Читая Розанова

В страшных девяностых годах, когда мы все тяжело выживали, магазины антикварные и старой книги были переполнены товаром. Зарабатывать деньги на питание не всем удавалось, а кушать хотелось, и поэтому народ вынужден был продавать личные вещи.  Люди попроще торговали у метро, где импровизированные рынки растягивались порой  на сотни метров, а те, кто поинтеллигентнее относили свои вещи в комиссионки.  Этим товаром, в том числе и книгами,  рынок в Питере несколько лет подряд был перенасыщен. Ну и понятно, когда предложение превышает спрос, то цены, даже на качественные вещи, становятся более чем приемлемыми.
В то время мне удалось не потерять присутствие духа, был крепок, энергичен и что-то умудрялся зарабатывать. Семью кормил, и даже какую-то мелочь мог потратить в магазинах старой книги. У меня был любимый на Литейном проспекте во дворе, в подвальчике, как раз напротив Мариинской больницы. Проезжая мимо него по делам старался туда заглянуть. Уровень литературы в  нем было исключительным, мусорных советских книг  почти не было. Несомненно, что я косвенно столкнулся с качеством и интеллигентностью того населения которое проживало в центре города. Поход сюда для меня был праздником. Я делал там для себя открытие за открытием, и как же это скрашивало мою тогдашнюю очень непростую жизнь. Иногда знакомился с литературой больше часа и обязательно что-то покупал. Чудный подвальчик обогатил мою библиотеку двенадцатитомником А.П.Чехова, собранием сочинений Карла Густава Юнга и книгами многих русских философов и писателей серебряного века, которые в советское время практически не издавались. Как раз в ряду этих книг оказался томик Василия Васильевича Розанова «Уединенное».
Полистав его,  я ничего не понял, воспринял  Розанова  как казахского акына, что вижу о том и пою. Это даже вначале шокировало меня. Ну, посудите сами? Большая часть книги состоит  из коротеньких абзацев, ну буквально в несколько строк, причем много обыденного, бытового.  Вот, например,  что я вычитал: «Там башмачки, куклы, там – Мадонна (гипсовая, - из Казани), трепаные листы остатков Андерсена, один пустой корешок от «задачника» Евтушевского, больше всего картин – Васи: с какой веселостью относишь это в детскую кучу.                (за уборкой книг и всего – к переезду с дачи).
 Или: «Вся моя жизнь была гораздо грубее. Я курю,  она читает свой акафист Скорбящей Божией Матери, вот постоянное отношение.            
 (не встав с постели).
Такого я нигде не встречал. Удивился, еще раз посмотрел на корешок. На нем написано – «Мыслители двадцатого века». Пожал плечами, читаю дальше: «Достоевский как пьяная нервная баба вцепился в «сволочь» на Руси и стал пророком ее. Пророком «завтрашнего» и певцом «давнопрошедшего».
Стало любопытно, продолжил чтение: «Будем целовать друг друга, пока текут дни. Слишком быстротечны они – будем целовать друг друга.
И не будем укорять: даже когда прав укор – не будем укорять».
Книгу я купил и дома почитал основательнее. Туман от ее восприятия совсем не рассеялся, но что-то зацепило и зацепило сильно, настолько, что в течение буквально пары месяцев у меня в библиотеке оказалось уже  целых восемь книг Василия Васильевича. Магия этого писателя вначале была мне непонятна, и частично расшифровал я ее спустя несколько лет. Частично это потому, что полностью понять Розанова невозможно, он все равно остается загадочным, единственным и неповторимым – это  громадный насыщенный интеллектом и парадоксами мир, невероятным образом сосредоточенный в одном лице. Причем мир этот исключительно честный, искренний и простой. Читая его порой кажется, что беседуешь с добрым приятелем. Оказалось, что это только мое вот такое восприятие Розанова.  Восхитившись им, я захотел поделиться своей радостью с двумя своими приятелями хорошо образованными и читающими, каждому дал по книге. Через некоторое время один из них  кандидат наук, кстати, книгу мне вернул со словами: «Извини, но мне это неинтересно». Потом книгу вернул и второй. Реакция его на прочитанное была для меня еще более убийственной: «Ты знаешь, я ничего не понял. Какая-то бытовая болтовня, скучно читать. Мне кажется, что так писать может каждый».
Нет, я не расстроился, поскольку уже давно знал, что как раз не каждый может учитать Достоевского. Встречались мне даже хорошо образованные люди, которые терпеть не могли  Чехова, например. Как же сложен человек! Какая же своя и иногда очень узкая дорога дана ему в этой жизни! Особенно узкая для тех, предназначение которых ходить массой, толпой, а ведь таких большинство, и никакое образование не в состоянии выбить человека из его колеи.
В дальнейшем я узнал, что у Василия Васильевича всего два незыблемых авторитета Достоевский и Константин Леонтьев. Кстати и для меня это любимые писатели.
С Федором Михайловичем Розанова связывало еще и то, что на третьем курсе университета он женился на Аполлинарии Сусловой,  бывшей любовнице Достоевского. Полина в «Игроке» и Настасья Филипповна в «Идиоте» написаны с нее. Личная жизнь у молодых не задалась, а супруга не давала ему развода. Из-за этого второй брак Розанова и его пятеро детей оказались вне закона. Возможно, и женился-то он на Сусловой из-за благоговения перед Достоевским, разница в возрасте у них была целый 17 лет.
 Именно личная семейная драма обусловила в дальнейшем особый интерес Розанова к проблемам брака, семейной жизни и ее взаимосвязей с религией. Эти темы, очень важные для каждого,  блестяще, неожиданно и оригинально раскрыты во многих его книгах,  которые  до сих пор привлекают внимание не только обычной читающей публики, но и Церкви. Совсем неслучайно в духовных семинариях и академиях книги Розанова включены в программу обучения.
Ну, и самые главные на сегодня, в год столетия государственного переворота, темы - «Россия» и  «Революция» пожалуй,  ни у одного мыслителя не раскрыты так провидчески точно как у Розанова.
В.Н.Шульгин пишет: «В.В.Розанов - воплощение России. Он размышляет, юродствует, негодует, любит, радуется и печалится. И никогда он не бывает равнодушен и теплохладен. Розанов идёт в бой за правду, не смущаясь, как и Сократ, своим одиночеством. Он поразительно многообразен и парадоксален. От этого чудного розановского  разноцветия  иногда рождается его неприятие, впадающее в соблазн считать мыслителя непоследовательным и противоречивым. Нет ничего более антиномичного в человеческом духовном мире, чем гений Розанова. И чрезвычайно притягательного. Поражает его честность, исповедальность. И это тоже - русская черта. Так разговаривают, "плача", в "зелёных" вагонах поездов, делясь со спутниками о наболевшем, раскрывая им свою душу, безотчётно рассчитывая на сочувствие и понимание ближнего».
Розанов точно знал и предвидел судьбу России уже в самом начале века. В 1915 он написал такие пронзительные строки:
"Дана нам красота невиданная.
И богатство неслыханное.
Это - РОССИЯ.
Но глупые дети все растратили. Это РУССКИЕ".
Сегодня он, пожалуй, является самым современным из писателей-мыслителей активно участвующих в нашем нынешнем пересмотре культурного наследия, поворачивается к нам своими наиболее привлекательными сторонами —  плюралистическим подходом к прошлому русской литературы, умением взглянуть на явления культуры с нетрадиционной точки зрения.
А самый современный он, думаю, потому, что не запачкан, не зомбирован, не искривлен советским прошлым. Он чист и независим.
Особенно привлекает в трудах Розанова то, что он уникальный провидец, не уступающий в этом качестве ни Достоевскому, ни Леонтьеву. Вот что Василий Васильевич писал еще в 1911 году: «Хотя радикалы и возьмут власть и ""Битой посуды будет много", но "нового здания не выстроится"". Розанов продолжает: "Ибо строит тот один, кто способен к изнуряющей мечте; строил Микеланджело, Леонардо да Винчи: но революция всем им "покажет прозаический кукиш" и задушит ещё в младенчестве,… когда у них вдруг окажется "своё на душе". Революция этим творческим натурам попеняет за отрыв от коллектива и скажет: "Имеете какую-то свою душу, не общую душу... <...>. Умрите".
Розанов был прав. Именно так коммунисты относились ко всем нестандартным личностям; сажали в концлагеря, расстреливали и гнали из страны.
Он пишет, что интеллигентская  революционная идеология является доктринальной ложью, предвидит  и победу Революции, и конечный крах созданного ею строя. Розанов  был уверен, что строй новой неволи долго не удержится. Он писал: "И "новое здание", с чертами ослиного в себе, повалится в третьем-четвёртом поколении". 
Пророчество, это удивительно, поскольку было высказано  в "спокойный" и, казалось бы, внешне цветущий период жизни Императорской России начала  XX века  поражает своей точностью. Действительно, с 1917 по 1991 гг. родилось 3-4 поколения и наша революционная сила, "не заквашенная" на Божественной Правде, быстро ушла в прошлое. Позже уточняет он и видение причин  неизбежного краха уже революционного строя будущей красной России. 22 июня 1915 года в "Мимолётном" Розанов отметил: "... революция умрёт разом и вся, как только душа человеческая, наконец, пресытится зрелищем этого монотонного вранья, хвастовства и самовлюблённости. Она умрёт эстетически. Ну, а таковые вещи не воскресают. Людям будет вообще гадко глядеть на эту ораву хвастунов, лгунов и политических хлыщей. Главное - последнее. "Хлыщ" может играть роль ? века. Но века? Но 500 лет? Нет, нет и нет".
А  вот как никто точно он писал о России в 1917 году: «Мы умираем как фанфароны, как актеры. «Ни креста, ни молитвы». Уж если при смерти чьей нет креста и молитвы – то это у русских. И странно. Всю жизнь крестились, богомолились: вдруг смерть – и мы сбросили крест. «Просто, как православным человеком русский никогда не живал». Переход в социализм и, значит, в полный атеизм совершился у мужиков, у солдат до того легко, точно в баню сходили и окатились новой водой». Это – совершенно точно, это действительность, а не дикий кошмар».
Слишком умным и нестандартным Василий Васильевич был для советской власти и, должно быть, чтобы не мучить его дальше на этой земле Господь  забрал его к себе в 1919 году. Василий Васильевич оставил нам громадное количество чудных мыслей. Вот некоторые из них:
«Только оканчивается жизнь, видишь, что вся твоя жизнь была поучением, в котором ты был невнимательным учеником».
«Вот и совсем прошла жизнь. Остались немногие хмурые годы, старые, тоскливые, ненужные... Как все становится не нужно. Это главное ощущение старости. Особенно — вещи, предметы, одежда, мебель, обстановка».
«Любовь - это всегда обмен души - тела, Поэтому, когда нечему обмениваться, любовь погасает».
«Демократия - это способ, с помощью которого хорошо организованное меньшинство управляет неорганизованным большинством».
«Редко человек понимает конечный смысл того, что он делает, и большею частью он понимает его слишком поздно для того, чтобы изменить делаемое. Вмешательство индивидуальной воли в пути истории всегда бывает напрасным. Этой доли напрасности я не мог не замечать и во всём, что мне случалось высказывать. Не человек делает свою историю, он только терпит её, в ней радуется, или, напротив, скорбит, страдает».
«Без веры в себя нельзя быть сильным. Но вера в себя разливается в человеке нескромностью. Удалить это противоречие - одна из труднейших задач жизни и личности».
«Нужно, чтобы о ком-нибудь болело сердце. Как ни странно, а без этого жизнь пуста».
«Смысл - не в вечном. Смысл - в мгновениях...»
«Не надо читать ни для удовольствия, ни для информации, но только для изменения души».
«Церковь не есть жилище памяти, а есть жилище совести».

Удивительно, что русская обильная земля с невероятным упорством, невзирая ни на какие обстоятельства, продолжает производить на свет гениальных пророков, может в надежде на наше прозрение. После Розанова был Иван Солоневич, а в советские времена  Александр Зиновьев.
Солоневич имел абсолютно независимое мышление, очень нестандартно воспринимал не только  императора Петра, французскую революцию,  но и всю мировую философию. В литературности изложения своих мыслей он, пожалуй, не уступал Розанову, также хорошо знал историю России и тоже был монархистом.
Напомню читателю, что писал о монархии Розанов в 1917 году, в "Последних листьях" мы найдем его плач по ушедшему Русскому Царству: "Без царя я не могу жить"; без царя, царицы и царевича "для меня вполне не нужен и народ". Далее мыслитель выказывает поразительный, я уверен провидческий оптимизм в обстановке всеобщего краха: "Посему я думаю, что царь непременно вернётся, что без царя не выживет Россия, задохнется. И даже не нужно, чтобы она была без царя".
  Исследователи творчества Зиновьева отмечают его фрагментарную манеру письма, разбивание повествования на лаконичные фразы и короткие абзацы, что сближает его с Розановым, однако у Зиновьева язык сильно уступает розановскому, намного более безыскусный. А еще, провидение его в отношении России сильно ущербны, как мне кажется, в силу того, что не был он человеком   православным, а был воинствующим атеистом.   Поэтому, я думаю, душой своей Зиновьев  Россию  чувствовать не мог. Как-то в интервью он сказал:  «Я считаю, что я бы советской власти, советскому периоду простил все его прегрешения за одно только то, что в советский период Россия была очищена от религиозного мракобесия». Пророчества Зиновьева в отношении мира и России оригинальны, убедительны в тактическом плане, но поверхностны и стратегической глубины, на мой взгляд, не имеют.
 Народ   наш не желает знать своих пророков продолжает легко покупаться то коммунизмом, то либерализмом, получает за это очень больно, но никак  до сего дня не может извлечь правильных уроков, отрезветь.