Три сестры. Гл. 26. Фе-фе

                Глава 26

                Фе-фе

                Наше время. Бытие.

 Академик и философия. Аспирантские искания. Оправдание добра. Философ Франк.
 
       Федор Федорович Малевский по кличке даной студентами «Фе-фе», был в прошлых лихих 90-х годах странным, но достойным учеником академика Георгия Округлова, ректора московского государственного открытого педагогического университета имени М.А. Шолохова.  Академик был фольклорист, любил выпить и не любил философствовать. Он написал пять томов по древнерусской тематике семейных обрядов, но внутренне эти фолианты ненавидел. Главное для академика был могучий и гибкий русский язык, общение с писателем Юрием Бондаревым, и чтение стихов Николая Тряпкина.  Но иногда его аспиранты отклонялись от праведного пути и пренебрегали, словом во имя мысли и рассуждения.  Вместо того, чтобы делать дессертацию о русских обрядовых песнях, аспирант Округлова Федор, стал странным, забурел и погрузился в философию. Например, он понял, что все явления и объекты мира тибетские философы описывали в категориях трех свойств. Первое – мы страдаем из-за того, что принимаем «не- я» за «я». Второе -  мы принимаем постоянное за непостоянное. И третье – то, что в конечном счете является страданием мы принимаем за удовольствие.  Существование, обладающее тремя этими свойствами, называется «сансарой», что означает постоянное протекание, прохождение мгновения к мгновению и от воплощения к воплощению.  Сансара – это не сам по себе внешний мир или жизнь вообще, а наша интерпретация мира и жизни.  Следующий шаг в своих рассуждениях Фе-фе делал, опираясь на Платона. Кроме страдания есть идея достойного бытия, которая следует вслед за всем недостойным. Идеальный Космос есть мыслимая сторона всего! В итоге он сделал третий шаг.  Истина в мире не может быть лишь мыслимой и не наполняющей жизнь. Царство Божие обнимает собою всё!
      Проштудировав «Оправдание добра» Владимира Соловьева, Фе-фе записал в дневник следующие размышления:
«Буддизм и греческий идеализм не имеют всемирного значения. Сами по себе они ничего не дали, но ничего и не обещали! Было от века противоположение «нирваны», то есть свободы от желаний, страданий, привязанности и «сансары», то есть круговорота рождения и смерти в мирах, ограниченных «кармой» или причинно-следстственным законом, согласно которому праведные или греховные действия человека определяют его судьбу. Сансара – это пустота, блаженная для духовно пробуждающихся и мучительная для духовно спящих. Отсюда и непреложный закон кармы, закон причиняющих дел и причиняющих состояний, который путем бесчисленных перерождений ведет существо из мучительной пустоты в пустое блаженство. Как это было до Будды, так и останется после него… до бесконечности… Точно тоже в конце концов и с точки зрения идеализма. Есть вечный истинно сущий мир умопостигаемых идей и кажущийся мир чувственных явлений; между ними нет действительного моста, быть в одном, значит не быть в другом, такое раздвоение было всегда и останется вовеки. Идеализм не дает примирения в настоящем и не обещает его в будущем. Итогом развития универсального лично-общественного сознания является христианство, которое дает людям обещание реализации целостного, объемлющего собой и низшее, и высшее, и действительность, и идею бытия, и личное, и общественное, и природное и социальное. Все это представлено в образе Христа, как телесно-воскрешающей личности!».
         Так мудрствовал Фе-фе, впадая в религиозную философию. По иронии судьбы он должен был защищать диссертацию скорее по былинам и частушкам, а не по истории философии. Но судьба индейка, а жизнь фарисейка! Память и чувства Федора обострились в онтологическом и гносеологическом направлении.  И, будучи человеком верующим, Малевский, опираясь на труды Владимира Соловьева, почему-то возомнил себя специалистом в области русской религиозной философии, ударившись в идеализм. Взяв за снову Евангелие и «Критику отвлеченных начал», он штудировал труды Федорова, Франка, Флоренского, Бердяева и пытался построить свою теорию единой картины мира. В этой картине главенствующую роль устроителя всего, и вся отводил Богу, но с некими поправками на божественную сущность человека, вмещающего в себя макрокосм и микрокосм. Задача эта была просто непосильной для отдельно взятого философа, о чем его и предупредил научный руководитель Округлов.  Он решил, что при умонастроениях Малевского, его надо от фольклора двигать в философию, снимая с себя полномочия руководителя. В Институте Философии на Кропоткинской он имел массу друзей философов, остепененных самыми разными степенями и окончившими факультет ненужных вещей, т.е. философский факультет МГУ. Сама специальность на факультете была не нужной, пронизанной партийностью и мнением, что философами рождаются, а не научаются.
          Так, через теоретические мучения Малевский в 2000 году, защитил диссертацию по философии С.Л.Франка. В то время Фе-фе было 34 года. Тема диссертации Фе-фе была «Философия Л.С.Франка и догматическое богословие как недостижимое через его непостижение».  Опираясь на Франка, он считал, что всякое познание есть в конечном счете познание всеобъемлющего целого и всякое частное знание есть частичное знание целого. Значит, наше знание сопровождается незнанием, но внутренне с ним смешивается. Но всё познанное и знакомое остается для нас тайной. Далее, всё сводилось к Единому, Одному, Богу и процессам самопознания себя. Самому Округлову и Франк, и все упомянутые религиозные философы, вместе взятые, были глубоко неинтересны. Он верил в Христа и все. Наука для Округлова закончилась, когда он женился на правнучке знаменитого композитора и педагога Римского-Корсакова. Наука-то тогда закончилась, но благодаря роду и связям пошли степени, грамоты, звания. Округлов легко стал академиком и единственное, где надо было напрягать мозги, были его аспиранты, а точнее их правильный выбор. Академик любил, когда диссертация делалась по истории вопроса. Цитаты, бесконечные ссылки, монографичность и даже наукоемкость – все это тогда могло присутствовать в ученом труде. Но вот нынешний ученик, Федор Малевский, как-то выбивался из этой процедуры клепания диссертации, хотя бог не обидел его умом и памятью. Академик не понимал, зачем надо лезть в дебри гностики и диалектики, строить свои предположения о картине мира, когда легко можно списать и обобщить, то, что уже давно сделано фольклористами.   Все его пять томов! Бери и плагиатируй с разрешения автора! Но диссертация Фе-фе определилась, а он сам, ранним сентябрьским утром, ехал на нулевые часы в педагогический институт, где он подрабатывал, читая лекции по философии.