Почувствуй бога собой

 - Осторожно, двери закрываются. Следущая станция "Измайловская".
  Пш-ш-ш! Двери бьют запоздавшего пассажира по плечам. Будто напугавшись, отскакивают, и в следующее мгновение повторяют попытку закрыться. Тело в эту секунду уже успевает переместиться внутрь полупустого вагона. Оно успело! Ликует.   Чего бы это не стоило успело… сесть именно в эту электричку. Оно боролось, будто на карте стояла его жизнь и благополучие. Оно, невзирая на сотню других тел, раздвинуло двери, воровато озираясь, заняло сидячее положение и достало из сумки кроссворд.
  Как часто мы желаем достичь того, чего достигать не нужно. Успеть именно в этот вагон, на мгновение остановив то, чего останавливать вовсе не стоит - ход истории.
  Если бы тело село в следующую электричку, его бы не успел раздавить зазевавшийся вагоновожатый.  Через пятнадцать минут история завладеет мясом, жалким, нашинкованным, которое забавно будет краснеть вокруг колес напуганного трамвая.
Но тело не знает сути, спокойно вписывает глупые буквы в дурацкие квадратики. Оно не ведает, что в каждом сантиметре ребуса молоком выписано: "Жуй, быдло, и чувствуй себя умницей. Самоутверждайся в своих же глазах!".
  Вагон раскачивается и скрипит. Безумно люблю метро за его почти демонический лик. Завораживает запах, прохлада, ритм, движение… Звук, подчиняясь дьявольской науке, отскакивает от стенок туннеля и спешит повиснуть в вагоне, в самом его математическом центре. Барабанные перепонки раздуваются и воспаленными каплями текут из ушных раковин.
  У-у-у! Черная полоса сменяется черной, за окном с надписью "не прислоняться" извиваются змеи. Каждая жила состава напряжена, тужится, корчится, еще миг… Пфи! Поезд вырывается на простор, и звук, потерявший преграду, убегает из вагона наружу.
  - Дорогие пассажиры. Простите, что обращаюсь к вам за помощью, - нищенка с дитем на руках пытается скорчить лицо еще хлеще, чем оно есть. Хлеще некуда, просто комикс художника с маниакальным синдромом.
  Михаил Иванович откладывает кроссворд и вздыхает. "Сейчас скажет, что она не местная. Кошелек вытащили, билеты украли, мужа убили, брата сварили, сестру съели": - думает уставший герой.
  - Сами мы не местные, - продолжает женщина и медленно, с протянутой рукой движется в сторону Михаила Ивановича. Ноги ее поцарапаны и кровоточат, юбка блестит от грязи и норовит запутаться в ссадинах икр, кофта с широким вырезом обнажает большую часть груди, черные волосы растерзанными змеями струятся по смуглому лику.   Дите производит впечатление нечеловеческого существа, очень черный пальчик облизывает не менее грязным языком. Убогая пытается увидеть глаза каждого пассажира, долгое мгновение стоит над сидящим. Ее глаза безмолвно кричат: "Дайте, пожалуйста доллар!". Редкая копейка, звеня, попадает в ее оттопыренный карман.
  - Что, нечисть, жрать захотелось?
  Прячут глазки тела-пассажирчики, ближе к лицам подносят дешевые романы. Запах грязного тела щекочет им ноздри, кажется, что он впитывается в поры. Тела нервничают.
  - Денег давайте, сытые сволочи. Расселись тут…
  Нищенка последовательна, никуда не спешит.   Впереди холодная московская ночь в подворотне Сиреневого бульвара. Сверлит острыми глазками публику (может где-то что-то плохо лежит), передвигается как на охоте мягко.
  Михаил Иванович тем временем закипает. Розовые кулачки обнаруживают присутствие вен.   Теплокровные мы, да мягкотелые. Поберег бы себя старичок, ведь через пятнадцать минут одну трамвайную рельсу перейти нужно.
  Нет же, бунтует дух, переполнена чаша.
  - Развелось вас тут! - выплескивает негодование Михаил Иванович, - Я всю жизнь в болотах службу нес, чтобы теперь вас, дармоедов, кормить! Пошла вон отсюда!
  Старик поднимает смешной кулачок и машет им в воздухе. Желтые усики на круглом лице встают дыбом и шевелятся.
Нищенка на секунду теряет контроль, но тут же ориентируется и бросается на пенсионера, сопровождая нападение самыми скверными эпитетами.
  Вагон медленно подъезжает к открытому перрону.
  - Станция "Измайловская". Уважаемые пассажиры, выходя из вагона, не забывайте…
  Михаил Иванович и нищенка с ребенком в руках ощетинившись пляшут, брызгая слюнями.
  - А! - бросается в наступление мужчина.
  Ш-ш-ш! - скалится женщина, отступая.
  - А! - кричит ребенок.
  На улице глубокий вечер. В парке за забором метро гуляют влюбленные пары, слышится пьяная речь. Большая Луна над лесом томится в скорбном ожидании утра.
  Ветер приносит в вагон метро прохладу и сырость.
  Баталия продолжается. Раскрасневшийся Михаил Иванович, обидевшись за всех славян разом, пытается как можно глубже воткнуть нож оскорблений в несчастную грязную оборванку. Но, нищенка, вопреки убеждению о всеобщей женской слабости, давно обросла чешуей, и даже дите на руках не мешает ее обороне.
  Офицер запаса, уважаемый всеми своими родственниками пенсионер, раздосадованный, почти побежденный морально, хватает женщину за кофту и резким толчком выдворяет вон. Тут же ворота вагона слипаются, отрезая возможность конфликту продолжаться.
  Публика внутри начинает хлопать в ладоши: "Так и надо этим попрошайкам!".
  Тело, жалкое, потное, чувствует, как под его ногами растет пьедестал. Михаил Иванович через четыре минуты будет раздавлен, теперь же высоко поднимает холеный подбородок. Он святой в глазах пассажиров. Жаль, что за подобную святость сложно наказать в уголовном порядке.
  У-у-у! Электричка с грохотом въезжает в туннель.
  Тело поворачивается к окну с надписью "не прислоняться". Михаил Иванович смотрит на свое отражение в стекле и видит Бога…