М. М. Кириллов Незаметные люди Рассказ

М.М.КИРИЛЛОВ

НЕЗАМЕТНЫЕ ЛЮДИ

Рассказ

             Приехав в Саратов из Ленинграда в июне 1966 года на новое место моей службы, мы всей семьёй почти год жили в частном секторе. Квартиру обещали только в следующем году. Мы – это я, жена Люся и двое детей. Мы были молоды: мне было 33 года, жене – 29 лет.
            Сначала мы поселились в доме на 5-м Силикатном проезде, у очень хороших людей, но из-за отсутствия кроватей пришлось спать на полу, благо было лето. Чуть позже мы переехали в частный дом на улице Большая Горная, у Глебычева оврага напротив бани (знаменитые саратовские трущобы). Выбор у нас тогда был небольшой.
      Комната в бревенчатом доме, в котором мы поселились, была площадью всего в 6 кв. м. с туалетом на улице. Две койки и столик. Не комната, а комнатёнка. Наши вещи оставались в Ленинграде. Мусор, как и все жители здесь, мы выносили в овраг (зимой вывозили на санках). Зато кухня в доме была большая и тёплая. Хозяйка, пожилая женщина, относилась к нам хорошо, любила угощать нас компотом из сухофруктов, но страдала большими припадками эпилепсии. По ночам, бывало, как врач, я удерживал её в кровати при возникновении припадка, чтобы она не упала. Потому нас и пустили в этот дом, что я был врачом. В общем, не жили, а мучались.
       Однако, по вечерам за хорошо освещённым столом в тёплой кухне я писал текст своей кандидатской диссертации, сделанной ещё в Ленинграде, а дочка, пятиклассница, делала уроки. Нам никто не мешал.
        Трудно жили, по молодость брала своё. Осенью возил почти готовую работу в Ленинград, к своему учителю, профессору Е.В.Гембицкому, где тот её правил. И весной следующего года стал готовить диссертацию к защите в Совете здешнего мединститута. Всё это время мы жили ожиданием своей собственной квартиры. Это было бы тринадцатым жильём по счёту для нашей семьи, что было весьма типично для военного человека в звании майора в те годы. Но до этого нужно было ещё дожить.
      Наконец, настало время уже готовую диссертацию отпечатать и переплести. И это было тоже не легко, город был большой, но не было знакомых и опыта. Не помню как, но жизнь столкнула меня с людьми, которые за скромную плату брались помочь мне выполнить эту задачу. Память о них не менее дорога для меня, чем сама диссертация. Об этих людях и пойдёт речь в моём рассказе.
        Не помню уже, но кто-то познакомил меня с машинисткой, работавшей на дому. Это была женщина хрупкого телосложения, лет тридцати, еврейка. Она жила на улице Кирпичной недалеко от Глебычева оврага, ниже проспекта имени Ленина. Её жильё находилось в небольшом дворе с воротами, в двухэтажном деревянном доме, в одной из комнат большой коммунальной квартиры.
       Раз в неделю я приносил ей написанную от руки главу своей работы и забирал отпечатанный текст. Она работала машинистской в какой-то конторе в городе и на своей машинке подрабатывала дома. Зарплата у неё была небольшая, и без приработка ей было бы не прожить. 
        Она жила одна, хотя, по её словам, в городе у неё были какие-то родственники. Обстановка в комнате говорила о бедности хозяйки. Правда, в комнате было тепло.
        Почти сразу я обратил внимание, что её соседи относятся к ней враждебно. По пустякам устраивают скандалы, угрожают, в лицо обзывают жидовкой, разве что не бьют. Она вынуждена была даже уйти с общей кухни и готовила себе завтраки и ужины прямо в комнате на электрической плитке. Соседи требовали, чтобы она не стучала на пишущей машинке по вечерам и не мешала им спокойно бухать. Были трудности и с общим туалетом. Она и ходить-то в общем коридоре старалась незаметно, как мышь, лишь бы не нарываться на оскорбления.
       Я обратил внимание, что, во время моих визитов к ней, соседи трусливо умолкали и «уползали» в свои комнаты. Видимо, понимали, что в квартиру приходит старший офицер, всё-таки какая-то власть, и приходит по серьёзному делу. Мало ли что…
       Вы понимаете, ничего особенного. Обыкновенный бытовой антисемитизм. В его основе лежит преследование более слабого и незащищённого человека, к тому же без свидетелей, да ещё, к несчастью, одинокой еврейки, такими же, тоже социально бедными, людьми, но защищёнными их массовостью и абсолютной безнаказанностью. Обстановка беспредела. Таким образом, они вымещали на более слабых трудности своей собственной ущербной жизни, и им казалось, что они успешно доказывают своё превосходство над ними. Это могла быть и не еврейка, а какая-нибудь мордовка. Сильный нуждается в унижении слабого, чтобы чувствовать себя сильным. Это нам досталось от животного мира. Наверняка, читатель знает это и без меня. Этот пример не единичен. Сколько ещё таких же машинисток, библиотекарей и парикмахеров ютятся «в людях» на улицах Кирпичных и в наше ущербное время?
        Через месяц работа с моей Софьей Гершевной, так звали мою знакомую, была завершена, я расплатился, и мы расстались. Больше я её никогда не видел.
       Вычитывая рукопись, я её должен был её исправлять, тем более, что в печатном тексте недостатки замечались лучше, и это вскоре потребовало печатать и окончательный вариант диссертации. Посовтовали машинистку, работавшую именно над печатанием диссертаций. Это была пенсионерка, высоко ценившая свой труд, грамотная и немного чопорная. Она работала на дому и только днём. Она знала толк в бумаге, в расположении текста и в подборе шрифта.
       Я бывало подолгу сидел с ней, пока она работала. У неё был больной после ранения муж. Оба они в прошлом были фронтовики. Она и на фронте работала машинисткой. Классный специалист. Мы подружились и даже частенько вместе пили чай. По секрету она рассказала мне как-то, что в военные годы была машинисткой штаба в секретной фронтовой организации СМЕРШа. Её организованность выдавала эту школу.
        И этот этап работы уже над оформлением окончательног текста диссертации закончился. Это было уже в апреле. За свою работу она, к удивлению, взяла с меня не дорого. Позже, уже после успешной защиты диссертации, я встречал её вместе с мужем не раз на прогулке в соседнем саду «Липки». 
        Вскоре потребовалось срочно переплести три экземпляра готовой диссертации. Приближалась дата защиты, а предстояло съездить с уже переплетённой работой в Ленинград, к академику Н.С.Молчанову, моему официальному научному руководителю.
        Кто-то из врачей порекомендовал мне знаменитого в городе частного переплётчика.
       Однажды этот человек пришёл ко мне прямо в клинику. Это было ещё в старой Областной больнице. Незаметный внешне, очень спокойный пожилой человек. Фамилия его действительно была известна в Саратове. Это был переплётчик многих здешних медицинских диссертаций. Он предложил мне образцы переплётной обложки разного цвета, на выбор. Синий, зелёный и серый. Я выбрал серый. По-скромнее как-то. И не противоречило теме диссертации «Нарушения водно-солевого обмена при сердечной и лёгочно-сердечной недостаточности», что-то вроде цвета водного раствора… Договорились, что я саму работу принесу ему домой. И он ушёл так же тихо, как и пришёл. Я побывал у него. Жил он аскетично, весь погружённый в работу. Переплетал диссертации, старые книги, документы. Никогда не торопился. Очень ценил качество своего труда. Мастер. И при этом оставался неизменно скромным и интеллигентным человеком.
       Где он переплетал диссертации и книги? Где-то в городской типографии, в которой работал до пенсии. Нужны же были резательные машины и прессы.
        Через три дня аккуратные свежепереплетённые экземпряра диссертации серого цвета были у меня в руках. Взял он с меня поразительно мало, словно был благодарен мне за то, что я удостоил его чести сделать этот переплётный шедевр. Тем более, что он даже сам притащил не лёгких три экземпляра диссертации к нам в клинику и, порадовавшись вместе со мной, также тихо и незаметно вышел из клиники на улицу.
        Диссертацию в Ленинграде академик Молчанов прочёл быстро. Остался доволен. Дал официальный отзыв. И я, вернувшись домой, сдал работу в Диссертационный Совет Саратовского мединститута. Выделили мне официальных оппогентов (профессора М.С.Образцова, Е.Ю.Махлин и К.И.Бендер). А в июне состоялась защита. Все члены Совета проголосовали  «за».
      В это же время мы получили собственную квартиру на улице Шелковичной и, перевезя вещи из Ленинграда, вьехали в неё. Это было счастье.
       В защите диссертации, написанной мной на кухонном столе в доме у Глебычева оврага, в судьбе которой большая роль принадлежала известным учёным, невольно и незримо участвовали и маленькие, незаметные, люди, о которых я рассказал. Я их помню и сейчас. Я горжусь ими. Их человеческой заботой и мастерством создавалось и буквально одевалось то, что позже становилось ступенькой в науке. И не у меня только. Сколько их было в моей жизни потом! Без малого не бывает большого.
        Г.Сарат ов, ноябрь 2017 года