На рубеже веков. Дневник старой учительницы записи

   Предисловие.

    О жизни в годы существования Советского Союза  почему-то пишут люди,
 принадлежавшие  к  "сильным  мира сего", то есть учёные, артисты, писатели. Но
 это не  то многоликое "советское общество", от  лица  которого  эти господа 
 высказываются. Да, они влияли на мировоззрение, они создавали нашу науку и
 культуру, но далеко не всё, о чём они пишут, ощущали простые  рабочие,
 колхозники, трудившиеся  вдали от столицы, создававшие  экономику страны,
 результатами которой, и не всегда в интересах  этих колхозников и рабочих,
 пользовались "вожди".

    Лет  десять назад  ко  мне  попали  дневниковые записи моей учительницы.  Я
 долго думала, имею  ли я право воспользоваться этим материалом, но, видимо,
 пришло время этот вопрос решить: многих персонажей  её  записей уже нет с нами, 
 проблемы образования и воспитания  всё чаще обращают на себя внимание, страну
 лихорадит от разногласий и разночтения  событий и прошлого, и настоящего.
 Народы  большого  и  многонационального  Советского  Союза  не  просто 
 разошлись  по  своим  квартиркам, окунувшись в  свой национальный  мир, в свои
 проблемы  (а  их у каждого народа оказалось  чрезмерно  много), но  и  стремятся 
 отречься от общей истории, от общего мира, совершенно забыв о том, что 
 большинство  народностей  только в  Союзе  обрели  свою и самобытность, и
 государственность, и язык…

     И я решила, что узнать о том, как и чем жила провинция  из уст человека, не 
 принадлежащего к элите, пришло  самое  время. Пора  придать огласке эти записи.
 Наверное, я не смогу точно соблюсти хронологию событий, поскольку не  каждая 
 запись  датирована, но постараюсь свести  события, чтобы  можно было создать
 хотя бы общую картину  происходящего.


   Предисловие 2
 Эти записки ко мне попали случайно. Их собирались сжечь как старый хлам,
 оставшийся от прошлой жизни. Несколько слов, которые я успела прочесть, 
 привлекли моё внимание, и я попросила отдать папку  мне. Хозяйка удивлённо 
 посмотрела, подумала  минуту и протянула мне папку, на которой  крупным 
 округлым почерком  было написано:"На рубеже веков"(записки советской
 учительницы).
    Я начала читать пожелтевшие листы, и мне показалось, что содержимое может
 быть интересно не только мне.
 Я позвонила знакомой и спросила, могу ли я использовать эти записи в своей  работе, естественно, изменив имена и фамилии, и получила положительный ответ.
 Так  эти  записи  легли на  мой  письменный  стол и стали  объектом моих 
 раздумий.
     Я  постаралась сохранить тон  автора записок, иногда сопровождая 
 воспоминания своими  размышлениями.
 А теперь я выношу  записки "обычной советской учительницы" на Ваш суд.
 У автора своё видение  многих  вещей и это говорит лишь о том, что в стране 
 Советов была  разная интеллигенция,а то, что 99% советских учителей следует 
 отнести к интеллигенции, я не сомневаюсь.
    Обычно мы читаем воспоминания и мемуары определённой группы этой
 интеллигенции, со знакомыми стране фамилиями и определённой историей  рода.
 Здесь же записки  девочки, а  потом  женщины, из обычной советской  рабоче-
 крестьянской семьи, всю жизнь прожившей в провинции, далеко от столицы.
 Мне просто хотелось, чтобы это прочли люди, которые, возможно, помнят советское
 время, но немного призабыли те свои мысли и ощущения.


     !990-е…

    Талант произрастает на взрыхлённой почве. Как правило, талантливые люди
 обладают болезненным  самолюбием, часто обидчивы, иногда занимаются самоедством,
 и не всегда уверены в правоте своих поступков и действий. Их всегда необходимо
 поддерживать, подбадривать. Есть одержимые,- но это гении…
    Была ли я талантливым учителем? Не знаю. Но была способным учителем. С массой
 энергии и страстным желанием помогать, "делать" детей. Хотела,очень хотела
 изменить систему школьного образования. Следила за новыми идеями и разрабатывала 
 свои. Столько неглупых и полезных идей бродили в этой наивной и
 самоотверженной головке! Даже пробовала воплощать все свои бредовые мысли в
 жизнь. И иногда это получалось...
    Прошло много лет учительского труда. Много выпускников. Со многими
 сохранились хорошие отношения.
   До сих пор помнят меня мои первые ученики. Уже более десяти лет как они 
 окончили школу, а я всё ещё получаю от них открытки и письма….
   Мои ученики… Они поддерживали меня все эти годы, не позволяя покинуть школу.
 Я была им нужна,а они были нужны мне. Мы учились друг у друга. Мы вместе
 познавали жизнь.
    Только школа, как административная единица, ничего мне не дала взамен. Она
 как будто не замечала меня все эти годы. Ни успехов моих, ни негодования, ни
 поисков… Даже промахи порой проходили мимо административного внимания и
 приходилось самой раскручивать сложные ситуации в семьях моих учеников.
    Ни в чём не поддерживали меня чиновники от просвещения, никак не реагировали на мои попытки по-иному взглянуть на школьные проблемы... Только использовали мою
 энергию, мои знания, моё время… А последние несколько лет даже забыли о моём
 существовании как учителя.


     Контингент детей в моих классах особый – так называемые "трудные". В таких
  классах результат работы учителя  и классного руководителя сразу не виден, даже
  при очень больших усилиях со стороны учителя. В таких классах работаешь "на
  будущее", только спустя несколько лет, уже выйдя из стен школы, каким-то
  образом состоявшись, ребёнок понимает, что его успехи были заложены в школе, в
  незаметном  кропотливом труде педагогического коллектива класса. Совсем недавно
  в магазине электротоваров продавец обратился ко мне:"Вы меня не помните?" Я
  всмотрелась в лицо уже зрелого мужчины:"Что-то знакомое, но извините..." - на
  что молодой человек ответил:" Да вы и не обязаны помнить всех, главное - мы вас
  помним..."  Такая оценка труда учителя на порядок выше всех административных
  поощрений и наград...

     Вот и сейчас невозможно поставить рядом с другими классами мой 6"В". Если в
  обычном классе достаточно лишь напомнить или попросить ребятишек что-то
  сделать, подготовить номер художественной самодеятельности или газету, то в
  моём нужно не просто сказать и назначить ответственных, но и каждый день
  напоминать, а то и просто оставить после уроков, проверяя как у них идут дела
  через каждые полчаса… (В подготовленных классах, не прилагая больших усилий, 
  достаточно  лишь напомнить детям о задании или деле, в моём же не увидишь
  результата, даже если каждому всё разъяснишь и договоришься и получишь взамен
  сердечное: конечно, сделаю)…

     Неужели ты обижена на школу? Что тебя мучит? Непризнанность? Непонимание? 
  Безысходность и нерезультативность? Или усталость многолетняя,скопившаяся? Или
  всё  же обида?
  Что отравляет твоё существование?
  На сегодня тебе ясно одно: ты не хочешь переступать порог своей школы. Ты не
  хочешь ни с кем общаться, ещё больше – с администрацией.
    Но ведь общение с детьми немного отвлекает тебя? Да, отвлекает. С детьми мне
  лучше. Даже когда я сержусь на них. Мне легче и приятнее с ними, чем  со 
  взрослой  половиной обитателей  школьного дома.
    Что ещё я могу? Чем  можно  заняться  женщине с гуманитарным образованием,
  умеющей только учить детей?  И так нелегко начинать с нуля, когда тебе  за
  сорок…


    2003год.

    …Тоска, потрясающая тоска. Уже несколько месяцев я не нахожу себе места. Не
 берусь за дела, а их накопилась масса.
  На кухне и в ванне того гляди обвалится потолок, штукатурка висит хлопьями. В
 туалете – "белый дождь": угол насквозь протёк, вода капает в тазик, поставленный
 на бочок. Плитка у потолка на честном слове держится. Совсем недавно, в злобе на
 себя любимую, ободрала обои на дверях в спальню и в  ванную. Теперь голые белые
 пятна угрожающе светятся на лакированной поверхности обоев "под дуб".
 
    Возвращаясь после своих "блуждений" по ученикам и прочим делам, я невесело
 обвожу взглядом прихожую, эти поблёскивающие лаком древесные  полоски, отбитый
 плафон у зеркала и болтающиеся дверцы шкафа – и сердце моё сжимается от тоски и
 обиды. Дожила. Такой бедности я никогда не могла представить себе даже в
 кошмарном сне. "Заслужила. Учительница", - зло  думала я всякий раз. Потом
 обрывала себя, так же зло: "Хватит жалеть себя. Ещё разревись, погладь себя 
 любимую. Обидели тебя! Работать надо! Принимайся за дела – и все дела…"
 На какое-то время это помогало, и я  шла к письменному столу и принималась 
 считать доходы-расходы, обыгрывать возможные варианты  будущих возможностей.
 Помогало на некоторое время, потом всё заново.
 
    А совсем недавно по телевизору показывали фильм "Унесённые ветром" с Вильен
 Ли в главной роли. Так вот теперь в минуты внутренней бури вспоминаются её
 слова: "Я никогда не буду больше голодать!" - "и я тоже", - говорю себе я.

    Так кто же я такая и почему оказалась в столь плачевной ситуации? По
 образованию я – филолог. По профессии – учитель. Моя педагогическая деятельность
 началась в начале 70-х годов в деревне. Тогда мы, полные грёз и мечтаний, вместе
 с лучшей подругой пошли в ОБЛАНО и попросились в отдалённый район области, в
 среднюю школу – только вместе и в одну.  Даже странно вспоминать это, но я
 мечтала стать сельской учительницей. Ореол романтики, в который я погружалась
 тогда, сейчас кажется неестественным и таким далёким. Было ли это? Странно, но
 было.
    Я родилась в  крупном областном центре, всю жизнь прожила в пригороде  этого
 областного центра. Единственный ребёнок в семье. Любимый и самый умный. Я ничего
 не умела делать. Играла в куклы. Потом читала ночи напролёт. В младших классах
 была серьёзной  и недоступной правдисткой. В 9-10-х классах комсомольским
 вожаком и опять же до безумия неприличной максималисткой - правдисткой.
 Честность. Открытость. Правдивость. Бескомпромиссность. Это те качества, которые
 я ценила  в людях. Ещё образованность, начитанность.
 "Широкий кругозор"(как тогда говорили) - критерий оценки человека. Сама-то я
 читала много, интересовалась всем: от спорта до политики. На равных вела беседы 
 с учителем  истории  и отцом. Старалась  не просто знать, а иметь своё мнение,   
 которое  не всегда  совпадало с  мнением преподавателя. Моими любимыми книгами
 того времени были "Два капитана" В.Каверина и трилогия Ю.Германа "Дело, которому
 ты служишь", Я отвечаю за всё" и "Дорогой мой человек". Это мои герои,как
 оказалось, на всю оставшуюся...

    Жизнь с каждым годом улучшалась и возможности тоже. Библиотеки ежемесячно
 пополнялись новыми книгами, в доме появился приёмник, который очень хорошо
 "ловил"  любые станции и среди них "Свободный голос России" и "Голос Америки", и
 мы с папой часто зависали на этих волнах…  На беду свою я умела  думать,
 анализировать, сопоставлять услышанные данные, а постепенно научилась и 
 привыкла  судить о событиях только имея, по возможности, полную информацию – и
 "за" и "против".
      Конфликты не заставили себя  ждать. Теперь я понимаю, что только мои
 дерзость и вызывающая  наивность не позволили им выйти за  рамки школы.
 Правдолюбка и максималистка. С одной стороны. Весёлая хохотушка. Честная  и 
 исполнительная  девушка. С другой. А ещё замкнутость и отдалённость от центра
 нашего посёлка. У меня не было единомышленников, поэтому мои критические
 воззрения не был страшны никому.

     Та же отдалённость от центра не ввели меня и в круг студенческих кружков.
 Единственному ребёнку из пригорода не полагалось общежитие (хотя  моей
 однокласснице удалось получить общежитие), а квартиру или  "угол" в центре 
 снять не было возможности. На втором курсе я попыталась найти комнату или
 "койку", но после двух-трёх бесед с "хозяйками" поняла, что это невозможно. В то
 время уже пустили электрички и многие  ездили на работу в центр, а кто-то,
 наоборот, из центра к нам, в пригород, на военный завод. Электрички ходили  до
 полуночи и никогда не  были пустыми. Особого страха тогда я не испытывала. Это
 сейчас я не позволила бы своему ребёнку возвращаться  так  поздно. А тогда…
 Каждое воскресенье я уезжала рано утром в центральную библиотеку и
 возвращалась предпоследней электричкой, сидела до закрытия  библиотеки. Вот
 чтобы не возвращаться поздно и не шлёпать по шпалам к дому(это дорога по
 шпалам была самой короткой),я и решила приютиться  недалеко от института и 
 библиотеки. Но, увы! "Койка", то бишь раскладушка за ширмой, стоила двенадцать
 рублей. Стирать у хозяйки  было нельзя, готовить тоже, свет  можно жечь только
 до десяти часов, кроме, – лампочку нужно оплатить отдельно, возвращаться  домой 
 необходимо в девять часов (библиотека работала до десяти). 
 И никаких подруг, тем паче – друзей. Оставаться на такой квартире не имело
 смысла.
      И это на все четыре года оторвало меня от студенческой суматохи. Я
 оставалась иногда ночевать в общежитии у девчат. Нечасто – только, когда мы шли 
 в театр, или готовили важное факультетское  мероприятие. Студенческие годы я
 училась, была как никогда тихая и молчаливая. Не спорила. Не дерзила. Только
 слушала. А потом обдумывала услышанное и мысли записывала в дневник, который 
 вела лет с двенадцати. По окончании  института  девочки, обучавшиеся в ВУЗе за 
 счёт колхозов и совхозов и обязанные  вернуться в родные сёла  дипломированными 
 специалистами, спешно выходили замуж и устраивались в городе или ехали  с
 молодыми  лейтенантами к месту их назначения. А мы, городские  романтики-
 мечтатели, катили в деревни и пытались изменить мир. Такое  далёкое  и 
 прекрасное  время. Всё  ещё впереди. И начинать работу, полагали мы, нужно 
 именно в деревне, где мы будем самостоятельными, вдали от родителей, для 
 которых  каждый из нас оставался ребёнком… И обязательно одной, незамужней.
 Какой муж! Ведь тогда ты будешь прикована  к семейному очагу, а  вдруг дети
 пойдут?.. И уже  будет не до учеников: свои заботы, свои  дети. Нет, нужно 
 поработать, попробовать свои силы, приобрести опыт, и только потом  думать о
 личном. "Прежде думай о Родине, а потом о себе", - Это о нас …

    Мы приехали в деревню  молодыми специалистами. Нам полагалась квартира,
 бесплатные отопление и лампочка. Нас никто не встретил на вокзале. Чужой
 заволжский край. "Чертова куличка". В документах всё положенное молодому
 специалисту прописано, в реальности – комната в школе на первом этаже - бывший
 кабинет директора, - в котором поставили две кровати,старые парты и школьные
 стулья.
    Дверь почему-то не запиралась,а десятиклассники – рослые парни года  на 
 четыре-пять моложе нас – всегда устраивали возню напротив двери и "нечаянно"
 задевали ногой нашу дверь, которая будучи незапертой, с писком распахивалась. 
  А мы,встававшие за десять минут до появления первых учеников, не успевали
 выносить тазик  для умывания,он опрокидывался, и  вода разливалась по полу,
 протекала в коридор. Это было верхом  кайфа мальчишек. Они заглядывали в дверь,
 не решаясь переступить порог, отпускали шуточки  по поводу  мыльной  воды,
 нас, а если  вызвать кого-то прямо с урока, так  это - шик, можно  что-нибудь
 придумать, вроде: "у вас из-под  двери  что-то течёт, запах какой-то!"
      Но  мы  не  бросали  детей, не выбегали  из  класса, мы  хорошо помнили 
 заповедь: урок - святое,и  ничто и никто не имеет  права  прервать это 
 святотатство. Ждали звонка и в перемену спешили в свою  каморку  уничтожать 
 следы  преступления.

     Школа  была  небольшая, но средняя, по одной параллели  каждого класса, в 
  классах  человек  по  тридцать - тридцать пять.  Помню  свой  первый  четвёртый 
 класс.  Как  я  готовилась  к  первому   уроку!  Обычно  первый  урок  первого 
 сентября  был  Ленинским  уроком  или  уроком  Мира.  Нужно  подобрать  такой 
 иллюстрационный  материал, который  бы  увлёк  детей, важно  их заинтересовать. 
 Тогда  я  впервые  сделала  "химию",  и,  несмотря на то, что волос у  меня 
 тонкий, "химия"  на  длинные  волосы  сделала меня  похожей  на  Анжелу  Дэвис. 
 Причёска,  макияж  (впервые  подвела  "стрелки", накрасила  губы) - всё  должно 
 было  "работать"  на  мой  будущий  авторитет.  Главное, чтобы  они  увидели  во 
 мне  взрослого  человека, учителя.  А себе-то я  казалась такой  взрослой! Даже 
 костюм я приготовила  умеренной  длины, ниже  колена,  хотя  всё  ещё  носила 
 очень  короткие  юбки, модные  в  моё  студенчество, босоножки на  высоком 
 каблуке.  И репетировала, репетировала, представляя, как я войду в свой  класс, 
 что  скажу.  С  тех  пор  прошло  более  тридцати  лет, а  я  все  эти  годы 
 тридцать  первого  августа  готовлюсь  к  первому  уроку  так  же,  как  в 
 первый  раз.  И  всегда  долго,  очень  долго отбираю  рабочий  материал, потом 
 продумываю  и  готовлю  свой  наряд,  экспериментирую  утренний  макияж.
 Знакомые  и  друзья  смеются: "Ты уже столько лет работаешь, неужели не найдёшь, 
 что  сказать?" - Найду. Но я  должна не просто сказать, а сказать то, что "зацепит" учеников, поможет им начать  учебный  год  легко  и  красиво,  что
 позволит  почувствовать  ответственность – хоть  на  какое-то  время – и 
 задуматься, а главное  решить: "Буду в этом году учиться лучше, чем в прошлом. Я
 же могу".

     Как  сейчас  помню  себя в  трикотажном  платье  болгарского  производства, 
 модного тогда спортивного покроя, в белых лаковых босоножках на высоком каблуке.
 Даже цвет платья помню -кофе с молоком... Тонкая, высокая, кудрявая  девчонка. 
 Очень  серьёзная и строгая (на вид.)  И  мои  первые  ученики, такие  маленькие,
 настороженные и любопытные.  Широко  распахнутые, любознательные, лукавые,
 серьёзные, испуганные, дерзкие  взгляды. Вот  Сашины  синие-синие глаза смотрят
 внимательно, ожидающе.  Маленькая  белая чёлка, руки, послушно лежащие  на
 столе. А это настороженно-испуганный  взгляд  бледно-голубых глаз Вити. Через 
 полтора года он будет смотреть насмешливо, порой  дерзко. А  вот серьёзные 
 влюблено распахнутые глаза Иры, карие, огромные, обрамлённые пушистыми   
 ресницами. Сегодня они все послушные, тихие, исполненные ожидания. Что им ждать
 от  этой  чужой и ухоженной горожанки?  Как  она  будет к ним  относиться, будет
 ли  любить, как любила их первая  учительница?
 
    Сейчас, когда я вспоминаю первые годы работы и своих первых учеников там, в
 деревне,я испытываю  грусть. Сердце щемит,и в памяти всплывают счастливые 
 минуты общения с детьми. Многочасовые разговоры  после  уроков, кукольный
 театр, руководителем которого я стала, уже не помню почему. Но помню репетиции - 
 я ни одной из них не пропустила. И спектакли. Декорации мы  рисовали сами. В 
 школе был учитель  литературы, который  по совместительству  являлся 
 нашим  декоратором. Его уже нет… Годы перестройки  подмяли  этого талантливого 
 человека – он самостоятельно  распрощался  с  жизнью  в середине 90-х...
    А передо  мной  встаёт  его образ, красивого, яркого человека. Густые
 "брежневские" брови нависали над  крупными  ярко-синими  глазами с  длинными 
 пушистыми  ресницами.  Улыбка  и  подбородок  Георга Отса. Степенность,
 собранность в походке и  поступках.  И  потрясающая  эрудиция. С ним  интересно 
 было  общаться. Он  много  знал, умел и любил  думать.  И  тоже  много  времени 
 проводил  в  школе.  У  него  была  семья.  Жена – учитель, двое  детей-
 школьников.  В  школе  он  вёл  кружок  рисования  и  немецкого  языка. 
 Припоминается,  что  в  те  годы  мы  часто  задерживались  в  школе. 
 Готовились  какие-то  мероприятия с детьми, проводились  кружки, но  и  в 
 учительской  часто  можно  было  увидеть  учителей, беседующих на разные темы.
 Помню, мы много  говорили  о литературе, о  новинках  толстых  журналов.  В 
 школе  была  библиотека  с  неплохим  книжным  фондом.  Программные 
 произведения  на  весь  класс,  выписывались  толстые  журналы -  "Новый 
 мир","Октябрь",  "Юность",  "Дружба народов", "Современник",  "Молодая 
 гвардия",  "Огонёк",  "Сельская молодёжь", "Волга"(мне кажется, в городских
 школах такого изобилия не было, во всяком случае, в той, где я работала после
 возвращения - точно) и  многие  другие, -  всех  не  вспомнить. И всё  читалось.
 Устанавливалась  очередь  на  популярные  столичные   журналы.  Я  любила 
 детские  журналы  "Костёр"  и  "Пионер"  и  часто  брала  их  для  обзора  на 
 уроках  внеклассного  чтения. Тогда в  журнале  "Пионер"  напечатали новую   
 повесть  Владислава  Крапивина  "Мальчик  со  шпагой", мы читали её, потом
 обсуждали. Это  были  очень  интересные  разговоры. Мои  дети учились  думать, 
 выражать  своё   мнение…
     Умная  книга, почему-то  сейчас  совсем  забытая.  А  мы  с  ребятами её 
 читали  после уроков и говорили, говорили, обсуждали поступки героев. Я  и 
 потом  не  раз  брала  повести  Крапивина  для  обсуждения  с  детьми. И  всегда 
 эти  беседы  многое  давали  мне  как  учителю  и  классному  руководителю. В 
 таких беседах  ребята незаметно  для  себя  раскрывали  самое сокровенное….



                Из дневника.


         1973 год. Июль.


        Сдана последняя сессия. Госзкзамены.  Впереди распределение. Мне хотелось поехать работать куда-нибудь подальше, в Сибирь или на Север. Романтическая потребность времени. В стране  царствовал культ патриотического подъёма: БАМ, студенческие стройотряды, комсомольские стройки….
       Я – домашний ребёнок, вся эта весёлая молодёжная сходка прошла мимо. Очень хотелось романтики, но я выбрала институт, учёбу. И сейчас возникала возможность восполнить юношеские мечты. Сибирь или заполярный круг, зима, суровый климат и школа – центр культурной жизни и ты часть этого центра. Здорово! Ещё зимой я написала письма в разные города (Северодвинск, Свердловск, Хабаровск, Мурманск) с просьбой принять на работу выпускницу пединститута…  Ответы получила отовсюду одинаковые: "Не нуждаемся",  -  хотя я была согласна на любые условия….
        Везде были свои пединституты  и свои кадры… Что делать? Не оставаться же в новой школе  в городе? А романтика и самостоятельность? Так хотелось оторваться  от родительского  дома, стать по-настоящему взрослой и решать  все  проблемы  самой….

        И мы нашли выход. Незадолго до распределения мы с подругой решили вместе  ехать на  отработку (она – математик) и пошли в ОблОНО  – просить  одну школу в каком-нибудь  районе  области. Всё равно нас распределяли  по области, так уж лучше  вместе  и  в одну школу,
       Наверняка,  найдётся  школа, где нужен и филолог, и математик. Надеяться на то, что мы можем случайно попасть в одну школу по распределению  не приходилось. Не бывает такого. ЗавОблОНО была женщина. Она  выслушала  нас, подвела к большой карте  области, висевшей  на стене кабинета,  и предложила  заволжский  район, самый северный  и  самый  далёкий  от областного центра. На границе  с Куйбышевым. Станция. Средняя школа. Всего в трёх часах езды от Куйбышева.  В Саратов  поезд  ходил через  день. Красота!  Деревня. Средняя школа. И возможность периодически  появляться  дома, хотя бы за продуктами, ведь в деревне, наверное, не всё можно купить.

       И  когда нашу группу пригласили на комиссию по распределению, меня это уже не касалось. Я знала, куда еду. 15 августа мы должны явиться к месту  работы.  Но мы решили  заранее  съездить и всё узнать о будущем нашем проживании и работе. Приехали на станцию рано утром.  Пришли в школу… В школе  никого не  было. Техничка  позвонила завучу, и минут  через  тридцать  мы  увидели  бегущую женщину  средних лет, светлые, выгоревшие  на солнце  волосы немного рстрёпаны,  ситцевое  платье – видимо, её оторвали от каких-то  домашних  дел, так не была она  похожа на завуча, обычная  деревенская тётка, каких мы не раз видели  в фильмах о деревне.  Она очень удивилась нашему появлению и первой фразой были слова: "Нам не нужны учителя!". Заметив наше недоумение, она уточнила: "Математик - да, нужен, а учителя русского языка  он принял, из Казахстана  его друг приехал, так они оба филологи".  Я возмутилась: "Как же так!?  А зачем же  подавали заявку  в ОблОНО?"
   "До приезда  Сидора у нас не было учителя русского языка.  А теперь  их  два.  Где часы брать?" - развела она руками.  Я  не  могла угомониться: "Так почему же  не  сообщили  об  этом в ОблОНО?" "Не знаю, - резко ответила завуч. – Он всё решает сам. Раз назначили – приезжайте!  Вот он из отпуска  выйдет и пусть сам разбирается!"

         Новость  меня  огорчила. Хорошенькое начало! Я погрустнела. Но тут возмутилась  Ленка: "А я одна не останусь! Мы что зря  в  ОблОНО  ходили, искали  одну  школу?!" Завуч  посмотрела  на  нас  и взгляд  был  добрый,  жалостливый: "Ничего. Приезжайте 15 августа. Он уже выйдет  из  отпуска. Что-нибудь придумает.  Я  эти  вопросы не решаю".

        Мы  попрощались  с  завучем  и  пошли на  остановку ждать автобус, чтобы уехать  в райцентр.



       14 августа.


       Сегодня  вечером  уезжаем. Вещей набралось! Нужно  взять  постель (полностью: с  матрасом и подушкой, простынями, наволочками – кошмар!), кухонную  утварь, ну, там, кастрюли,  тарелки, бокалы,  электроплитку  не  забыть, тазик для стирки, ведро…
       Мы совершенно не знали, что нас теперь ожидает, но собирались на новое  местожительство  серьёзно.  Увезти  всё  самим  было  нереально. Нас провожали Ленина мама и мой  двоюродный брат, который  только что  закончил  профтехучилище  и готовился  идти в армию, поэтому был свободен. Поезд наш уходит вечером, а утром  мы  будем  уже  на  новом месте…



           15 августа.


        Ужас!  Поезд  стоит  на станции  одну минуту! Как мы сумели всё снять  на платформу – ума не приложу! Но вылетели из вагона и со всем  этим шмотьём  стоим  среди полного безлюдья. По обе стороны полотна виднелись  постройки: небольшие  домики и совсем немного  кустов около. Степь - матушка! Куда  идти  мы уже  знали,  но с таким  грузом невозможно  никуда  идти. "Опять не встретили!" - расстроились мы. Мы озирались  по  сторонам, словно  искали  или  ждали  кого-то  и, видимо, этим  привлекали  внимание  редких  прохожих. Через  некоторое  время к  нам  подошёл  мужчина  и, приветливо  поздоровавшись,  спросил: "Учителя?"  Мы кивнули. Тётя  Настя  запричитала: "Вот привезли  вам молодых учительниц, а  никто  не  встретил… Как же  мы дойдём-то,  да и куда  идти  не  знаем!"
"Я  подвезу  вас  к интернату,  а школа там  рядом – узнаете всё. Да  в интернате-то  пока  всё  равно  никого  нет.  Дети-то  ещё  не приехали", - скороговоркой  выпалил  мужчина.  "Вот и  спасибочки, - обрадовалась  тётя  Настя.-  Девчата, укладывайте  вещи!" – приказала она. "А куда?" - удивились мы. "Да вот же повозка", - указал  мужчина  на  стоявшую  невдалеке  телегу.

       Мы  немного  растерялись, переглянулись, но Сашка, шутник от природы,  подхватил узлы с постелью и пошагал к телеге, приговаривая:"Привыкайте к деревенской  жизни, училки! Вы что,думали, вас такси  здесь  встретит? В селе  это лучший транспорт, самый  надёжный!" Уж это он знал точно! Потому что сам совсем  недавно был  деревенским пацаном и сбежал из деревни после восьмого  класса в город - учиться… У него был  такой  деловой  вид, будто он всю жизнь развозил молодых специалистов по деревням. 

       Мы погрузили вещи, посадили тётю Настю рядом с возницей, Сашка пристроился на вещах, а мы с Ленкой  пешочком направились к школе. Когда мы подошли, вещи  уже выгрузили почти все, занесли в помещение. "Располагайтесь, где хотите, пока", - сказал  наш благодетель и ушёл. А мы опять в полном недоумении: директора в школе нет. Что делать дальше? Сашка оглядел помещение, выбрал комнату и объявил: "Ну, ладно, раскладывайтесь,а я пойду поищу вашего директора",- и исчез. Есть хотелось… Хорошо,что захватили плитку, послушали мою маму, можно хоть чайник вскипятить.

       Сашка заявился часа через три. За ним шёл высокий мужчина. "Знакомьтесь, ваш начальник!– торжественно представил он мужчину.– Николай Иванович!"  Мужчина  оглядел наше  хозяйство. "Устроились… Ваш  домик занят  другой  семьёй,  ккх…, вот, приехала семья  учителей. Где  их  поселить?  ккх… У  них  дети, а  вы  одинокие. Вот и поселили  их  в  ваш  домик".  Некоторая  заминка,  потом  уже  совсем  по-директорски  чётко и серьёзно: "Не  больно  городские  едут к  нам, поживут недельку, да  сбегают, а  это свои,  семейные,   деревенские…  Им бегать незачем…. - Несколько мягче, - А  вы пока здесь  поживите.  Детей   ещё  не  завезли.  А  потом что-нибудь придумаем… Решим, - закончил он свою речь. – Ну, располагайтесь. Завтра к  девяти  в  школу, педсовет  будет. До свидания", - торопливо попрощался  и  вышел.  Сашка  подмигнул нам  лукаво и  вышел  за директором.


       Так  началась наша  сельская  учительская  жизнь….



    1973 год  7сентября.

  Вот и началась  моя  рабочая жизнь.  И началась  она не  совсем удачно. Нас обидело то, что директор школы  не просто нас не встретил, он даже не поговорил с нами по-человечески, он просто зафиксировал наше  прибытие.  Распределение часов тоже  происходило странно. Лене дали 6-ой, 7-ой и 9-ый классы, а мне – ничего. Беседовал с нами директор уже потом, по отдельности с каждой. Интересовался, занималась ли я вожатской работой и прочее…
  Я ничего тогда не понимала: причём здесь вожатская работа? Лишь потом я узнала, что он собирал сведения обо мне, думал назначить меня вожатой,  поскольку учитель литературы  здесь не нужен.

   Николай Иванович, так звали нашего директора, вызвал к себе своих друзей, забыв, что требовал весной от ОблОНО филолога. А эти друзья – муж и жена – оба филологи и имеют, вероятно, большой стаж работы. А кто я? Даже не начинающий учитель, а просто выпускница вуза, и нет у меня никакого стажа  работы, только педпрактика, хоть и в хорошей городской школе…

  Поэтому я здесь, в сущности, не нужна. Было обидно, гадко. Я не могу сейчас  передать настроение моё в то время.  Мне было очень плохо. Желание работать пропало. Вся эта возня вокруг меня отравляла мне жизнь, было неприятно, что теперь я осталась не у дела и не смогу, именно  не смогу, работать на полную катушку. Могла ведь остаться в городе: у нас в районе открывали новую школу и там нужен был учитель литературы, завуч (моя бывшая классная руководительница) предлагала мне остаться работать в этой школе. А я поехала в деревню.

 Но внешне я была удивительно спокойна и ничем не выдавала своих чувств.




      19 сентября.


   Страшная тоска. Уроки меня не удовлетворяют. Совсем не чувствую в себе «огонька», никакого  «огонька» нет и мало надежды, что он появится….
  У меня младшие классы... А я так  хотела старшие….
  На уроке была завуч, сказала, что я "настроилась на старшие  классы и шпарю  вовсю". Как она права…

    Пытаюсь разобраться в себе и в своих чувствах. Скоро уже две недели, как мы занимаемся, растёт  "стаж" данных уроков, а выводы? Мне трудно. Я порой задумываюсь прямо на уроке, почти на полуслове. Что делать с собой – не знаю.
    Директор говорил со мной, предлагал вести драмкружок: моя мечта! Но я согласилась неохотно.


   Мне так хотелось быть нужной. Именно поэтому я и поехала в такую глушь. Чтобы быть нужной людям, необходимой – детям, чтобы видеть плоды своего труда, чтобы отдаться работе полностью, вертеться "как белка в колесе", чтобы не хватало времени на посторонние мысли, на мысли о своём  личном… но ничего не вышло.  Мои знания, моя энергия почти не нужны. Я говорю "почти". Почему?


  Я работаю в четвёртом и пятом классах. Там я пытаюсь передать свои знания моим ученикам.  Именно пытаюсь, потому что чувствую, что не "берут" они этих знаний. Не ощущаю отдачи и не чувствую удовлетворения. Я вхожу в класс спокойно, праздничного  волнения нет, а ведь оно было, было это волнение, когда входила в 5 "А" класс 69 школы   нашего города. Мои глаза блестели от удовольствия, от того, что я вижу эти лица, что вижу их любознательные глаза, довольные улыбки после удачного ответа…

    Здесь я этого не вижу. Я хочу видеть "мой класс"…
 Мой класс – 4-ый. Их двадцать восемь человек. Все они маленькие и, мне кажется, немного забитые. Они сидят на уроках, словно прибитые. Ни на одном лице нет довольного вида.  Они сидят хорошо. Надо сказать, что с дисциплиной  у меня пока всё хорошо. Но не вижу я на их лицах внезапного озарения мысли, открытия… Они все сейчас одинаково внимательны и одинаково послушны. Они слушают внимательно, но… сказки. По десять раз переспрашивают задание. Они ябедничают…


    В классе есть два особых ребёнка.  Это слаборазвитые дети.  "Умственно отсталые". Это Саша Х. и Володя Б..  Сидят неплохо. Вместе, и на последней парте (!?). Пишут на русском языке упражнения, любые. На литературе слушают. Вова даже неплохо отвечает на литературе. Почему они "дебилы"? Непонятно.

    На первом классном часе мы выбирали актив класса,  и Вова встал и сказал, что Олю С. выбирать нельзя. Она в прошлом году отказалась от поручения, значит и в этом году надежды на неё мало… Вот тебе и "умственно отсталый"! Саша, тот больше молчит. Отвечают ли на уроках?  Не знаю, не спрашивала. (Относительно этих ребят получила ЦУ от администрации: не беспокоить их, давать что-нибудь писать и  пусть пишут). Но тоже ябедничают…..


   Насколько они ещё маленькие! Они не отличают "ябеды" от проступка…
Есть в классе хорошие ребята. Но уж очень они тихие. Я не знаю, что с ними  делать, с чего начинать, а от них подсказки не дождёшься. Они не скажут, что им надо и что интересно. Это класс. Это одна сторона жизни. Та, в которой я пытаюсь быть на высоте, то есть я спокойна всегда, уверена, я – учитель.

    А коллектив педагогов? Что можно сказать о нём?
    В школе, наверное, человек 19-20 учителей, ещё не знаю всех. Мужчин, как обычно, немного. Преподаватели истории, среди них и директор, физик – молодой человек с Ленкиного факультета, приехавший сюда несколькими годами раньше нас. Но Лена его знает – встречались в институте. Филолог – друг директора, приехавший из Казахстана, и молодой человек – физкультурник, кажется.
   Остальные женщины. Все семейные, прижившиеся и обросшие хозяйством (видимо, в деревне без хозяйства жить невозможно?). Вроде бы настроены доброжелательно.  Только учитель русского языка и литературы, серьёзная и на вид довольно взрослая женщина, выразила  недовольство "наплывом" филологов. "И о чём думает директор? Вызвал друга, студентов прислали! Где часы брать? О чём думает? Нет ему дела до учителей, не умеешь  работать – уходи! Нагрузка  боль-ша-я! Ничего, справлюсь".
 
    На контакт сразу не пошла. Какая-то она удручённая чем-то. Всегда. Ни разу не видела её улыбающейся. Суровая особа.
    Но ничего, поживём – увидим. Я – человек мягкий, нескандальный. Притрёмся. С остальными женщинами сразу установился контакт, пока рабочий, а там посмотрим.
Очень доброжелательны учителя начальной школы.

    Наша квартира занята новой семьёй, а мы живём в школе на первом этаже в кабинете директора. Первоначальное огорчение мы приправили шутками, что, мол, можно вставать попозже,  да и в перемену забежать "домой" выпить кофейку, например. А  Алекс (молодой физик) утешил: "На выходные ко мне  будете приходить. В гости!"
   Да мы как-то особенно и не расстроились, не до этого было, нужно вливаться в школьную работу, что мы и делаем. "Досуг" и  "свободное время" пока – это школа.




       21 сентября 1973 год.


    Сегодня мои уроки ведёт другой учитель. А я болею.
 В 4-й класс ходила завуч, а в 5-й – Н.К. Я говорю ей тему урока, а на сердце – тоска. Не хочу, чтобы кто-то вместо меня входил в класс, и так хочется посмотреть её на уроке. Ведь это та новая учительница, которая приехала сюда вместе с мужем. И место которой  по неорганизованности и  беспечности  директора занимаю я. Это я знаю. И мне понятно, с какой готовностью она возьмёт мои часы…

    А я уже начинаю привыкать к детям, к своей работе. Вот и моя болезнь. Потеряла голос. Видимо, от нагрузки "говорения", к которой я ещё не привыкла, и связки не выдержали. Думала – пройдёт. Пришла в свой класс и говорю шёпотом. Они сидят тихо, слушают и – отвечают мне тоже шёпотом. Умора. Спрашиваю: "Вы почему шепчете?"  - а они мне в ответ: "Но ведь вы говорите шёпотом, и мы так же". Вот такие мои малыши. Это меня даже растрогало….
   Так я шептала весь день, а  в конце  дня  подошла  завуч  и  отправила  меня в больницу. Пошла. Врач посмотрел моё горло и говорит: "Надо ехать в район. К специалисту". Я опешила. Решение выскочило неожиданно: "Может быть, лучше в Саратов?" Врач не возражал и написал направление.  Вечером еду домой.




         27 сентября.


   Пришла с урока в 5-м классе. Сорвали урок.

   Началось всё как обычно. Вошла в класс. Ребятишки стоят у парт, тишина. Посадила. Раздала тетради. Говорю: "Открыли тетради", - и зашептались. Оказывается, я им велела на листочках написать черновик сочинения,  и они интересуются, что делать – в тетради они сочинение не переписали. Всё выяснили. Открываю журнал: "К доске пойдут…" - и мучительно ищу фамилии.  В классе лес рук – хотят к доске. Вызываю Галю Х., Сашу Г. и Виталика Н. Гудят. Успокаиваются, и я диктую предложение. Пишем. В классе спокойно. Даю задание: разобрать по членам предложения. Разбирают. И только Сергей Т. бубнит, тянет руку и, как всегда, жуёт.  Спрашиваю  Сашу Вилотченко.  Отвечает плохо. Ему помогают. Общими усилиями разбираем предложение. В классе рабочая обстановка и только Сергей Т. вертится, бубнит,  просится к доске. Слушаем ответ Харитониной. Она хорошая ученица, но отвечает неправильно…
    И здесь что-то случилось. Что? Я не знаю. Теперь уже не могу вспомнить, хотя и произошло это час назад. Я, совершенно не повышая голоса, ставлю Сергея, и решение приходит мгновенно (даже не успела проанализировать: верное ли оно), вспоминаю, что в учительской Е.К. – их классный руководитель, и говорю:  "Отправляйся в учительскую и там разбирайся с Е.К.». Ребята не спокойны: "Вы проводите его, - слышу реплики, - он идти не хочет!" Я подхожу к нему, кладу руку на воротник (моя дурная привычка – и когда только успела оформиться – ведь только начинаю работать!!!) и вывожу из класса. Только я скрылась за дверью, как в классе загалдели, обсуждая ситуацию.

   Вошли в учительскую, а там никого нет. Но я всё-таки оставила здесь Сергея, хотя уже поняла, что смысла делать это нет никакого…
   Вхожу в класс – они шумят. Я привела их к порядку, пообещав, что, если будут плохо работать, оставлю на седьмой урок. Притихли. Стали слушать ответы дальше. Но обстановка в классе не совсем рабочая. Работает половина класса. Другая половина пытается заниматься посторонними  делами. Исподтишка. Я ещё слишком чувствительна к  малейшему отвлечению. Коллеги говорят, что это пройдёт со временем,  и я  буду  "адекватно реагировать на частичное отвлечение" - не замечать,  игнорировать (!?). Короче, я уже начала писать новую тему на доске,  когда услышала какое-то шевеление,  оборачиваюсь – рука. Люда Т. спрашивает, что это за буква,  "не видно крючка". Все смеются. Над чем? Не  поняла. Я стою и молчу. Класс успокаивается. Начинаю писать снова. Но тему я так и не дописала. Уже не помню, почему. Я положила мел, села за стол и произнесла тихо, спокойно и безразлично: "Ну, хватит. Останетесь на седьмой урок". Реплики: "Нас ждёт машина!" - "Опоздаем к обеду!" и т.д. Я:"Ничего, останетесь без обеда и домой пешком пойдёте".
  Замолчали.

  Я села за стол и сижу. Внешне совсем спокойна, только уж очень бледное лицо, наверное, или слишком сухо блестят глаза, да голос какой-то бесцветный, безразличный.
  А сама горю негодованием. Хочется бросить им в лицо назидательные фразы, отпарировать на реплики, постыдить их, наконец.
  Но все эти и другие желания и чувства остаются во мне, я молча сижу и осматриваю класс.
  Сидят и они. Тихо, очень тихо сидят. Ждут. Потом голоса: "Мы больше не будем! Давайте заниматься!" Но я непреклонна. Они начинают стыдить друг друга, разбираться, сами себя успокаивать. Спрашивают, что делать. Отвечаю тихо, бесцветно: "Что хотите, - затем не выдерживаю: жалко урок, - открывайте учебники и читайте параграф, страница 27."

  Открыли, читают. Я же себе места не нахожу. Жалко урок! Ведь они ни за что не останутся на седьмой урок. В классе большинство детей с отделений, они обедают в столовой – те, кто живёт в интернате, идут в комнаты заниматься, а остальных машина отвозит домой на отделение. Автобус за детьми приходит строго по расписанию, потом у него другие рейсы – по совхозным делам. Я это уже знаю, но почему-то выскочило традиционное, учительское: "останетесь после уроков"… Как выходить из положения, не потеряв учительского авторитета?...

   Всматриваюсь в лица детей. Занимаются кто чем: кто-то читает параграф, кто-то пытается отвлечься, периодически бросая взгляды на меня – какова моя реакция. Были незначительные взрывы, но замолкали сами собой, поднимали руки, спрашивали задание. Садились. Я отвечала тем же бесцветным голосом.

   Так хотелось плакать. Комок подходил к горлу, но я крепилась. Коля Т. уговаривает меня начать урок. Но я не могу!!! Что-то надломилось внутри, с чем я не могу справиться….
   Сергей Т. заглядывает в дверь, просит подойти к нему. Подхожу. Просит прощения. Но я так же угрюмо (зачем?) ухожу… Он зовёт ещё и ещё… Наконец, я разрешаю ему сесть.
   Коля просит разрешения выйти – раньше я не разрешала. Теперь же, пожимая плечами – "зачем, мол, спрашивать", говорю: "Иди".
   Серёжа спрашивает, что делать. Молчу. После паузы говорю: "Отдыхай. Устали работать, вот и отдыхайте". Кто-то подаёт совет, позвать завуча или классного руководителя. Но я не реагирую на советы….


   Звонок. Спрашивают, что задано на дом, но я ничего не говорю, лишь смотрю на них, а затем поднимаюсь и ухожу…
   Плохо… Только переступила порог, как комок вновь подкатил к горлу и глаза влажно заблестели… С трудом с собой справилась и села проверять тетради….
 Только что приходили Марина У. и Таня К., спрашивали, надо ли оставаться на седьмой урок. А я не знаю, что им ответить и, поддаваясь настроению, говорю: "Не знаю. Дело ваше. Хотите – оставайтесь, нет – идите.. Как считаете нужным. Решайте сами. Решите, придёте, скажите". И ушла.
   Зачем?
   Что будет теперь? Как теперь я войду в класс, я не знаю.
Знаю только то, что поступила я неправильно. Но где я оступилась и с чего началась эта "трещина", я не знаю, и теперь очень трудно всё вспомнить. А ведь начиналось всё более-менее удачно…

   Как замазать эту "трещину" я тоже не знаю…
   Где я переступила красную черту?

   Да, я ещё не привыкла  к классному шипению, шуршанию страницами, поднятым рукам и вопросам во время объяснения.  Мне нужна полная тишина, если я что-то объясняю. Незначительный поворот головы уже настораживает меня.         
   Говорят, что молодые учителя не видят класс, нет обзора, который, по мнению  опытных учителей, приходит с годами. Может быть, это и так. Только моя беда как раз в том, что я вижу, "чувствую" аудиторию, и это меня отвлекает – я замолкаю на полуслове, пытаюсь приучить детей к культуре поведения в классе. Я чётко понимаю, если ребёнок не умеет слушать на уроке объяснение учителя, он никогда не научится слушать других по жизни: коллегу на работе, жену или мужа в семье, детей, друзей… Ему всегда будет "хотеться" сразу высказать свою ответную мысль как отклик или возражение… А неумение выслушать, как мне думается, восходит к культуре общения, к общественному воспитанию. Может быть, я не права и это лишь мысли неопытного начинающего учителя.

   …А может быть, во мне бунтует моё ЭГО?

   Вот сейчас, когда я подробно описываю эту первую проблемную ситуацию, я прекрасно понимаю, что сама виновата. Но в чём? Что я сделала не так? Где та тоненькая ниточка, которую я упустила из рук, и позволила накалиться ситуации? Ведь дыма без огня не бывает. Чего я ещё не знаю или не понимаю в школьном лабиринте. И как себя вести дальше?
   Пока ответа нет.

   Во всяком случае, теперь это моя первая и, боюсь, не последняя учительская проблема – разобраться в себе и научиться чувствовать и ПОНИМАТЬ моих детей…
   Придёт ли когда-нибудь  это  понимание  и много ли я "наломаю дров" за это время становления  УЧИТЕЛЯ?



       !4 ноября 1973 год.


    Пришла с уроков. Почему-то так тяжело на душе. В пятом классе было подряд два урока русского языка, причём последними по расписанию… Это какой-то кошмар – вести русский язык последними уроками… Они уже выработаны, уставшие, внимание рассеяно. Да и усвоение материала никакое… Почему в младших классах ставят последними уроками такие сложные предметы? Ведь русский язык достаточно трудная для детского усвоения дисциплина.

    Общеизвестно, что для наилучшего усвоения "трудномозговых" дисциплин учёными определено время и дни, когда эти науки лучше усваиваются. Это второй,  третий  и четвёртый уроки в школе, и плодотворное  рабочее время – где-то с десяти до двенадцати и с пятнадцати до семнадцати часов. Это самое продуктивное время для усвоения  трудного материала. Мозг в это время работает чётко и интенсивно. Известно также, что для усвоения гуманитарного цикла  самым хорошим днём является вторник и совсем не продуктивным – пятница. Наверное, поэтому в городских школах (во многих) пятница – методический день у филологов.

    Я понимаю, что нельзя ставить всегда первыми уроки русского  языка. Есть ещё трудные предметы, требующие активного мышления. Это физико-математический цикл, это, безусловно, химия или биология в старших классах. Только у нас часто первыми уроками могут поставить труды или пение, физкультуру или рисование. Я не считаю эти предметы неважными. Вовсе нет. Только на этих уроках работают другие мозговые клеточки, другое напряжение ума и внимания. Если эти уроки грамотно построены, они могут являться разрядкой между сложными, более научными дисциплинами.

    Я – ученица послевоенного периода, и у нас преподавали   даже бывшие фронтовики или дети военного времени. Очень хорошо помню уроки рисования. Наш учитель, тогда ещё достаточно молодой, и нам казалось, очень высокий человек, немного прихрамывал, одна нога у него не сгибалась – и мы звали его "циркуль", необычно проводил свои занятия. Я любила эти уроки. Он ходил по классу, постукивая несгибаемой ногой (почему она не сгибалась, мы не знали), подходил к каждой парте, поправляя наши рисунки, и  рассказывал, рассказывал обо всём: о художниках, об исторических деятелях, порой не обращая внимания на то, что кто-то вставал со своего места  и подносил  ему под нос свой рисунок – чтобы он оценил его или поправил - он, не прекращая говорить, поправлял что-то, делал замечания и продолжал рассказ дальше. Иногда мы гудели, требуя, чтобы учитель обязательно подошёл именно к нему первому, а потом к другим.  Он не обращал внимания на это гудение, подходил к каждому по партам; срывался нечасто…

   Или уроки  домоводства. Их у нас  вела добрейшая Анна Семёновна. Мы готовили, шили. И очень редко  целый урок сидели за партами смирно и слушали учителя. Мы постоянно что-то делали руками.  Результат для меня: я немного рисую и, когда хочется отвлечься от обыденности, я беру кисти, холст или картон – что под руками – и расслабляюсь.  Умею шить, читать чертежи и сама строить выкройки, правда, делаю это редко – времени не хватает на подобные увлечения….
   Я не за такие свободные уроки по всем предметам. Просто после таких уроков мы легче переносили мозговые штурмы физики и математики, мы спокойно  воспринимали  объяснения по литературе или истории. Труды почти всегда ставили последними уроками, и мы знали, что напряжение четвёртого урока будет снято следующим.

   Сейчас у нас всё по-другому.  Часто трудные уроки ставят последними. А если это подростки, дети двенадцати-тринадцати лет, то могут возникнуть и проблемы….
Да, начало работы в школе уже  вызывает много вопросов и проблем…




   7 декабря.

   Алекс предложил на зимние  каникулы поехать в Москву. Без всякой причины и надобности. Погулять по городу, сходить куда-нибудь, может быть, повезёт, и достанем билеты в театр, в музей сходим… Идея понравилась. Отгулы есть. Отпросимся у директора и поедем.
А что в каникулы делать в школе? Учеников-то ведь нет! Вдохновлённые этой идеей, мы с удвоенной энергией  "подчищали" результаты наших деток: оставались после уроков, принимали зачёты, готовились к полугодовым контрольным, репетировали новогодние номера к ёлкам, совсем не уставали от перегрузок, впереди была цель – отдохнуть в столице.


3 января 1974 г.

   На Новый год ездила  домой.  Провели ёлки, закрыли ведомости и 29 декабря, написав заявление на отгулы, которые нам были положены за работу в выходные дни  на совхозных полях, поехали в родные пенаты… Дома всё в порядке. И слава  богу.  Предупредила родителей, что после Нового года на несколько  дней поедем в Москву.


10 января 1974 г.

     В Москву поехали после  новогодних праздников. Просто так, развеяться…  Поезд пришёл  на  вокзал  рано утром, и  мы, оставив  вещи  в камере хранения, поехали в центр. Утром, в поезде, чай пить не стали - решили позавтракать в городе. Где можно перекусить?  Да где угодно. Только нам хотелось чего-то необычного, ещё не знакомого.  Долго по этому поводу не размышляли. Алекс  резонно заметил: "Мы что лыком шиты? Имеем право пообедать в ресторане? Имеем! Вопрос, в каком?"  "В общем-то, да" - поддержали мы  бредовую  идею  друга. "Тогда идём в "Метрополь"!"   "Метрополь"?! С ума, что ли сошёл?  Звёздный ресторан.  Нас туда и не пустят!  Историческое место – и мы, сельские учителя, среди посетителей!  Но  Алекс – чудик.  "А мы что? Не люди? Чем хуже? Пошли!" -  и  мы направились к ресторану.  Любопытство  распирало. Очень  хотелось  прикоснуться к тайне  этого  заведения. Там  проводят своё  время  известные  люди: писатели, артисты…

    И вот мы теперь мы прорвём  этот  таинственно-знаменитый  шлейф  легенд… И всё-таки страшно.  Мы же провинциалы, не испорченные столичной цивилизацией. Остановились около  огромных  стеклянных дверей  в некоторой  нерешительности.  Совещались недолго. Чем мы хуже?  Можем позволить? Можем! Значит, идём. Как мне кажется, довольно смело открыли  мы  внушительные  стеклянные двери – тяжёлые – и  очутились  в небольшом "предбаннике". Назад  пути  уже нет: из  вестибюля  на  нас  взирал  швейцар. Идём дальше. Швейцар, мужчина  преклонных (как нам показалось) лет, распахнул перед нами двери и указал на  гардероб.  Смелость, думаю,  немного  поутихла, и  мы уже не так шумно протопали дальше. Нас было пять человек, но портфель  почему-то оказался  только у  меня (у друзей, видимо, были сумки, и они их оставили в камере хранения – не помню). Куда его? Не брать же с собой! Неприлично  как-то. Санёк, брат Алекса, нашёл выход: "Сдашь в гардероб с пальто. Ладно, раздеваемся!"  Дядька  внушительной   внешности, с усами, в форменной  тужурке  и фуражке, как мне показалось, настроен к нам недружелюбно.  И я оказалась права. Он  принял  наши  пальто  молча (не расслабляя мышц), с каменным  лицом, а когда я попросила его взять портфель, не выдержал своей роли  невозмутимого  "подавальщика" пальто и презрительно фыркнул:"В такой  ресторан  с портфелем не ходят! Мы чемоданы не принимаем!" - закончил он, даже не взглянув на меня,  "мол, знай своё место, дерёвня".

   Я огорчилась, настроение  испортилось, поняла, что просить бесполезно. Мы не перспективные  посетители  этого заведения, случайные и не свои. Он это узрел  сразу и позволил  этот хамоватый тон и бесцеремонность. "Да, ладно, нормально всё, пошли", - миролюбиво  сказал  Алекс и направился к лестнице.

    До сего дня  я  мало  бывала в подобных заведениях. Да что там мало! Вообще не бывала. Мы  все были глубокие провинциалы ("…глушь, Саратов…"),правда, образованные  и  в  меру  воспитанные.  Но  мы дети  своей  страны  и  недоступного  для нас нет ничего. Понятно, что наши  студенческие  кафешки – мелочёвка, в сравнении  с  этим  мэтром  развлечения, а настоящие  рестораны  нам  тогда были недоступны, да и неинтересны.  Даже не финансово, нет. Я со стипендии на третьем курсе купила  себе серебряный  перстень с янтарём, то есть, в принципе, можно  было бы и в ресторан заглянуть, только незачем  это было, да и некогда: были  дела поважнее  ресторанов. Ресторан "Россия", где мы отмечали окончание  вуза  не  в счёт.  Вот и получается, что это наша первая (надеюсь, не последняя)вылазка в злачное место.

    Вот по лестнице  мы  поднимались с некоторым  замиранием  сердца, с ощущением причастности к (высокому) новому, недоступному. 
    Большой просторный зал.  Стойка буфета  где-то  в  глубине. Небольшие  столики, в основном квадратные, покрытые  белыми накрахмаленными  скатертями. Мы только переступили границу ресторанного зала, как около нас вырос официант и осведомился, что мы желаем. Есть хотим.  Нас провели к столику в крайнем от входа ряду. Было утро  и  в зале совсем  немного посетителей. Тишина. Официанты двигаются  почти  бесшумно. Посетители  разговаривают  негромко. Огромный зал. Столики, сверкающие  кипельно  белыми  скатертями  и  блеском  таких  же  приборов, выстроены  почти  идеальными  рядами. Редкие, вероятно, постоянные, утренние посетители.  Всё это мы успели обозреть, пока ждали заказ. А ждали довольно долго и чувствовали себя в это время не совсем уютно. Открыто  проявлять  интерес к  посетителям  вроде  неприлично, сидеть  сиднем – ещё более неприлично.  Заказать минералку или вино – не догадались. Чем же себя занять? Невдалеке от нас сидели  несколько мужчин и оживлённо  беседовали. Чуть дальше – ещё пара, эти уже заканчивали  трапезу, стол  уставлен  пустыми тарелками…

   Друзья осторожно крутили головами, особенно  активна  была Таня, Ленкина  подруга  и  однокурсница, увязавшаяся  за нами  с определённой  целью: подготовиться  к  свадьбе. Я же  была  оглушена  репликой  гардеробщика и, спрятав  портфель под столом, сидела  смирно, лишний  раз  не решаясь привлечь  к себе  внимание.  "Топор проглотила" - это  про меня. Ребята  что-то  шептали  про артистов,  сидящих  в стороне от нас  и  увлечённо  обсуждающих что-то,я же  никого  не  видела  и  не  слышала - в  таком я была  напряжении.
 
    Но обед  показался  очень вкусным  и наш бюджет сильно  не  нарушил…
Наетые и  напитые, мы  вышли  из ресторана, уже  совершенно не  обращая  внимания  ни  на  гардеробщика, ни  на  швейцара у дверей… Теперь нужно  решить  вопрос  с  проживанием.  Как и где  можно  устроиться  нашей  компании? О гостинице  речи  не  шло.  Мест, конечно же, нет ни в одной, даже  захудалой, гостинице. Каникулы.
Как в  своём  обсуждении  мы  пришли  к  решению  снять  частную  квартиру, уже  не  припомню.  Помню только, что предложение  это поступило  от  Санька: нам подошёл  бы  домик и можно за  городом.

    Так  мы очутились в  Быково, во дворе частного сектора, в небольшом  домике-летнячке. Я не подозревала, что в Москве возможны такие постройки. Посёлок Быково недалеко от аэропорта Быково. До Москвы добраться несложно. Автобус. Метро. Или электричка и опять метро.
   Наша хозяйка – молодая полноватая женщина – привела нас в свою усадьбу. Иначе не назовёшь  этот  садовый  участок. Красота  неописуемая. Среди  частных  домов  почти  одного  типа, её участок выделялся  обширной  территорией  и  двумя  жилыми  постройками. Дом, добротный, с высоким  завалинком, обшитый досками, с резными ставнями  виднелся в глубине  участка.  А при входе, чуть левее  дорожки  стоял  небольшой  голубенький  домик, аккуратный, чистенький, как игрушечный,  светящийся  в  отблеске  заходящего солнца  среди  сугробов и уложенных поленцами дров. Судя  по убранству  внутри, это гостевой  домик. Две небольшие комнаты. В комнате мальчишек не была, а  наша, основная комната была прелестной. Ничего необычного вроде, но настроение  поднимала. Очень  светлая, чистая и уютная, хотя никакой  особенной мебели там  не было. Кровать, никилированная, накрыта белым пикейным  покрывалом с горой подушек, напротив – диванчик, платяной  шкаф, зеркало, несколько стульев и небольшой столик, тоже покрытый  белой  скатёркой…
 Да, наверное,следует описать природу – она немалое значение сыграла в нашем выборе жилища.

   В городе зимы не чувствуешь. Асфальт, очищенный от снега. О зиме напоминают  только белые крыши домов, а здесь – природа властвует над миром, она хозяйка и повелительница жизни  пригорода.
   День был солнечный, яркий и вокруг сугробы снега. Такой белизны я не припомню. Если только в нашей деревне за посёлком, в чистом поле. Деревья сада в сугробах, стволы торчат, весело помахивая  нагими ветками. Очищенные  дорожки. Так хорошо! Какое-то умиротворение окутывает тебя в такой красоте. Как бы сказал поэт, "девственная красота" окружала нас. Наверное, поэтому мы сразу согласились остаться здесь на несколько дней.

    Да и хозяйка подогревала наше любопытство своими "историческими рассказами". Всю дорогу от вокзала до домика она щебетала об особенностях своего жилища, о недорогой оплате, хотя могла бы и повысить её: ведь в этом домике "останавливался на несколько дней сам Валерий Харламов с  любовницей"! И поэтому у нас не должно возникать никаких сомнений по поводу аккуратности и уюта предлагаемого жилища!
  Бедный Харламов! Он, оказывается, не просто замечательный и всеми любимый хоккеист, он ещё и  "тайный любовник". Бедняга, он и не подозревает, что его случайная остановка вне города (без уточнения времени!) станет любимой побасёнкой   "хозяйки" невинного уединения и главной рекламой домика!  Ведь всем интересны  подробности жизни известных людей и небылицы постепенно переходят в "пикантные истории из жизни"…



    Не хочется писать, как подружка Лены немного испортила нам отдых, у нас оказались разные цели поездки: она выходила замуж и ей нужно было что-то купить, а мы поехали "поболтаться" по столице. День помучились, а потом я сказала, что она может заниматься своими проблемами, а мы своими...
 Поздно уже, пора спать 
Завтра напишу о здешних праздниках. Тоже безумно ново и интересно.



 12 января 1974г

    После возвращения мы сразу окунулись в школьную жизнь. Я почему-то думала, что каникулы в школе для всех. Оказывается - нет. Отдыхают только дети. Учителя работают, вернее, ходят на работу. В зимние каникулы ГОРОНО устраивает различные совещания, курсы и педсоветы.  В  каникулы проводят профсоюзные собрания, партийные и комсомольские, то есть  каждый день в коллективе какое-нибудь собрание. Иногда после таких совещаний учителя устраивали чаепитие у кого-либо на дому. Нас с Леной приглашала Евгения Ивановна, учительница начальных классов.
 
    Удивительно интересная особа! Она молодая, ей, наверное, лет тридцать - тридцать два, у неё семья: муж и двое детей, оба мальчики. Младшему годика два, старший учится во втором классе. Евгения Ивановна - среднего роста, средней полноты женщина с сильными плечами и руками. Я раньше удивлялась, видя на картинах колхозниц-красавиц с удивительно странной в моём понимании фигурой. Это девушки тоненькие в талии и с сильными мускулистыми руками и плечами. Почему-то казалось, что такого в жизни не бывает. Если сильные плечи, то обязательно должен быть сильный торс. Оказывается, бывает. Именно такая Евгения Ивановна. Круглое скуластое лицо шоколадного цвета в милых мелких веснушках, небольшие удивительно лукавые глаза с озорной искоркой и улыбка. Такая открытая, притягательная, очень милая.Наверное,  таких Шолохов определял - "с чудинкой". А уж на язычок ей лучше не попадать. Высмеет, подденет, да так, что обидеться невозможно - ни слова неправды. Евгения Ивановна умеет любую сложную или неловкую ситуацию превратить в шутку, сгладить неловкость точным словечком или лукавой улыбкой....А как блестят, играют озорными искорками её серо-зелёные глаза! Потрясающая женщина! Вот такая прекрасная русская красавица приютила нас. Пригласила к себе однажды и приворожила, наверное, навсегда.
 Мы пришли к ней в один из субботних вечеров времён нашего проживания в школе и остались на все последующие праздники и субботние вечера....



     13 января 1974 год.


     На каникулах я чаще стала собирать детей на репетиции. Уроков нет, дети свободны, да и у меня больше свободного времени. Всё равно все приходят на работу и до 12 часов что-то делают в школе, а я  эти часы занимаюсь с детьми. Для меня это лучше, нежели сидеть в учительской с тетрадями и слушать бренчание коллег. Вернее,  одной. Иногда её поддерживает ещё кто-нибудь, только мне это неинтересно. Конечно, чаще всего проявляет недовольство моя коллега - филолог.


 

       20 января 1974 год.


      Зима в этом году потрясающая. Снега много. У нас в городе тоже бывает много снега и его счищают на край дороги. От машин он темнеет и торчат эти посеревшие сугробы, неухоженные, мрачные...

      Здесь всё по-другому. Я не помню такого чистого, насыщенно-белого снега. Он какой-то воздушный здесь, кажется и не оседает совсем, так и возвышается белоснежным куполом... Здесь я снова встала на лыжи. В школе есть лыжи и их можно взять на прокат, что мы и делаем по выходным. Я уже и забыла, как это здорово: идти на лыжах ясным зимним днём. Вокруг в основном степь, леса нет. Старое и новое поселение разделяет неглубокий овраг, заросший кустарником и старыми деревьями. Я плохо знаю сорта деревьев, может быть, здесь липы, ясени, точно знаю, что есть ива. Её раскидистые ветки так олаписты и зелены весной и летом. А вот зимой они в снегу и этот снег задержался на ветках, создавая впечатление, что дерево раскинуло по веткам снег и обнимает кустарную поросль, защищая её от холода и ветра.. Да, вон как я отвлеклась на природе-то! Село очень красиво зимой. Да и развлечения совсем другие, не городские. В прошлую субботу Алекс предложил покатать нас на санях.

      В детстве я бывала в деревне у бабушки, маминой мамы. Видела коров и прочую деревенскую живность, но никогда на санях не каталась: ездили мы в деревню всегда летом или осенью, когда собирался весь клан маминой фамилии и на машинах, взятых маминым дядей (он был какой-то начальник),отправлялись в деревню помочь бабушке косить сено или копать картофель. Здесь совсем другое.
       Ночью к школе подкатила настоящая повозка: два коня (может быть, лошади? - в этом я так ничего и не понимаю), запряжённые в настоящие деревенские сани с соломой и лавочкой для кучера... Невероятно! Вошёл Алик и приказал взять пледы - они с ребятами приглашают нас прокатиться на санях. Погода сказоная. Тихо, снежно, звёзды то появятся, то скроются в облаках...
       Погода почти гоголевская... Мы с Ленкой быстро оделись и вышли к необычному транспорту. Меня немного смутило то, что в санях сидели ещё ребята из 10 класса, друзья нашего Алика. Меня их присутствие чуть сковывало, но и Алик и Ленка на  учеников совсем не реагировали. Алик-то понятно почему. Это были его друзья (я всё ещё не понимала, что такие отношения между учениками и учителем возможны), а Ленка, Ленка! Она тоже отнеслась к этому абсолютно спокойно. Хохочет, совершенно легко приняла их манеру общения. Они - ровесники.

      Это была удивительная ночь. Сказочная и потрясающая. Не думаю, что подобное в моей жизни может повториться.
 



      26.01 1974 год.


      Читаю А.Куприна. Почему, когда читаешь его рассказы о любви, в тебе вспыхиает такая потребность любви, столько энергии исходит...
     И хочется любить, хочется быть счастливой и верится, что только такая космическая любовь удовлетворит  человека полностью. Почему светло становится на сердце от этих рассказов?

     Я вглядываюсь в жизнь, в своё окружение. Хочется писать об учениках, о взрослых...
     После каникул я приехала очень спокойная, работоспособная и хандры не чувствую совсем. Может быть, этот год будет добрым годом?

      В 10-м классе есть интересные мальчишки, о которых стоит писать. Володя Д. - самый взрослый из десятиклассников. Ему уже восемнадцать лет. Он высокий, гибкий и тонкий. У него очень подвижная фигура. Ходит он в спортивной кофте на молнии ярко синего цвета.
      Живой у него и характер. Этому парню снизили поведение за первое полугодие до неудовлетворительного. И я очень сожалела на педсовете, что не работаю в старших классах и не могу выступить против такого решения. Хотя моё выступление не сыграло бы никакой роли в судьбе его - с ним бы просто не посчитались... Были против "неуда" и завуч Н.Ф. и учитель литературы Н.С., но и к их здравому смыслу не прислушались. Николай Иванович захотел - решил и постановил. Чем-то не нравится ему этот парень.
     А мне этот юноша нравится. Давно я заметила его в толпе десятиклассников, он показался мне тоньше, сложнее своих товарищей. Было  нём что-то располагающее, глубокое, настоящее. У меня создалось впечатление, что его резкость и излишняя резвость - оболочка, скрывающая внутреннюю цельность  и невозможность проявить себя по-взрослому. Он симпатичен. Но не внешность привлекает  нём, самое привлекательное в его внешности - глаза. Странные, удивительные глаза. Он никогда не отводит своего взгляда. Всегда смотрит прямо в глаза собеседнику. И взгляд  в упор, прямой, твёрдый, но не наглый, скорее непонятный. Видимо, этот взгляд и не понравился директору и некоторым сторонникам "неуда"... Наверное, в этом вся его проблема. Таких детей нельзя обманывать, с ними нельзя лукавить. С ними необходима честность и правдивость.
      Представляю, какие вопросы способен задавать Владимир на уроках истории и обществоведения! А эти предметы у них и ведёт директор школы, как я уже знаю, не отличающийся последовательностью в своих действиях и решениях. Непонятно только одно: при всех особенностях характера, администратор обязан обладать ещё и опытом работы с людьми, в данном случае - с детьми, а дети - особая категория людей. Затем - педопыт, знание возрастной психологии? Неужели это только теоретические вузовские выкладки, которые неприменимы на практике? Всё это мне ещё предстоит проверить. А пока много нового, часто не совсем понятного, того,  чему в институте не учат...

       Но мне помогают институтские знания. Во всяком случае, заставляют акцентировать внимание на нестандартных вещах и думать, думать, анализировать события.
        Не всегда это удаётся сразу. Бывает, что не хватает времени сразу всё записать и проанализировать, а спустя время эмоции притушёвываются, бледнеют.




       27.01 - 5.02. 1974 год.


       И снова о Владимире Д.
       Я никак не могу его понять. Заметила я его давно, потом услышала, что он из таких, которые могут на уроке сбить учителя с мысли, если тот плохо подготовился. Можно отметить, что некоторые учителя его любят и все его выходки относят к подвижности и его характеру... Он взрослый парень, а может пробежать по коридору, словно ребёнок. Я мало с ним сталкивалась. Правда, на физическом вечере я с ним даже танцевала... Очень странно. Л.Н.(учительница математики) говорит, что Д. не пьёт и не курит, но в тот вечер от него пахло чем-то, и запах был неприятный...

      Я замечаю, что он тоже изучает меня. Встречая его взгляд, я наблюдаю абсолютно разное выражение, это порой неприкрытое любопытство, иногда взгляд серьёзный, словно мысли его ко мне связаны с вопросами, а иногда это вызывающий взгляд в упор. Видимо, в деревне особое отношение к молодым учителям, и им приходится не только утверждать права учителя в своих классах, но и среди других учеников школы, к которым не имеешь непосредственного отношения.

       А может быть, это связано и с тем, что Алик, преподаватель физики, чрезмерно близко общается со своими учениками, особенно со старшеклассниками. Мы с Леной нашли друзей среди преподавателей и нам нет нужды искать благосклонности взрослых учеников. Алик же почему-то ни с кем из мужчин-учителей особенно не общается,  для общения  он выбрал старшеклассников. На правах друзей, "панибратство" так называемое. Они говорят ему "ты" и называют по имени... У меня ощущение, что эти отношения вызваны не тем, что он их, учеников, поднял до своего уровня, а  сам "опустился" на ступеньку ниже, чтобы быть "таким, как они". Я не против близости учеников и учителя, просто я не считаю, что для этого надо "упрощаться", "уподобляться" ребёнку. Даже если это и старшеклассник. Думаю, достаточно быть внутренне ребёнком, то есть сохранить в себе ребёнка, и в сочетании со взрослым опытом и мудростью общаться с детьми, не переходя границы. Но это мои мысли, мой взгляд на отношения учителя и учеников. Я бы не хотела, чтобы отношение ко мне зависело от вседозволенности.

      У учителя должна быть позиция, своя точка зрения на все вопросы и она не зависит от мнения детей. Он может понимать, принимать мнение детей, но обязательно озвучивать своё отношение и не опускаться до обсуждения поступков или поведения своих коллег с учениками....

       Может быть, это внимание к нам с Еленой вызвано какими-то разговорами с Аликом? Не знаю.

       Но продолжаю.
       На днях был вечер встречи выпускников. Народу было много. Да и вечер прошёл хорошо. Ребята много танцевали, подходили к своим учителям, общались между собой. Не секрет, что после окончания школы далеко не все остаются в совхозе. Уезжают в город, в райцентр. Учиться или работать. Поэтому вечер встречи для них в полном смысле - "вечер встречи". Был на этом вечере и Володя Д. Пришёл в своей обычной спортивной куртке, только под ней белая рубашка и галстук. На торжественной части сидел в фуфайке. Потом снял.   Но в центр зала так и не прошёл. Сел на подоконник и смотрел на танцующих. Потом ушёл. Я думала, что он ушёл совсем и удивилась, зачем приезжать из другого села? Чтобы посмотреть на танцующих? Непонятно. Весь вечер он был грустный, а если не грустный, то задумчивый....
       Мы много говорили с Л.Н. о 10-м классе. Говорили и о нём. Пришли к общему мнению, что он "хороший парень". Л.Н. шутливо пообещала ему, когда он вошёл и сел впереди нас, "посмотреть, кого он пойдёт провожать". Она вообще очень хорошо общается с ребятами, мне нравится её полушутливая манера общения - и ведь никто не обижается на её замечания, а они могут быть и колкими. Но Д. сделал такую гримасу, что все засмеялись. Но что могла значить эта усмешка? Или: " куда там, уследишь!", или же - "вот ещё! очень мне нужно кого-то провожать!" Интересный парень. Хочется разгадать его...

       Или Коля Т. из его же класса. Очень любопытный мальчик. С ним легко говорить на любую тему, с  Д. это невозможно. Но и в нём загадка, понять которую я ещё не сумела. Это тоже глаза. Но его глаза, их выражение совсем другое....





      9 февраля 1974 года.


     Неудача в 7 классе. Опять 7 класс. Что с ними делать, я не знаю. Каждый урок истории для меня настоящий кошмар! Сегодня день начался нормально. Я успела за урок-окно проверить дневники. Все часы прошли быстро. Даже несмотря на то, что суббота и в 4-ом классе на литературе осталось время. Но там я не устаю, и мне сосем нетрудно вести мои предметы. Но вот с историей настоящий кошмар. Я не знаю, что делать. Ясно, я не владею методикой ведения урока истории, я не владею свободно и материалом, но кроме всего этого я ещё и не владею и классом. А это самое страшное и самое главное. Видно, мне не придётся работать  в школе. Я до сих пор не научилась рассказывать материал под аккомпанемент ученического перешёптывания. И это самое главное в  моих неудачах. Я замолкаю и жду. Чего? Не знаю. Начинаю их успокаивать и теряю драгоценное время. Вот и сегодня. Я вошла под шумок. Даже ещё не успела войти, ждала минуты две, пока они успокоятся - в классе была Елена П., хотя и ей ясно, что после звонка на урок в классе без причины не может оставаться и классный руководитель тоже. Ей пришлось напомнить, что уже был звонок на урок...

      Вошла. В классе шёпот, некоторые продолжают драться - меня не видят. Наконец, увидели. Замолчали, встали. Опять жду, когда все успокоятся. Ал. играет железным прутиком, меня не замечает (или делает вид), хотя стоит хорошо. Бар. кого-то успокавиает, Зол. повернулся  вполоборота, беседует с Таней Т...

      Дождалась, пока успокоятся, как следует встанут. Это уже минуты 2-3 прошло. Посадила. Открыла журнал, стала смотреть, кого нужно спросить, чтобы отдать журнал Е.П. Сидят тихо, лишь изредка слышен шепоток. Снова успокаиваю. Начинаю опрос....

      Я люблю историю и в свободной беседе легко ориентируюсь в событиях, а на уроке куда девается моя лёгкость и уверенность - не знаю. Меня сбивает любой шорох, поворот головы или шепоток... Я замолкаю и жду... Почему - не знаю. Привыкну ли я когда-нибудь не реагировать на подобные мелочи? ("Мелочами" это считают мои коллеги. Так ли это?)




         18.02 1974 год.


       Сегодня я дежурная.
       Занимаемся с 12-30. Вчера весь день промолчали с Е., да проспали, а сегодня приходится отдуваться.

       Вообще-то писать желания нет...

       Н.Ф.(завуч) проводила Павлика Д. домой подстригаться, за родителями. Он ушёл с моего урока да так и не появился до конца дня. Прогулял. А вечером вдруг пришёл за сумкой, да не один, а с другом. Но я говорила с ним очень сердито и сумку не отдала.

      Сейчас не могу представить, что я с Петей З. была в дружеских отношениях и он помогал мне делать стенд И.А.Крылова... Сейчас я с ним постоянно ругаюсь и меня раздражает его непонятливость. Хотя я смутно представляю  его состояние и делаю вывод, что все им делается не на зло. Просто он так думает. Он ничего не видит плохого в том, что зашёл в чужой класс просто так...

        А Павлик Д. портится. Стал хуже заниматься, много гуляет и мало учит. Надзора дома нет никакого. Была у них два раза. Первый раз зашла - сделалось жутко; такая грязь в комнате, даже не похоже на жилое помещение. Всё разбросано, полы грязные. Мать лежит на кровати в одежде. Отдыхает, на другой постели - взрослая девушка с малышом... Мама его работает свинаркой. Очень устаёт. Семья большая, кажется, четверо детей, самая младшая девочка - ещё малютка - грудной ребёнок. Старшая дочь не работает и не учится. И не следит за квартирой...
       Теперь понятно, почему Павлик ходит в несвежей рубашке... Собственно, нормальных условий  для занятий в семье нет. Родители не проверяют его и методом воспитания служит ремень.... Искать помощи нет смысла и жаловаться - только раздражать и ребёнка, и родителей... Надо что-то придумать, чтобы пробудить хоть какой-то интерес к школе и изменить отношение к самому себе самого Павлика... Да, дела...