Алхимик. Часть 1. Глава 6

  Первые несколько дней Альберу давались трудно. Он понимал, что сил у него не хватает, но продолжал работать, убираться, следить за лошадями, и каждый вечер падал на кровать и сразу засыпал. Больше ни на что сил у него не хватало. И даже редкая помощь Калеба не особо выручала юношу. Но надо отдать молодому человеку должное: если он и брался помогать Альберу в конюшне, то делал это на совесть.
  Далер де Тронзак не жаловал Альбера с каждым днем все больше. Казалось, его раздражает само присутствие Альбера в поместье, и в этом юноша не ошибался. Далер де Тронзак старался сделать все, чтобы Альбер его дом покинул. Однако юноша терпел все приказы, все укоры, скрепя сердце молча слушал все наставления, молчал, когда его отчитывали за незначительные, на самом-то деле, ошибки. И продолжал работу.
  Аннет старалась всячески поддержать юношу, словно оправдываясь за поведение хозяина, однако сам Альбер мало значения придавал словам де Тронзака, не принимая ничего слишком близко к сердцу. Ведь это нормально, когда прислуге делают выговоры, когда учат, поправляют. Он, по крайней мере, считал именно так. Поэтому не особо расстраивался, когда ему влетало в очередной раз. Не расстраивался, но принимал все во внимание, и старался сделать все, чтобы больше такой ошибки не повторить. И это у него получалось отлично.
  Так Альбер проработал у Далера де Тронзака почти три недели, после чего де Тронзак стал спокойнее и терпеливее относиться к юноше, все-таки он грамотно выполнял свою работу и не ленился, а сам Альбер уже привык к этому дому, к лошадям, к конюшне, и делал все, чтобы угодить хозяину дома.
  Не каждый день, но все же несколько раз, Аннет помогала Альберу закончить работу. В один из дней Альбер пригласил девушку на прогулку по Салему. Пригласил он ее… просьбой. Просьбой показать город, и где что находится.
  И девушка охотно согласилась. Все лучше, чем сидеть в комнате для прислуги, или тоскливо прогуливаться по Салему в одиночестве.
  Так они гуляли не один вечер: Аннет с удовольствием рассказывала Альберу про город, про людей, что в нем живут, про своих знакомых. Показала она и все, что ей нравится. Все улочки, все садики, все дома, которые ей казались интересными и уютными, показала свои любимые магазинчики, небольшие таверны. Таверны не для знати, нет. Для простых рабочих. Для таких, как Аннет. Для таких, как Альбер. И, стоит заметить, все люди там были приветливы, добры и общительны, совсем не такие самодовольные и самовлюбленные, как те, у которых они работали. Эти же таверны, к слову, предпочитал и Калеб, где к нему относились как к равному. И его это устраивало. И более того – радовало.
  Во время одной из прогулок Альбер попросил Аннет прогуляться с ним по парку, как и советовал ему профессор, и там, в глубине парка, увидев заброшенную церквушку, понял, о чем говорил Дален. Заброшенное место, куда никто не подходит.  Идеальное место для тренировок, подумал Альбер.
  Во время прочих прогулок Альбер сразу заметил контраст: «Золотой город» был «золотым» только для богатых. Для других же это был еще один город. Город, конечно же, благородный, дорогой, но и холодный. Величественный, но не приветливый. По крайней мере для тех, кто в нем не жил. Кому не по карману были дорогие балы, приемы, светские вечеринки и личный кучер, который чуть ли не каждый вечер гнал карету то к зданию Оперы, то к дому другого местного богатея, а затем бережно доставлял хозяина домой.
  Альбер сильно удивился, увидев, что люди, которые выполняли роль обычной прислуги, ничуть не испорчены, и ко всем добры. Он сразу узнавал людей из маленьких деревень. Они отличались особой живостью в разговоре и всегда искренней и приветливой улыбкой.

  И конечно же Альбер не забывал о своих альбомах и рисунках. Он часто брал с собой рюкзак с вещами, и если выпадала свободная минутка, то садился в каком-нибудь уютном и красивом месте, и делал наброски. Он рисовал вечером, после того, как заканчивал работу. Иногда сидел во дворе особняка де Тронзака, на свежем воздухе. Холод не был помехой. А Аннет любила составлять ему компанию.
  В свои выходные Альбер взял привычку ходить все же в ту церковь, которую он видел в парке Салема. Поначалу Альбера пугало приходить туда, все-таки в парке часто гуляли люди, а неудачная магия могла привлечь их внимание. И юноша начал приходить сначала вечером, когда уже большинство жителей городка сидели у себя дома в тепле.
  Там он и практиковался. Он вспоминал советы Элоя, профессора, вспоминал магию сестры, и всячески пытался сконцентрироваться на своих возможных удачах, а не на вероятных провалах.
  Церковь эта была одним из бывших храмов, построенных в честь Зоратоса; точнее то, что осталось от величественного храма, большей частью ушедшей под землю. То, что позже сделали церковью, было лишь малой толикой прошлого. О том, что это некогда храм, Альбер узнал по оставшимся на стенах подвальных теперь уже помещений церкви.
  Первые пару раз Альбер приходил сюда днем, чтобы осмотреться. Без ведома банкира и кого-либо еще из поместья, юноша складывал в свою холщовую сумку все свои альбомы, шкатулку с чернилами и перьями, а так же небольшую масляную лампу, откуда он предусмотрительно переливал масло в отдельную деревянную колбу, которую взял на кухне, чтобы затем уже на месте влить его в лампу, и спички.
  Заходя в здание церквушки, до которой никому не было дела, Альбер спокойно доставал все свои пожитки, заливал масло в лампу, поджигал ее, и в тусклом оранжевом свете одолженной в доме банкира лампы спускался вниз по лестнице, к основанию храма.
  Для начала предстояло пройти небольшую залу, добраться до дверей за алтарем, которые, вопреки обычным устройствам церквей, вели сразу в подвал. Изначально, когда этот храм еще не превратился в церковь для горожан Салема, когда и Салема, в общем-то, не существовало, этот храм был полностью украшен фресками. Зарождение жизни, Зоратос, два брата, битва за правление миром, и, что главное, изображение того, как Узват пожертвовал собой ради сохранения мира на земле.
  От этих красочных картин почти ничего не осталось. Разрушенные королевские земли оказались разграблены, многие драгоценные вещи, книги были украдены или вовсе уничтожены. Позже, спустя не один десяток лет, храм начал разрушаться, и по неизвестным причинам бо;льшая его часть опустилась под землю. Еще спустя несколько лет, когда уже тут начали возводить город, храм решили не уничтожать, а просто… переделать. Так, на верхнем этаже храма выстроили стены, восстановили алтарь, часть фресок, только уже немного другого содержания… Теперь, частично, на стенах уже церкви красовались изображения лишь Узвата, как Единого бога, принесенного в жертву.
  Но вот спустя еще десятилетия Салем получил репутацию «золотого города», где не было место магии и почти не осталось тех, кто интересовался бы религией, давно погребенной в истории. И церковь снова подверглась нападкам со стороны жителей и была повторно разграблена. Уничтожать ее полностью однако побоялись, но с тех пор это место обходили стороной, и мало кто вообще интересовался этой разрушенной постройкой.
  Кроме Альбера. Юноша за несколько дней, которые приходил сюда для того, чтобы осмотреться, изучил почти все фрески, оставшиеся на стенах храма, осмотрел вещи, оставленные священнослужителями: всего-то пара книг, кое-какая одежда, свечи. Ничего особенного.
  Однако свечи Альбер решил взять на всякий случай. Для своих тренировок.
  Когда юноша вдоль и поперек изучил все ходы и повороты этого здания, им было принято решение приходить сюда чуть позже, вечером, когда меньше риск привлечь внимания, мало ли что.
  И вот, Альбер начал занятия.
  На протяжении нескольких недель Альбер приходил сюда в свои выходные, чтобы до рассвета, – он этого не планировал, но раньше он уходить никогда не мог, потому что времени у него и так было мало, а так хотелось потренироваться! – учиться тому, чем так надеялся овладеть в совершенстве.
  – Ишт… гейр! – и слабые искры порой вспыхивали на его пальцах, но через секунды пропадали.
  – Черт тебя подери! Как с тобой вообще можно иметь дело?! – возмущался порой Альбер, словно магия могла ему ответить на этот вопрос. – Что ж. Я вернусь в следующий раз, и я не знаю, что я с тобой сделаю, если ты опять не будешь работать! – ворчал он, поднимаясь на поверхность.
  Заниматься он предпочитал в подвальных помещениях. Чтобы еще больше снизить риск того, что его заметят.
  Когда порой на Альбера накатывала эта злость, и он начинал разговаривать сам с собой, юноша думал, а не слишком ли это похоже на сумасшествие.
  На рассвете Альбер собирал свои пожитки, разбирал лампу, и возвращался в поместье. Он прокрадывался в дом через конюшню, возвращался в свою комнату, и ложился спать, чтобы через пару-тройку часов приступить к работе.
  Еще через два месяца Альберу удалось уговорить банкира отпустить его домой, в Эстазар, на пару дней, чтобы повидаться с семьей. Тогда он платил городской конюшне за лошадь, и сам, в одиночку, отправлялся верхом домой, чтобы увидеться с родными и исполнить наконец свою мечту и купить хорошие краски, карандаши и бумагу. Ингима встречала сына всегда с любовью, Элой тоже. Однако одного человека в этой семье Альбер, как позже додумался юноша, раздражал даже на расстоянии. И мать Виктории напрочь отказывалась говорить с Альбером.
  – Ну что, как твои успехи? – за ужином спросил Элой. – Больше ты ничего не сжигал? – улыбнулся он.
  – Нет. – Как-то грустно усмехнулся Альбер, ковыряя вилкой пюре из шпината. – Но у меня все равно не очень-то и получается. Порой выходит, да, но огонь так быстро пропадает. Я же могу попробовать что-то другое, а?
  – Попробовать… что? – нахмурилась Ингима.
  – Ну, другую магию, – Альбер резко бросил вилку на стол и откинулся на спинку стула, – или другую стихию, или вообще что-то другое. – Юноша снова нагнулся над едой.
  Ингима и Элой перекинулись короткими взглядами, и, словно поняв друг друга, Элой согласился кое-что показать.
  – Только сначала закончим ужин. – Предупредил он. Альбер радостно закивал и быстро доел это ужасное зеленое пюре, которое не переносил на дух.
  Когда же все было доедено, а со стола убрано, Элой позвал Альбера на чердак.
  Среди прочего хлама дядя Альбера отыскал огромный ящик высотой и шириной в несколько метров. Он выдвинул его вперед, а затем попросил подождать.
  – Я забыл ключи. А ключи, знаешь ли, самое важное. – Усмехнулся Элой, спускаясь вниз по лестнице. – А, нет! – воскликнул он весело. – Твоя мама оказалась умнее меня.
  Альбер обернулся, и увидел, как Элой возвращается обратно, а следом за ним идет его мать. С ключами в руках.
  – Не огорчайся, Элой, у тебя все впереди, – улыбнулась Ингима, перебирая в руках связку ключей. Она уверенным шагом направилась к ящику, выдвинутому Элоем, зашла за него, через несколько секунд послышался щелчок.
  – Ну вот, готово. – Ингима отошла к Альберу, а Элой взялся за одну из стенок ящика и потянул в сторону. Сдвинув ее в бок, он тоже отошел, а Ингима, сначала лукаво улыбнувшись сыну, подняла руку, и слегка махнув кистью в сторону, убрала огромное полотно, закрывавшее, как выяснилось, разного размера холсты.
  – Что это?! – удивленно округлив глаза спросил Альбер.
  На чердаке было темно, и очень сложно было разглядеть, что именно изображено на картинах, но все же Альберу казалось, что он отчетливо смог разглядеть на нескольких картинах поменьше что-то… живое?
  Холсты в этом ящике стояли в определенном порядке, по размеру. Самые большие были убраны назад, а картины поменьше выставлены вперед, порой даже друг на друга.
  – Это рисовал твой отец. – Как-то грустно, но мечтательно произнесла Ингима. – Но это не все. Выбери любую.
  И Альбер не мешкаясь вытащил из ящика одну из картин среднего размера, почти с его рост в высоту. Что там было изображено он не совсем понимал, но ему понравилась цветовая гамма – темно-синий, желтый, и, кажется, фиолетовый.
  – Отлично, поставь ее сюда. – Ингима указала на небольшой комод левее от ящика. Альбер послушно выполнил просьбу. – А теперь смотри.
  Ингима взяла сына за руку, словно это придавало ей какой-то уверенности, и снова подняла руку и слегка взмахнула кистью.
  Картина загорелась яркими огнями.
  Разноцветные линии хаотично двигались по холсту, словно змейки, то пропадали, то снова появлялись, меняя свечение в зависимости от своего движения и порой даже цвет.
  – Что это такое? Как это?! – удивлялся юноша. – Можно? – Альберу так и хотелось подойти поближе. Ингима согласно кивнула и отпустила руку сына. И юноша подошел к холсту и опасливо разглядывал его.
  – Это у твоего отца получалось лучше всего. – Усмехнулся Элой. – Он часто сидел тут со своими холстами, порой даже разговаривал с ними. Он говорил, что у них появляется душа, когда он с ними общается.
  – И твоя жена считала, что он помешался. – Немного с укором сказала Ингима, но весьма беззлобно.
  – Ну, когда человек сутками сидит на чердаке и разговаривает с картинами, согласись, это странно.
  – Как он это делал? Он же, выходит… оживил их? – удивлялся Альбер.
  – Да. – Кивнула его мать. – Похоже на это. Не знаю, чего он хотел добиться, но он давал своим картинам жизнь. Порой мне нравится приходить сюда и смотреть на движение картин.
  – Знаешь, Альбер, – вмешался Элой, – у твоего отца дар к магии был очень специфичный. Он не понимал многих заклинаний, которые нам казались обыденными и простыми, но умел делать вещи, которые порой даже нам не удавались.
  – И я, и Элой учились магии у преподавателей.
Ингима подошла и встала рядом с сыном, положила ему руку на плечо и крепко обняла.
  – Твой отец учился сам. И возможно это то, что тебе нужно. Не слушай нас, мы старые, и ученики старой школы. Даже в Академии нет таких древних принципов, которым следуем мы, чтобы овладеть магией.
  – Как это сделать? – серьезно спросил Альбер, глядя на все еще светящийся холст.
  – Это? Не знаю. Я лишь сделала так, чтобы они загорелись, но как твой отец их оживлял я не знаю.
  – Альбер, дело не в том, какую магию ты изучаешь и в каком порядке, а в том, к чему у тебя лежит сердце. Мы с твоей мамой, – Элой посмотрел на сестру, – знаем лишь то, что нам необходимо. В быту, в работе, чтобы книги не пылились, а цветы не вяли слишком быстро. И мы пытаемся научить тебя тому же.
  – Но с чего мне тогда начинать? – поник юноша. Черед несколько секунд он поднял голову и посмотрел на маму. – Если я такой же, как и отец, то…
  – Лемар придумывал заклинания сам. Всегда. Он делал то, что, в общем-то, магией запрещено. Использовать заклинания без всяких пояснений, не зная даже, что это за сила. Не зная результата.
  – Элой! – послышался крик Греты с первого этажа. Затем яростный стук каблуков по лестнице.
  – Грета, – кивнул Элой своей жене и улыбнулся чуть ли не снисходительно.
  – Зачем вы ему это показываете? – сжав зубы, процедила Грета. – Как будто вам этого проходимца было мало, вы теперь еще и из его сына хотите шарлатана сделать!
И злобная Грета спустилась вниз. Элой посмотрел сначала на сестру, потом на Альбера. Затем он вздохнул, и сказал, что пойдет разберется с женой.
Альбер и его мать остались наедине. Ингима решила не зацикливаться на выступлении Греты, и достала следующий холст.
  – Вот, смотри. Это его любимый.
  Картина была небольшого размера, Ингима с легкостью могла бы обхватить ее руками, если бы, конечно, у нее было такое желание.
  Она поставила холст рядом с первым, и тот засветился сам собой. Альбер увидел поле. Зеленые холмы, на которых бегали животные; холмы двигались, словно приближаясь, потом вовсе исчезли, и на их месте появился замок. Огромный белоснежный замок, рыночная площадь с торговцами, стража в доспехах, огромный герб, вышитый на ткани, развевавшийся над воротами замка. И дракон. Еще белее, чем стены замка, чешуя дракона отливала словно жемчугом, светилась на солнечном свете, а люди, которые видели его, радовались. Дракон садился на одну из высоких башен, обвивал ее своим хвостом, и извергал в небо пламя, яркое, как второе солнце.
  – Он любил рассказывать эту историю. – Сказала Ингима. – И рассказывал про драконов и королевства так, словно сам там был! – усмехнулась она. На губах женщины осталась грустная улыбка. – Альбер, не слушай никого. Грета всегда говорила, что ты пошел в отца, и может быть она права. Но это неплохо. Я вот например всегда завидовала таланту Лемара. И художественному, и магическому.
  Услышав крики Греты и бас Элоя, Ингима решила, что ей стоит спуститься вниз, о чем она сказала Альберу. Тот согласился, но попросил оставить ему ключи, чтобы он мог еще некоторое время посидеть тут, а затем сам все уберет. Его мать согласилась.

  … Когда пришло время прощаться, проводить сына вышла лишь его мать. Грета настояла на том, чтобы Элой вместе с ней отправился на ярмарку. Альбер понимающе улыбался, когда Элой пытался накануне вечером оправдаться перед племянником.
Альбер возвращался в Салем с новыми альбомами, карандашами, с теплой одеждой, которую вручила ему Ингима, и с новой целью. Заклинаний он знал достаточно, и идея с поиском и использованием новых комбинаций ему очень понравилась. Он конечно не до конца понимал, как это будет происходить, учитывая то, что он очень слаб в практике, однако у юноши появилась цель, и это его не могло не радовать.

  В доме банкира Альбера в первую очередь встретила Аннет. Расспросив его во всех подробностях о поездке и узнав о здоровье его семьи, девушка пригласила Альбера на кухню, чтобы тот пообедал, пока еда еще теплая. Юноша согласился, и они направились на кухню.
  – Пока тебя не было, тут такое творилось. Знаешь, отец Калеба все стремится попасть в его лабораторию, чтобы все там разнести. Вчера вечером случилось какое-то происшествие в его так называемой лаборатории, весь дом был в дыму. И воняло так, словно он там трупы сжигал… А потом я случайно услышала разговоры супругов, они говорили, что если Калеб не прекратит, то Далер де Тронзак обратится к учителям Академии…
  – По какому поводу? – нахмурился Альбер. Как бы он не хотел этого признавать, но его тоже интересовало тайное увлечение сына банкира.
  – Ну… это, конечно, было не для моих ушей, но когда я сюда только переехала и начала работать в этом доме, к хозяину часто приходил кто-то, я ни разу не видела гостей, и разговор был о том, что сын банкира и вовсе одержимый чем-то…
  – Я одержим разве что своими идеями, Аннет. Спасибо. – Проворчал незаметно прокравшийся на кухню Калеб.
  – Господин! – вскочила девушка на ноги, чуть не обрушив при этом хлипкий столик, за которым они обедали с Альбером. – Простите, я не то имела в виду. Я лишь хотела объяснить…
  – Я понял, – перебил Калеб суровым тоном, – что вы пытались объяснить. Спасибо.
– Калеб кивнул. – А теперь не поможете мне? Я ищу несколько стеклянных вазочек, но желательно небольшого размера, и такие, чтобы их не жалко было разбить. Вдруг что. Я же одержимый. Вдруг в мою одержимую голову взбредет какая-нибудь одержимая мысль и я все разрушу.
Аннет виновато опустила голову и быстрым шагом удалилась куда-то.
  – Вы слишком к ней строги. Она же ничего не имела плохого в виду.
  – Альбер! – простонал Калеб, словно раздосадованный чем-то.
  – Что? – непонимающе округлил глаза тот.
  – Сколько тебе лет, напомни? – спрашивая это, Калеб зашагал к месту за столиком и уселся туда, где еще минуту назад сидела Аннет.
  – Семнадцать.
  – Отли-и-ично! – протянул Калеб чуть ли не радостно. – А мне двадцать один.
  Видишь, разница не такая уж и большая. – И Калеб вальяжно развалился на стуле. – Нет надобности обращаться ко мне так… официально.
  – Но Вы же…
  – Сколько мне лет? – словно сам позабыв, спросил Калеб хмуро.
  – Двадцать один.
  – А тебе?
  – Семнадцать.
  – Отлично. Меня зовут Калеб. И тебе нет надобности обращаться ко мне, как к моему отцу. Аннет! – рявкнул Калеб, резко сменив тон. – Ей я тоже пытался это объяснить, но она упрямо называет меня хозяином. Или господином. А это раздражает. – Выдохнул молодой человек. – Итак, Альбер, мы договорились?
  – Да. – Сразу же кивнул юноша.
  – Что ж, – в это время как раз вернулась девушка, и Калеб переключил внимание на нее. – Благодарю, милейшая. – Кивнул Калеб, увидев в руках девушки так необходимые ему вазочки. – А теперь прошу меня извинить, меня ждут мои одержимые мысли, и мои одержимые ручонки так и жаждут заняться делами и сотворить что-то поистине… одержимое! – со всей эпичностью в голосе произнес Калеб, затем поклонился, забрал вазочки из рук служанки и, отвесив еще один неуклюжий поклон, удалился с кухни.
  – Он теперь долго будет мне это припоминать. – Проворчала Аннет.
  – Да ладно. По-моему он только смеется. – Попытался защитить «одержимого» Альбер.
  – Он даже ни разу не улыбнулся при мне. А это, – девушка махнула рукой на дверь, за которую вышел Калеб, – это называется издевательство.
  – Не ругайся. Он вполне беззлобный.
  – Он может и беззлобный, но я уже три года тут работаю, и он всегда был таким. А в последнее время еще хуже.
  – Хватит перемывать мне кости, Аннет! – прошипел голос из-за двери. По стукам его каблуков было ясно, что Калебу требуется что-то еще.
Альбер даже усмехнулся.
  – Господин де Тронзак, может, Вы уже перестанете подслушивать?! – воскликнула возмущенная Аннет, вздрагивая от неожиданности.
  – Госпожа Аннет, скажите пожалуйста, сколько Вам лет? – с этими словами Калеб вновь распахнул двери кухни.
  Альбер тем временем встал, чтобы убрать посуду.
  – Госпожа?
  – Мне через месяц будет девятнадцать. – Холодно ответила девушка.
  – Хм… – промычал Калеб. – Господа и дамы, я считаю, что, несмотря на то, что я в этой комнате самый старый, это еще не значит, что ко мне надо обращаться как-то особенно. – Декларировал Калеб громким голосом. – И не забывайте, дорогая, я одержим, а, следовательно, это мне стоит обращаться к Вам немного иначе.
  – Вам еще что-то нужно? – процедила Аннет.
  – Да! Мне нужны две лошади и компания, и эта просьба, увы, адресована будет не Вам, Аннет. Альбер!
  Юноше казалось уже, что от громкого голоса Калеба у него закладывает уши. Альбер поднял голову, а через секунду встал из-за стола.
  – Да?
  – Вы очень заняты этим вечером?
  – Да нет, мне только вещи разобрать. Разве что я хотел отдохнуть с дороги.
  – Отдыхать будем на том свете! Собирайся! – радостно воскликнул Калеб и гордо вздернув голову вышел вновь с кухни.
  – И правда что ли сумасшедший… – проворчала Аннет. – Иди, Альбер. – Кивнула девушка. Юноша вопросительно посмотрел на нее. – Если ты через минуту хотя бы не выйдешь, этот одержимый! – воскликнула девушка последнее слово так, чтобы и Калеб услышал, – снова придет и будет толкать свои заумные одержимые речи! – снова крикнула девушка.
  А потом сама же усмехнулась тому, что только что сделала.
  – Иди. – Вновь повторила девушка, смотря на Альбера. Тот согласно кивнул, поблагодарил девушку за компанию и вкусный обед, а затем пошел в свою комнату.
Там он взял пальто и, на всякий случай, немного денег.
  Калеб ждал его уже в конюшне. Лошади были запряжены и готовы к прогулке. Молодой человек был одет в черное короткое пальто, замотан старым шарфом, а на руках были перчатки. Что было в костюме Калеба нового, так это обувь. Вычищенные до блеска ботинки и высокие краги.
 Как только Альбер зашел в конюшню, Калеб вскочил на лошадь и стал дожидаться, пока то же самое сделает и его спутник. Ничего не сказав, Альбер подошел к лошади, оседлал ее, и два наездника выехали на дорогу.
  Только тогда Калеб решил наконец заговорить.