже рехнулись, — возразил Негр. — Это как раз признак больного мозга — создавать картины, неотличимые от реальности и верить в них. Глюки по-простому, галлюцинации по-научному.
      — Нет, — Ткач пихнул его худым локтем. — Совсем наоборот. Больной мозг не способен на связные интерпретации, он видит хаос и ничего с ним поделать не может. Структурировать хаос — дело здоровых нейронов.
      — Чушь собачья, любого врача спроси, он тебе скажет, что у психов глюки фору дадут любой графике.
      Ткач обиженно взглянул на Негра, но тот лениво вытянул ноги вперед, положил один ботинок на другой и закрыл глаза, давая понять, что продолжать бессмысленный разговор не намерен. Но остановить Ткача было не так-то просто.
      — Негр, а почему ты Негр? — спросил он и удивился самому себе — собирался говорить о другом.
      — По кочану, — коротко ответил тот.
      — Негры, они черные, а ты белобрысый, — не унимался Ткач. — Губы обычные, нос картошкой.
      — А ты почему Ткач? — перебил его Негр. — Ковры вышиваешь?
      Ткач заржал.
      — Нет, — отсмеявшись, охотно объяснил он. — Так просто, был свободный логин, я взял. Ты тоже?
      — Тоже, — не стал спорить Негр.
      Ответ полностью удовлетворил Ткача и он затих, шмыгая носом. Надолго его не хватило, он снова ткнул локтем товарища.
      — А у тебя где логин был?
      — Какая разница?
      — Ну, так просто, — растерялся Ткач. — На геймера ты не похож, здоровый уж больно. Да и сюда добрался, этого никто раньше не мог. Готовился, что ли?
      — Ты тоже добрался.
      — Я другое дело, я за тобой.
      Негр приоткрыл один глаз и сквозь опухшие веки посмотрел на соседа.
      — На кой тебе это нужно?
      — Не знаю. Все лучше, чем просто так...
      Ткач явно ожидал еще вопросов и даже приготовился отвечать, но Негр больше спрашивать не стал, залез в карман и вытащил сигареты. Облачко дыма растаяло на черном фоне гари, показав очертания чудовища.
      Несколько минут прошли в полном молчании. Когда Ткачу наскучило хранить безмолвие, он залез рукой в карман и вытащил сливу. Слива была твердой и черной. Он жестом предложил ее Негру, но тот мотнул головой, с сомнением посмотрев на ее бочину.
      — И тебе не советую, — процедил он. — Хрен знает, что это такое.
      Ткач недоуменно покрутил фрукт в пальцах.
      — Слива как слива, — ругнулся он. — Грязновата, конечно, но где тут воды найдешь? Не хочешь — не ешь.
      Он воткнул в черную кожу резцы и поморщился — препятствие оказалось тверже, чем он думал. Негр покосился в его сторону, но промолчал. Ткач отгрыз от сливы небольшой кусок и принялся его старательно жевать, словно выполнял нужную работу.
      — Вкусно? — наконец соизволил поинтересоваться сосед.
      — Не очень, — честно признался тот. — Но это только во рту, дальше ведь нет вкусовых рецепторов, ну комок органики и комок. Хоть какие-то калории.
      — Ты жрать хочешь?
      — Не особенно.
      — Зачем тогда… — он не договорил, кивнул в сторону его руки, в которой лежала слива.
      Ткач с трудом проглотил то, что было во рту, и дождался, пока кусок проследует по пищеводу в место, откуда не будет ходу назад.
      — Что ты все — зачем да почему, — раздраженно ответил он. — Больше поговорить не о чем?
      — О чем ты хочешь поговорить?
      — Ну, ты прямо как психолог, — Ткач издал сдавленный смешок. — Это они любят такие выверты. Били ли вас ваши родители?
      — Били, — неожиданно ответил Негр. — Только они не родители мне были.
      — А кто? — удивился Ткач.
      Негр пожал плечами. Ткач еще немного подумал о таинственном сочетании обстоятельств, согласно которым кто-то бил чужого ребенка, но лишних вопросов задавать не стал.
      — А меня не били, — вместо вопроса сказал он. — У меня их вообще не было.
      — А кто был?
      — Никого, — вздохнул Ткач. — Кормили какие-то, и ладно. Одежду вот выдали, когда время пришло, и вытолкали за порог. Я и пошел.
      — Куда пошел?
      — Куда глаза глядели. Шакалить. Куда еще можно пойти, когда некуда?
      Негр прищурился в сторону горизонта.
      — Мало ли куда. Мест много.
      — Это только кажется, — Ткач махнул рукой. — На самом деле таких мест раз-два и обчелся. Мне вот повезло, я попал в хорошее, другим повезло меньше.
      — А что, были другие?
      — Были, конечно. Но мы всегда знали, что каждый потом сам за себя, дружить не пытались, вдруг убить придется.
      — Ты убивал?
      — Нет. Но меня пытались. Неудачно.
      — Последнее мог бы и не говорить. И что там, в хорошем месте, со всеми так?
      — Не знаю, — Ткач покрутил головой и снова поднес сливу к губам. — Я от всех спрятался, один был. И вокруг хорошо. Я люблю…
      Вместо того чтобы перечислить объекты любви, Ткач яростно вонзился в сливу уже клыками, пожалев уже окислившиеся резцы. Со стороны он напоминал собаку, пытающуюся разгрызть кость, худую, лохматую, пегую.
      Сигарета в пальцах Негра истлела, окурок он воткнул прямо в гаревую кучку перед собой, и белый фильтр вызывающе торчал в черном могильном холмике, словно стела, Ткач зачем-то одним движением втоптал его в пыль.
      Негр задрал голову вверх и посмотрел на клубящиеся тучи. Кадык в его горле судорожно задвигался, словно он пытался справиться с чем-то, рвавшимся из него, и Ткач струхнул, выковырял окурок назад и аккуратно положил рядом со своим ботинком. Поэтому он и пропустил появление птицы, которое заметил Негр.
      Птица вынырнула из тучи и молнией прошила слой атмосферной ваты, ушла в невидимую часть облака, оставив в небе разрыв, небольшой, практически невидимый, если не знать, куда смотреть.
      — ****ь, — коротко ругнулся Негр. — Мы ее пропустили.
      — Чего? — не понял Ткач.
      — Хер через плечо, — Негр сплюнул в сторону долгим презрительным плевком. — Теперь опять ждать придется. Вот же падла крылатая, быстрая, как сволочь.
Ткач запоздало поднял глаза и уставился вверх, но черные облака были пусты и неподвижны.
      — Птица, — пробормотал он. — Странно. Я их никогда не видел. Даже не знал, есть ли они вообще. А ты, выходит, знал?
      Негр отрицательно мотнул большой головой.
      — Догадался.
      — А как догадался?
      Негр одарил напарника говорящим взглядом, который Ткач предпочел не понять или сделать вид, что не понял — ничего лестного в нем не было.
      — Никто не видел же, — жалобно повторил он. — А ты прямо пришел сюда, чтобы ее караулить? Значит, знал.
      — Какая разница — догадался или знал? Она просто есть и всё.
      — Нет, не всё. Как догадался-то?
      — Сам подумай.
      — А я глупый.
      Негр посмотрел в его честные глаза и подавил раздраженную реплику.
      — Никто их не видел, — терпеливо объяснил он. — А у нас сигнал тревоги был птичий крик. Так говорили. Значит, кто-то его раньше слышал, иначе как скопировал бы?
      — Может, это был просто крик? Не птичий, а такой, произвольный?
      — Нет, птичий, — упрямо повторил он. — Его ни с чем не спутаешь, и я тоже умею. Этому сразу учат.
      — Покажи? — глаза Ткача загорелись жадным огоньком.
      — Нет. Это сигнал тревоги.
      — Да ведь тут нет никого.
      — Мы есть.
      — И что?
      Негр лягнул его подошвой в колено, Ткач охнул и подобрал ногу под себя.
      — Здоровый ты бык, — прошипел он, растирая лодыжку. — Легче можно?
      — Легче ты не заткнешься, — беззлобно пояснил Негр. — Откуда я знаю, как ты себя поведешь, когда его услышишь? Может, в буйство впадешь.
      — С чего вдруг?
      Негр вздохнул. Если бы его спросили, он сказал бы, что Ткача неверно назвали Ткачом, логичнее было бы окрестить его репейником или чертополохом, такой же лохматый и приставучий, хрен выдерешь.
      — Сигнал тревоги, — словно учитель, объяснил он. — Тело реагирует. Помимо мозга.
      Ткач засмеялся, словно услышал хорошую шутку.
      — Думаешь, я вскочу и убегу? Ну, давай, попробуй. Ну что тебе стоит? Проверим заодно. Я вот птичьего крика отроду не слыхал, и даже не знаю, какие они, птицы.
      — Птицы разные, — серьезно ответил Негр. — Есть хищные, есть певчие. Хотя один чувак говорил мне, что птица на самом деле одна, а все остальное — ее проекции. В зависимости от.
      — Ты какую умеешь?
      Негр почесал затылок.
      — Наверное, хищную.
      — Давай, — Ткач тоже лягнул его, хотя и слабее и даже в каком-то смысле вежливо, словно тычка дал. — Хочешь, поклянусь, что не убегу?
      — Дурак, — кратко ответил Негр. — Сам напросился.
      Он закрыл глаза, откинул голову назад и вдруг издал пронзительный крик, от которого стыла кровь в жилах. Ткач побледнел и заткнул уши.
      — Не надо, — умоляющим голосом попросил он. — Меня сейчас вырвет.
      — Ты крепкий, — уважительно заметил Негр. — Я первый раз как услышал — обделался. Мал был.
      — И сколько надо учиться, чтобы так кричать?
      — Нисколько. Надо захотеть издать такой звук и открыть рот. По-настоящему захотеть.
      — И все?
      — Все.
      Ткач подумал, отвернулся в сторону и незаметно открыл рот, но никакого звука не издал, похлопал шершавыми губами друг о друга и вытер рот рукавом. После этого его взгляд, направленный на Негра, стал еще более уважительным.
      — Не вышло? — усмехнулся Негр. — И не должно было. Это я так. Пошутил. Нельзя этому научиться.
      — Не очень-то и хотелось. Иди ты со своими шутками.
      В голосе Ткача была неподдельная досада. Негр снова посмотрел на него и засмеялся.
      — Ты вроде большой, а в такую ерунду веришь. Откуда ты взялся на мою голову?
      Ткач шмыгнул носом, залез пятерней в волосы и вытащил оттуда семечко. Негр немного подождал, но было ясно, что напарник на его вопрос отвечать не собирается, он рассматривал семечко, потом зажал его в руке и сунул назад, в волосы.
      — У тебя там что, теплица? — удивился Негр. — Вырастет дерево на голове, как у оленя.
      — Какого еще оленя?
      — Да ты еще и темный. Простых вещей не знаешь.
      — У меня там всяко чище, чем в кармане, — зачем-то сказал Ткач. — И не потеряется. А разъем все равно пустой.
      Он откинул волосы в сторону с виска и показал гнездо, круглое, поблескивающее обводом из металла, тряхнул головой — и семечко свалилось ему в ладонь. Негр крякнул, но промолчал. Ткач тоже некоторое время хранил молчание, но долго это делать у него не получилось.
      — Сюда что хочешь можно вставить, — почти похвастался он. — Универсальный разъем. Я раньше телевидение подключал, сейчас вот ничего, а если когда-нибудь станет лучше, я сюда книги буду подключать. Только они дорогие. Я за все время только на одну накопил.
      — Какую? — против воли вырвалось у Негра.
      — А хрен знает, — охотно ответил Ткач. — Она без начала была. И без конца. Пиратская копия. Голос такой читает, гнусавый, с помехами. Но интересно было.
      — И о чем книга была?
      — О девчонке. Шла в Изумрудный город по дороге из Желтого кирпича. В городе жил волшебник, который должен был отправить ее домой. Пока шла, друзьями обзавелась, барахлом, за одного замуж вышла, ребенка родила, короче, когда пришла, волшебник ей был вроде как и не нужен. Так я и не узнал, вошла она в город или нет.
      — А первый дом где был?
      — В Канзасе.
      — Вранье, — вдруг сказал Негр. — Никогда бы она туда не попала. Никакой волшебник не может. Это не так делается.
      — А как?
      — Нет никакого Канзаса. Куда отправляться-то? В пустоту можно вечно падать.
      — Здесь тоже пустота.
      — Здесь много чего есть, — Негр обвел глазами окружающее их черное поле. — Камни вот, земля, пыль. А Канзас миф. Провал в графике. Туманное пятно. Шагнешь туда — и баста.
      — А ты откуда знаешь?
      — Да уж знаю.
      — Странный ты какой-то. Знаешь — и молчишь. Я бы тебе рассказал.
      — Так ты ничего не знаешь, что рассказывать будешь?
      — Ну, про девчонку же рассказал. А ты мне про оленя расскажи. С деревом на голове. Откуда такое взялось?
      — Ниоткуда. Откуда оно все берется?
      — Не знаю. А ты видел сам?
      — Не сам. Рассказали тоже. Он выходит — а на голове дерево. Корни в мозг пустило и питается им. И он его носит как рога, тяжело. Я бы не стал. Шмальнул бы себе в голову и все дела. Когда изнутри череп разрывает, больнее и дольше.
      — Я семечко не для этого нес, — почему-то оправдывающимся тоном произнес Ткач. — Я…
      Негр его не дослушал, ударил локтем в грудь и тот понял почему — птица снова появилась, черная, с огромным размахом крыльев, она зависла над ними, сужая круги и вдруг камнем полетела на них, разинув клюв.
      Ткач сжал семечко в кулаке и перекатился в сторону, вскочил на четвереньки, как животное, готовое драться за кость, но птица лишь слегка задела его крылом, ушла резко в высоту и вдруг замерла там, словно росчерк пера на бумаге. А потом вдруг исчезла, точно ее проглотила взвесь облаков.
      Ткач поднялся, перевел взгляд на Негра — тот сидел неподвижно, устремив глаза вверх. Нехорошие у него были глаза, стеклянные. Ткач решительно подергал его за подбородок из стороны в сторону.
      — Эй! Ты тут не откинулся часом?
      Негр тряхнул головой, взгляд его стал более осмысленным.
      — Тьфу, — с досадой выплюнул он. — Опять ты. Уйди куда-нибудь, а?
      Ткач даже немного обиделся.
      — Куда я по-твоему уйти должен?
      — Откуда мне знать? Взялся же ты откуда-то, значит, и деться обратно можешь легко.
      — В воздухе, что ли, раствориться?
      Негр тяжело вздохнул, потер сгибом руки лицо, оставляя черный след под носом и на губах. Помолчав, соизволил ответить:
      — У меня такое было однажды на глазах. Был человек — и не стало.
      — Как это?
      — А вот так. Я моргнул — а его нет. И машина так же. Только что неслась на меня, а потом раз — и нет ее. А свернуть некуда. Не надо было моргать, конечно. Но с другой стороны, не моргать долго невозможно, это же рефлекс. Да и неизвестно, было бы лучше, если бы я увидел, как это происходит. Может, крыша поехала бы.
      Ткач пожал плечами. Он не знал, что говорить о том, чего сам не видел. Вместо этого спросил другое:
      — Ты скажи лучше, зачем мы птицу караулим.
      — Надо.
      — Зачем?
      — Я тебе только что ответил, ты тупой?
      — Это не ответ. То есть формально ты ответил, но по существу ведь ничего не сказал. Если бы ты на нее охотился или там жрать хотел до одури, я бы понял, но ты сидишь и смотришь, и ничего не говоришь.
      Негр вдруг опрокинулся на спину и заложил руки за голову, от его тела в воздух поднялось черное облачко. Теперь он и вправду стал похож на негра, когда гарь опустилась ему на лицо, Ткач подумал, что это он зря — чем теперь сотрешь?
      — Вот если бы ты был не тупой, ты бы не спрашивал, — мирно ответил Негр, шевеля черными червяками губ. — Сопоставил бы факты и сам все знал. Но ты трещишь, как погремушка, словно вырос на форуме, где все такие, а думать не умеешь. Сам же сказал, что птиц никогда не видел.
      Ткач устроился рядом с ним, нахально положив кудлатую голову Негру на колено вместо подушки. Тот помолчал, ожидая его реплики, но Ткач, определенно, решил хранить молчание до полного удовлетворения своего любопытства.
      — Или вот еще, — продолжил Негр, разгадав его маневр. — Мы тут уже сколько?
      — Не знаю. Сутки?
      — Дольше. А ты есть хочешь?
      — Неа.
      — А почему?
      Ткач подумал.
      — Я же сливу съел.
      — Ты ее ел, когда не хотел есть, я нарочно тебя спросил. Ты не был голоден. И сейчас не голоден.
      — Ну и что? — скандально уже прозвучало со стороны Ткача. — Подумаешь, несколько часов.
      — Вспомни тогда, когда ты последний раз есть хотел? Только по-настоящему, а не просто совал в рот жратву, потому что подвернулась под руку. Чтобы желудок сводило и кишки ныли?
      — Ну…
      Ткач помычал, съехал затылком на колено Негра и вдруг сел.
      — Не помню, — растерянно произнес он. — Все ели, и я ел. Наверное, может и вправду не хотел, но с другой стороны — я как-то не задумывался. Есть еда — жри. А какой из этого вывод?
      Негр тоже сел, уставился на свои ботинки.
      — Мы не знаем голода, — серьезно ответил он. — Едим, потому что так надо. А если мы год не будем есть, все равно не почувствуем ничего.
      — Ты что, пробовал не есть год? — безмерно удивился Ткач.
      — Нет. Не при чем тут год. Это я о другом. Организм должен был подать сигнал об истощении ресурсов, а его нет. Почему?
      — Может, мы супермены? — хихикнул Ткач. — Голода не чувствуем, разве это плохо?
      — Как сказать. И насчет усталости тоже… Ты вот спать хочешь?
      — Неа, — снова повторил свое любимое словечко Ткач. — Ночью же спал.
      — А ты сны видишь?
      На несколько минут наступила тишина, во время которой Негр рисовал пальцем какой-то узор на черной пыли. Узор напоминал спираль, переходящую в воронку, расширяющуюся во обе стороны. Ткач встал, навис сверху над его рисунком и глубокомысленно засопел.
      — Не видишь, — словно утверждение, произнес Негр. — Иначе быстро ответил бы.
      — Смотря что считать снами, — почему-то Ткач на этот раз не захотел сдаваться. — Какие-то картинки в голове я вижу, когда дремлю, но когда крепко сплю, ничего не вижу. Просто проваливаюсь в темноту и потом встаю снова. А ты что, видишь сны?
      — Да, — быстро ответил Негр. — Только то, что я вижу, тут нигде не существует.
      — И что из этого следует?
      Прядь волос упала Ткачу на нос, он сдул ее вверх, смешно надув щеки. Негр посмотрел на него снизу вверх.
      — Мы ненастоящие, — сказал он.
      — В каком смысле? — опешил Ткач.
      Негр не стал ему отвечать, подтянул к себе ноги и стал шнуровать пыльный ботинок заново, словно тот ему натирал подъем. Ткач изо всех сил пнул его в каблук, злобно лягнул, словно мул, и выражение его лица стало таким же, бешеным и упрямым.
      — Все-таки рехнулся, — с чувством произнес он. — Я так и знал. Все рано или поздно сходят с ума, а такие деревянные, как ты, раньше всех. Мозги надо тренировать, баран. Хочешь, я с тобой таблицу умножения повторю? Дважды два — четыре, дважды три — шесть, дважды четыре — восемь…
      — Сто сорок девять на восемьсот шестнадцать — сто двадцать одна тысяча пятьсот восемьдесят четыре, — лениво ответил Негр, принимаясь за второй ботинок, длинные шнурки которого змеями упали в пыль их импровизированного эдема. — Дурак ты, Ткач. Я вот число «пи» могу до бесконечности называть, только разве в этом дело?
      — А в чем? — растерялся Ткач.
      Негр мотнул головой, словно отгоняя чувство досады, промелькнувшее на его лице.
      — Ты себя все время помнишь? — вместо ответа спросил он. — Вот как в разум вошел — и до сих пор? Непрерывно?
      Ткач засмеялся, вопрос показался ему глупым и простым.
      — Конечно, помню. Что я, дурак, себя не помнить?
      — Тогда скажи, кто был твоим первым другом? Как его звали? Сколько тебе было лет?
      Ткач открыл рот и закрыл его.
      — Совсем первым? — зачем-то уточнил он. — В детстве?
      — В хренетстве, — парировал Негр. — Хоть когда.
      — Этот, как его… С алюминиевым ножиком в кулаке. Игрушечным.
      — Ты не нож вспоминай, а человека. Кто он был, блондин, рыжий, худой, толстый, звали как?
      — Ну, ты захотел, это же давно было!
      — Но нож-то ты помнишь, — ядовито ответил тот. — Аж до алюминия.
      Глаза Ткача стали растерянными.
      — Нож помню, точно, странно. Тупой, коротенький, игрушка же. Набор целый, ложка, вилка и нож этот… Но друг точно был.
      — Ладно, давай по-другому, что ты делал между восемнадцатью и девятнадцатью годами? Чем занимался?
      Ткач подумал, сморщил нос и снова его разгладил.
      — Ну как все, шакалил. Ты не так, что ли?
      — Ты себя вспоминай, а не меня. Где шакалил, с кем, что делал, и это точно было до девятнадцати или годом позже? Или раньше?
      Несколько минут стояла тишина, во время которой Негр успел задремать, но был разбужен тычком в плечо. Судя по лицу Ткача, тот пережил катастрофу.
      — Не помню, — признался он. — Может раньше, а может и позже, у меня то время слилось как-то в одно. А ты? У тебя тоже так?
      — Тоже. Мы себя помним не постоянно, а дискретно. Частями. Что делали — помним приблизительно, когда именно — все, задница. Провал. Чистый кэш.
      — Почему так?
      — Посмотри вокруг, дебил. Почему кругом гарь?
      — Это все знают. Эребус.
      — Что Эребус?
      — Вулкан такой. Он извергался и сжег все на своем пути, выжег материю до основания, только часть сохранилась в физическом виде, часть аннигилировала до субатомов. Теперь тут где-то материя, а где-то антиматерия. И люди тоже… Там температура была под миллион.
      — Ага, — Негр закончил свою работу, затянул узел и снова вытянул ноги вперед. — Под миллиард.
      — Может и так, — не сдавался Ткач. — Тебе-то откуда знать? Это давно было, меня на свете еще не было, тебя тоже, и никого из живущих сейчас тоже. А гарь была. Всегда была. Может, раньше всего, что тут появилось.
      — Ты зачем таскаешь семечко? — ехидно спросил Негр.
      — При чем тут это?
      — А при том. Ты не такой дурак, каким прикидываешься. Откуда ты знаешь про землю?
      — Я не знаю, — вырвалось у Ткача. — То есть почему-то знаю, что надо закопать. Наверное, и вправду землю ищу. Только я не знаю, что это такое. Может такое быть?
      — Какая разница, — Негр махнул рукой и снова уставился вверх. — Все может быть и ничего не может в этой гари. Ни хрена тут не приживется.
      Ткач отошел подальше, вытряхнул семечко на ладонь и сжал в кулаке.
      — Я найду место, где оно вырастет, — словно принося клятву, произнес он. — А ты сиди тут до скончания века, жди свою гребанную птицу счастья. Ты сам ненастоящий, придурок конченный. Вернешься — сходи к врачу.
      Он сделал несколько шагов к горизонту очень решительно, еще несколько менее уверенно, а потом остановился и сел на землю, уперевшись сжатым кулаком рядом с собой. Негр поднялся и подошел к нему, сел рядом.
      — Ты пореви, — сказал он с оттенком жалости. — Это сначала тяжело принять, а потом вроде как легче. Нет такого места. Я тоже психовал поначалу…
      Он не договорил, потер тыльную сторону руки, и Ткач против воли скосил туда глаза — кожа на руке Негра была сплошь покрыта шрамами.
      — Сам, что ли? — вырвалось у Ткача.
      Негр кивнул.
      — Думал, больно будет, очухаюсь. Только кровь тут в порядке вещей. Не поможет.
      — А что поможет? Тебе больно-то было?
      Негр засмеялся, хлопнул его по плечу здоровенной пятерней.
      — Было, конечно. В этом смысле все по правде. Больно, обидно, страшно даже. Но я смирился потом. Лбом не прошибешь стенку.
      — Ну, хорошо, — Ткач шмыгнул носом и развернулся к Негру всем телом. — Если ты не сумасшедший, а Эребус не вулкан, то что он тогда?
      — Не знаю, — Негр подбородком описал полукруг справа налево. — Все, что мы видим.
      — Что — все?
      — Земля, предметы, люди, всё. Все, что можно увидеть, потрогать, пощупать.
      — Ты тоже?
      — И я, и ты, и другие. Это вроде способа зрения... Вроде как логика сна. Во сне мы же не знаем ни правил, ни устройства мира, просто попадаем туда и существуем. Нас во сне ничего не удивляет. Только мы ни до чего докопаться не можем, схватить рукой не получается, все сразу распадается и перемешивается. Даже ученые. Так вроде твердо, а глубже посмотришь — кисель какой-то атомный и никто ничего не понимает, но делает вид, что не удивлен, что временно и вообще все на верном пути. А по ночам скулят в подушки. Страшно и им. И меня тоже до поры не пугало, пока шакалил вроде тебя. Когда надо выжить, не до деталей. А когда накрыло, и я долго валялся в отключке, все ушли далеко, не с кем было поговорить даже. И понял. Мы видим все неправильно. А когда хочешь увидеть правильно, оно все дрожит.
      — Как дрожит? — не понял Ткач.
      — Как мираж. Попробуй посмотри на какой-нибудь предмет долго, он сначала дрожать начнет, потом раскачиваться, чтобы твой взгляд стряхнуть, потом тень даст такую, что глаза вытекают, а потом ты либо сам заморгаешь, либо тебя позовет кто.
      Ткач немедленно уставился на ближайший камень, серый, с прожилками белого, но долго не выдержал, со стоном уткнулся в колени лбом.
      — Глаза жжет, — признался он. — Пыли много тут.
      — Вот-вот, — кивнул Негр. — То пыль, то еще что. Я пробовал, невозможно. Все вокруг гаснет. Во тьму погружается. А ты думаешь — сам.
      Ткач передернул плечами.
      — Я сейчас отдохну и еще попробую. Если ты все врешь, я встану и уйду. А если нет…
      И он снова уставился на камень и через некоторое время с коротким воплем откинулся назад и потер глаза, до красноты, с ругательствами.
      — Сука, — пробормотал он.
      Негр с любопытством наблюдал за его маневрами, покачал головой, когда Ткач снова уселся на место и надул щеки, слово они придавали ему дополнительную устойчивость на земле, вбил кулаки в пылевую поверхность. Через некоторое время, впрочем, он снова застонал и прижал к глазам ладони.
      — Ничего не вижу, — пожаловался он. — Круги сплошные, мать их. Эй, где ты?
      — Говорил же я тебе, — в голосе Негра было искреннее сострадание. — Долго потом отходить будет, лучше бы ты одним разом ограничился.
      — Что это такое, а? — жалобно спросил Ткач. — Почему оно так?
      Негр пожал плечами — он не знал.
      — Так мир устроен, — объяснил он, чтобы просто сказать что-то. — Вроде защиты. Чтобы случайно никто не разглядел.
      — А что разглядеть-то надо? Может, это просто визуальный эффект? Вроде кругов от солнца? Перцепция или как оно там называется?
      — Солнце свет дает, а камень черный, — резонно возразил Негр. — Он не излучает. По крайней мере, не должен, если по науке-то, фотоны там, хреноны…
      — А если по-твоему?
      — По-моему? — Негр снова залез за сигаретой. — По-моему тут все что-то излучает.
      — Радиация? — догадался Ткач.
      — Какая еще радиация? Откуда?
      — Ну… — Ткач быстро пересел к нему поближе, словно искал защиты. — Может гарь эта не от вулкана, а от бомбы? От какой-нибудь катастрофы во всем мире? Ядерная зима?
      — Дурак ты, Ткач, — Негр предложил ему горящую сигарету, но тот энергично замотал головой, и так дышать было нечем. — От радиации мутанты родятся. Ты хоть одного видел? Не в наших краях, а где бывал? Без руки, без ноги, урода какого-нибудь? Все целенькие и здоровые. Только не помнят ни хрена и всем довольны.
      Ткач поерзал на месте.
      — Может, они родятся, да не выживают?
      — Мы бы тоже сдохли, давно уже, — в голосе Негра было что-то вроде философского смирения. — Радиация убивает быстро. А мы бегаем, кушать не просим. И не подыхаем никак.
      — Ну вот ты сказал, что мы ненастоящие — это ты в каком смысле сказал? — Ткач заглянул ему в лицо. — Кровь у нас есть, мозги на месте, а то, что помним мало — может, особенность развития? Или даже порок?
      — Надо же, какое слово вспомнил, — Негр удивленно посмотрел на него. — Порок — это в смысле грех?
      — Ну, грех, преступление, нарушение, как он еще расшифровывается?
      — Да вроде так. Нет, не он. Мы не грешим.
      — Почему?
      — Да потому, что мы, сколько себя помним, одно и то же делаем.
      — А что еще делать?
      — Мало ли других занятий.
      — Например, каких?
      — Откуда я знаю? Семечко вот посадить. Или даже сотню семечек.
      Он метнул в сторону горсть пыли и Ткач поперхнулся и закашлялся, рукой разгоняя поднятую тучу, заскрипевшую на зубах.
      — Я не думал, — отмел он от себя черный туман подозрений. — Я даже не знаю, как это делается. И никто из тех, кого я знаю, не умеет. Мы под другое заточены. Бегать, шакалить, добычу отнимать…
      — Бессмысленно, не находишь?
      — Почему? Все так делают. И других учат.
      — Вот именно. Слепые вожди слепых или как там говорится?
      Ткач сплюнул в сторону долгий вязкий плевок, в который вложил всю досаду на пустой разговор, а может быть и на свое бессмысленное существование.
      — То есть все-таки мы ненастоящие? — сделал он вывод.
      — В определенном смысле. Мы не видим ни черта. Видим только то, чему научили другие. А Эребус не только гарь. Разучились нормальному зрению. И как его вернуть, тоже не знаем. И никто не знает, потому что все ненастоящие.
      — А кто тогда настоящий? И где они?
      Негр усмехнулся, и белые зубы блеснули на покрытом гарью лице как у настоящего чернокожего.
      — Вот я и хочу узнать, — кивнул он. — Потому сюда и пришел. Мне терять нечего, и тебя с собой я не звал. Ты сам навязался зачем-то. Где-то должна быть прореха, я решил, что тут. Тут людей нет, не перед кем ему выделываться, где-то должен дать слабину. Может, тогда у меня глаза откроются и чертова гарь сгинет в тартарары.
      — А как узнаешь эту прореху? По птице? — догадка осенила Ткача молнией, и он даже засмеялся. — Ты думаешь, она поможет?
      — Нет, но она вроде как знак, — непонятно выразился Негр. — Их ведь нет нигде, а здесь есть. Значит, в этих местах какой-то сбой, вот я и хочу сосредоточиться на ней. Не зря же крик птичий и реакция. Надо исхитриться и сделать это быстро.
      — Что сделать-то? — почти взмолился Ткач. — Убить ее?
      — Дурак, — в сотый раз вздохнул Негр.
      Ткач снова достал семечко и положил его на ладонь, покачал, словно оно было ребенком или живым существом. Потом засунул палец в отверстие под волосами и вычистил оттуда пыль. Палец быстро стал черным, покрылся маслянистым налетом — гарь смешалась с кожным салом.
      — Забивается быстро, — заметил он. — Боюсь потерять его. У тебя нечем заткнуть? Такого примерно диаметра?
      Негр протянул ему фильтр от окурка, который извлек из пыли.
      — Мало, — поморщился Ткач. — Ладно, обойдусь как-нибудь. Ты лучше скажи, что делать будешь, когда зрение получишь?
      — Не знаю. Посмотрю сначала.
      — На что?
      — Что будет, на то и посмотрю.
      — А если ничего не будет?
      Негр помолчал.
      — Так не бывает, — не слишком уверенно сказал он. — Что-то обязательно будет.
      — Например, что?
      — Откуда я знаю? — вдруг взвился Негр. — Что да как, можно подумать, мне есть с чем сравнивать.
      — Так ты без цели, что ли? — удивился Ткач.
      — А это и есть цель.
      — Нет, цель должна быть другой. Осмысленной. Например, на той стороне все книги целые. Или семечек много. Или птицы вот летают сотнями. Что-то лучше, чем здесь. Потому что если там хуже, зачем нам туда?
      — А здесь мы зачем?
      — Здесь мы уже есть и нас не спрашивали. А там выбор есть. Идти туда или не идти. Ты вот что, в любом случае пойдешь?
      Негр почесал коротко стриженный затылок.
      — Я-то? В любом. Только если ты сейчас спросишь зачем, я тебе дам в челюсть.
      — Не буду спрашивать, — засмеялся Ткач. — Ты просто хочешь знать, да? Без смысла и пользы. Это даже в каком-то смысле почетно, бескорыстный интерес. Не для жратвы или там баб. Для себя. Это значит, ты достиг вершины.
      — Какой еще вершины?
      — Ну как она там называется? Пирамида потребностей? Твоя потребность ничем не обусловлена. Жратва вот голодом обусловлена, сон — усталостью. А пойти туда не знаю куда ничем не мотивировано. А может быть, ты отомстить хочешь?
      — Кому? — удивился Негр. — И за что?
      — Ну, я не знаю, тебе виднее. Может, тебе здесь что-то обидно. Например, что не помнишь себя всю жизнь. Или вот что руку повредил.
      — Нет, — Негр покачал головой. — Мне не обидно. Я просто должен знать.
      Ткач прыснул себе в колени так, что семечко слетело с его руки и плюхнулось в гарь.
      — Если там что-то есть, значит, все правильно, — попытался объяснить ему Негр, но слова звучали глупо и неубедительно, он сам это чувствовал и злился на себя, а заодно и на Ткача. — Тогда во всем этом будет логика.
      — Может, там еще хуже нашего?
      — Тогда я рад буду, — серьезно ответил Негр. — Значит, нам лучшее досталось, чем другим, в этом будет смысл.
      — Тогда вернешься назад?
      — Посмотрим.
      Ткач хлопнул его по спине, обошел кругом и уселся, скрестив ноги, прямо перед ним, держа семечко в ладони, сложенной лодочкой.
      — Птицу приманиваю, — объяснил он. — Может, они едят такое, и она спустится. Тогда ты уже сам смотри, как ее поймать и использовать. Я все равно на это не способен, а ты можешь. Только не промахнись, оно у меня одно, другого взять негде. Один шанс у тебя.
      Негр посмотрел на белую точку в черных руках Ткача, потом поднял на него глаза, но сказать ничего не успел — черная тень упала на лицо напарника и начала расти в размерах. Птица спускалась снова.
      На этот раз они оба хорошо рассмотрели ее. Огромная, двухметровая, непроницаемо-черная, с красным хищным клювом и круглыми глазами, в которых бушевала ярость. Она накинулась на руку Ткача, подняла пыльную бурю, забила крыльями, и вот они с Ткачом покатились по гаревой поляне, точно были одним целым, только отчаянно сражающимся целым. Негр вскочил на ноги, ловко скинул куртку и как был, накрыл ею клубок, стянул полы там, где было основание, навалившись туловищем на затухающие колебания. Под курткой наконец воцарилась тишина, только ноги Ткача торчали наружу и скребли пыль каблуками ботинок. Вяло скребли.
      — Ты живой? — сдавленно спросил Негр.
      — Наверное, — отозвался Ткач, правда, почему-то не сразу.
      — Ты ее держишь?
      — Держу. Точнее… Не трогай куртку, пусть так пока.
      — Почему? Птица где?
      Ткач замолчал, и Негр тоже замер, вытянул шею, пытаясь угадать, что происходит под курткой. По его представлениям, Ткач лежал на спине и прижимал к себе птицу, но никто не бился под грязной тканью, никто даже не шевелился. Снять тряпку было делом секунды, но Негр продолжал прижимать ее концы к земле обеими руками, пока его била нервная дрожь.
      — Ткач, — позвал он. — Говори со мной! Ты как?
      — Плохо. Вокруг меня все какое-то другое.
      — Какое?
      — Я таких слов не знаю. Просто другое. Непонятное. И ты другой.
      — Какой?
      — Не знаю. Другой. Я тебя через куртку вижу. Наверное, ты был прав. Насчет зрения. Только что мне с ним теперь делать?
      Негр отпустил концы куртки и сел на землю. Посидев немного, он пнул ботинком Ткача со стороны кармана.
      — Сволочь! — злым задушенным голосом прошипел он. — Это я ее ждал, сука. Я за ней пришел, я готовился. На кой черт ты навязался мне в попутчики? Это не твое. Я должен был увидеть, а не ты, приблудыш чертов, хрен с горы какой-то.
      Ткач молчал.
      — И ведь был бы кто стоящий, а ты же безмозглый.
      — Наверное, это как лотерея, — примирительно отозвался Ткач. — А может быть, как подарок. Мне ведь никто никогда ничего не дарил. Первый раз. Теперь-то что. Ничего не попишешь…
      В голосе Ткача была обреченность. Он затих и немного пошевелил руками, нащупал края куртки и запахнул их на себе, словно кокон. Негр следил за ним с горькой складкой у губ, казавшейся прочерченной маркером от гари. Ткач сел, не снимая куртки с головы, и покрутился в разные стороны.
      — Ого, — произнес он.
      Негр не ответил.
      — Ты знаешь, что это такое? — снова спросил Ткач. — Вот это — длинное, твердое, светлое, расчерченное на квадраты, уходит далеко за горизонт?
      — Дорога из желтого кирпича, — машинально отозвался Негр.
      — Я ее иначе представлял. Получается, я один ее вижу? Может быть, нужно пойти по ней? Та девчонка далеко ушла. Вдруг и мы в конце волшебника найдем? Я его попрошу за тебя. Ты ведь хотел.
      Негр размазал дорожки злых слез на черных щеках, сейчас он был рад, что Ткач его не видит, иначе не сдержался бы, надавал оплеух засранцу. Семечко принес, надо же…
      — Ну, давай, пойдем, — сделав над собой усилие, произнес он. — Будем идти, пока не сдохнем. Говори, что еще видишь?
      — Ничего.
      — А кроме дороги ничего нет?
      — Ничего нет, — Ткач вдруг хихикнул как-то глупо и по-детски. — А мы есть.
      Негр вздохнул, задрал подбородок и посмотрел на тучи, потом на черноту вокруг и решительно поднялся, вздернул Ткача на ноги и отряхнул его задницу, не жалея силы ударов. Куртка как-то странно скособочилась на плечах Ткача, пришлось натянуть ее тому на голову, чтобы чудесное зрение не пропало случайным образом. Негр не понял, что именно вдруг хлестко задело его по подбородку и раскроило губу до сукровицы. А потом увидел. За Ткачом развернулись и подняли гарь огромные двухметровые крылья.
      Непроницаемо-черные.