Трезор Глава- 3

                Трезор – 3.

                Глава -3.    Трудное детство.


С момента того, вечернего звонка я стал для Саньки – старшим братом. В жизни у него не было родственника, на которого он мог опереться в трудную минуту, да и просто так позвонить поговорить по душам.

 Для младшей сестры, которая выросла у него на руках, он был больше чем брат, быстрей всего отцом.   А старшего брата наставника у него не было. Никогда. Который мог за него заступиться и помочь в трудную минуту.

Да и те обычные, обыденные вещи, которые так привычны для  человеку из полной семьи, для него были  непривычны и недоступны. Чувства заботы о себе он никогда не испытывал. Всегда надеялся только на себя. Исключительно на себя. И еще – он никому не верил. Жизнь слишком часто его била наотмашь и в спину, чтобы он  мог доверять людям.
В жизни он был похож больше на пленённого волчонка в детстве и осторожного волка, когда подрос. Который ни на минуту не забывает об опасности.
 Вместе с тем, он был не жаден и мог отдать практически незнакомому человеку последнюю рубашку.

Детский дом не любит выскочек и любимцев судьбы. Одинаковые рубашки, стриженые затылки и одинаковые мысли. Одни на всех. И пища тоже однообразная и ее все время не хватает.

Лето в том году выдалось дождливое и по- настоящему выбрался в лес только в августе.
 Заранее позвонил Саньке – « Ты как насчет грибов? Поедем  в лес, побродим, вскипятим чай в солдатском чайнике, о жизни поговорим. Ты когда последний раз был в лесу?».
 
Рано утром заскочил в Алтуфьево, взял Саньку с Трезором и без автомобильных  пробок в Подмосковье. Трезор с достоинством  расселся на заднем сидении машины на подстеленной дерюге.

Я когда то служил под Ногинском.
 Рядом на технологической позиции протекал лесной ручей с разбитой запрудой. Войсковая часть стала не нужной демократической России, ограждение сняли. Советская власть всеми способами старалась убить в душе человека – чувство хозяина.
Со мной у нее это не удалось. Одинаково хорошо и служил и рвал жилы и на себя и на Родину.
 Разбитую запруду восстановил.
 Долго таскал камни в тело плотины, лопатой по колено в болотной жиже делал новую насыпь. На второй год это удалось.
Срубил несколько берез и укрепил берег, забил колья и сделал  типа плетня и еще раз просыпал землей.
 На следующий год озерцо облюбовали утки.
 Потом выше по течению ручья поселились бобры. Озерцо было всегда полно воды.

Сделал из осины пару лавочек и в завершении прибил штырем череп лося, найденный в лесу, с обгрызенными  мышами рогами – Чертово озеро. Почему его так народ назвал, я так и не понял.

Пару часов бродили по сосновому бору, насобирали грибов на двоих  всего полведра. На берегу озера я расстелил пару солдатских плащ-палаток и развели костерок. Достал припрятанный чайник, поставил на треногу.
Санька зачарованно смотрел и на чистое голубое небо и зеленый лес, уток осторожно снующих на противоположном берегу озера.
 Что он - то видел в жизни этот физически развитый мужчина с душой ребенка, которую не испортили сложные жизненные ситуации?

Полился долгий и неторопливый рассказ.
 О жизни, службе, человеческих отношениях.
 Закипел чайник, я засыпал заварки, кинул горсть листьев брусники и малины.

  Трезор облюбовал под лежку место под большой сосной. Грыз косточку, грелся на солнышке, время от времени настораживался и прислушивался.
 Дика и не привычна была ему спокойная тишина леса.
 Без городского шума, сложного запаха людей, спертого воздуха метро и команды – « Трезор, работаем».

Рассказывал в основном Санька.
 Он словно хотел выговориться и облегчить душу.
 Да и есть вещи, которые не расскажешь чужому человеку, а мне он верил как брату. Пусть и названному.

« Попали, мы значит, с Валентиной в детский дом.
 Жизнь, конечно, не особо отличалась от домашней.
 Нашей домашней с пьянкой мамы и голодного выживания.
Потихоньку втянулся и жил как все.
 Детский дом конечно не дом отдыха, но жить можно. Если есть цель в жизни и есть, о ком заботится.
Валя была в младшей группе, в другом крыле здания на первом этаже.
 Старался вырваться к ней каждую свободную минутку, и мордочку вытереть и конфетку дать, да и просто поцеловать. Все - таки единственное родное существо на свете. Так и жили.
Ей когда вшей потравили, то подстригли налысо. Я ее сам держал. Билась и плакала. Да и я с ней.

 Через год волосы  отрасли и превратилась она в ангела.
 Светлые волосы, как у принцессы, голубые глаза и лучезарная улыбка. Ее все в детдоме любили. Понравилась она одной воспитательнице и усыновила она ее с мужем. Деток им господь не дал.

Смышлёный ребенок оказалась Валька, читать начала с пяти лет и в школу музыкальную пошла. У новых родителей хватило сил и здоровье дать ей и воспитание надлежащее и образование. Университет окончила, замуж вышла, сейчас  вторым ребенком в положении ходит».
Было видно, что он гордится сестрой.
 « Я ее с семьей в Москву перетащил. Муж на Урале, каким то инженером был, а здесь в токари подался – высшей квалификации. Это раньше слесарь и токарь – значит алкаш. А сейчас их днем с огнем не сыщешь – штучный товар.  И платят достойно. Извели то рабочий класс.

Я ведь на себя всю жизнь почти ничего не тратил.
 Да и боевые чеченские были – купил им двушку квартиру в Алтуфьево. От метро,правда, далековато и старый фонд, но крыша над головой есть. Что еще надо?».

Так и пили не спеша чай в тени большого дерева.

« А как Вальку забрали, я выл как волчонок, словно сердце вынули.
 Места себе не находил. Видел ее только издалека.
 Один раз поехали в Свердловск на какой то там съезд пионеров и столкнулся с ней случайно. В лоб в лоб. Красивая такая, с большими белыми бантами. Я как вкопанный встал, а потом бежать.
 Ей сказали, что я умер, когда я в психушке был  без сознания. Бежала за мной и кричала – « Братик вернись. Я знаю, что ты живой. Мне бабушка во сне сказала».
 Я потом долго в себя прийти не смог».

« А как в психушку попал, ты вроде бы парень смирный» - поинтересовался я.
 « Дружок у меня был Серега Кочергин. Здоровый такой.
 У него отец трактористом был, а мама – фельдшером.
 А напротив дома бабка знахарка была.
 Вот она и сделала Серегу сиротой.
 Прибежала, раз вечером и матери в ноги - « Спаси, говорит меня, Верке аборт на позднем сроке делала, кровотечение сильное».
 Зима была и пурга такая, что в трех шагах не видно.
 Сережкина мама оказала Верке помощь и район. Отец на трактор и вперед.
 Поворот в темноте  просмотрел, да и мело еще и снегом, и на ставок заводской выскочил. Прямо на лед.
 Из полыньи только Верка и вынырнула, и  бегом домой.
 Живет до сих пор ведьма.

А родителей на третьи сутки водолазы краном подняли.
 Когда вода стекла с кабины трактора, сидят родители как живые, обнявшись.
 Мать голову на плечо отца положила.
 Как будто не утонули в муках лютых, а присели и уснули невзначай.
 Бабка Сережкина поседела полностью сразу и рассудком лишилась.
 Ходила всех укрывала, приговаривая – « Холодно то под водой кровиночки моей».
 Вот Серегу к нам и определили. Касатика. Так и жил в детском доме напротив своего родного дома.
Он пацан шустрый был, и раз щенка принес мне в подарок.
 На День рожденья.
 Весь помет суки нес топить истопник за бутылку в ставке, а он одного выклянчил. Я его Барбосом назвал.
 Прятали мы его в старом сарае, недалеко от главного корпуса.
 Подрос он. Любили мы его, как родного.

 Раз пошел я вечером на кухню, каши раздобыть. Котлы пригорали и их заливали водой. А рано утром повариха отмывала котел.
 Я маленький, залез через форточку.
 Склонился над котлом и набираю кашу. Кто - то на мне резко трико сдернул и руками лезет, куда не надо.
Меня как током ударило.
 Развернулся резко, а это Гитлер.
 Гитлером мы заместителя директора звали.
 Он худой и усики как у фюрера и чубчик такой же. И гадости детям делал всегда. Он был прапорщиком в колонии для несовершеннолетних, а когда его турнули,  Людка директорша к себе заместителем взяла. Полюбовники они были.

Я тогда еле вырвался. А он кричит – « Сама придёшь Санечка, девочка  моя».
 И решил, что зарежу его, если еще раз полезет с гадостями этими.
 Заточку сделал и всегда стал с собой носить.

 У нас был Тема Евстратов. Так он когда изнасиловал его,  в петлю полез. Заметили- откачали.
 А из психушки приехал как овощ.
 Закололи пацана уколами врачи.
 Так Гитлер брал Тему за руку и вел в подсобку. Тот даже не сопротивлялся. Иной раз туда и трудовик заходил. Тоже еще та сволочь был.
 
Раз вечером набрали с Серегой каши и пошли Барбоса кормить.
А его нет.
 Нигде нет. Все обыскали.
 А большие пацаны говорят – « Гитлер его убил и сказал, шашлык из него сделает. Жирный щенок».
 Они с трудовиком по вечерам в бане пропадали.
  С Людкой безобразничали, водку пили. Охальники.
 Бегом туда. Поздно.
 Мангал дымится и на дровни шкура Барбоса  висит.

Забежал в баню, а там Людка скачет сверху на Гитлере.
Сиськами трясет.
 Он меня увидел шлепком ей по рыхлой заднице ударил  – « Пшла шалава.  Санечка пришла – свежачек. Сейчас я ее оприходую дурочку».
 И ко мне руки тянет.
Я его заточкой в бок  с размаха,  в печень, за Барбоса.
 Заточка в боку у него торчит, застряла.  Кровь хлещет.
У него глаза ничего непонимающие и на меня идет.
Сделал несколько шагов и с размаху падает на чан с кипятком. Крик стоял жуткий, как из преисподней.

 Я такой крик потом слышал, когда танкисты с подбитого танка выскакивали.
Под огнем.
 Все объятые пламенем. Бежали и горели, бежали и горели».
Санькин взгляд остекленело, застиг в одной точке – «Бежали и горели».
 Повторял он. Шепча.

Продолжение следует.