По долинам и по взгорьям

Отрывок из книги «Треснувшая жемчужинка: из истории казачьего села Благодатного».

 «История развития политических партий показывает, что зачастую они руководятся кучкой дельцов, стремящихся подчинить интересы государства и нации своим личным интересам. Увлечение партийной борьбой погубило нашу Родину».
Г.М. Семенов

 «Если бы в тот трагический момент нашей истории не нашлось среди русского народа людей, готовых восстать против безумия и преступления большевистской власти и принести свою кровь и жизнь за разрушаемую родину, – это был бы не народ, а навоз для удобрения беспредельных полей старого континента».
А.И. Деникин

 «Мы восстали потому, что желаем помочь нашей Советской стране свергнуть палача Колчака, восстановить советскую власть в Сибири и на Дальнем Востоке и прогнать интервентов».
И. Самусенко

 «Нам известна еще далеко не вся правда о той братоубийственной Гражданской войне, которая принесла народам России неисчислимые страдания, массовую гибель, прежде всего, мирного населения, неведомые ранее по своим масштабам гонения на церковь, жестокий и бессмысленный террор, уничтожение целых слоев населения только из-за неправильного происхождения – слоев, многие представители которых составляли подлинное достояние старой России».
Н.С. Михалков




                Перевернем Россию

      «Дайте нам организацию революционеров, и мы перевернем Россию!»
                В.И. Ленин

      «Перевернем Россию» – не переделаем, перекроим, перестроим, переобустроим, наконец. Перевернем… с ног на голову! Перепортим, перекромсаем, перековеркаем, перепачкаем в грязи и крови. Эта знаменитая ленинская фраза наглядно показывает, как хрупок этот мир, что перевернуть его под силу кучке самозванцев.
      В начале зимы благодатненские фронтовики начали возвращаться домой. Приезда их ждали не только измученные неизвестностью о судьбах родные, но и вся станица. Накануне, не то «Уссурийский казачий вестник» – не то «Уссурийский край» опубликовал обширную информацию о разложении армии и спровоцированном большевиками массовом дезертирстве солдат с огневых позиций. Объяснений на этот счет ждали от своих фронтовиков.
      День выдался ветреный и морозный. К полудню в доме Егора Алексеевича Филиппова собралось человек тридцать. В передней избе так накурили, что дым не успевал выветриваться через настежь открытые двери. Ответ перед земляками держали хозяйский сын Григорий и сродник Федор. Они уже несколько раз пересказали, как в Уссурийских казачьих частях избрали комитеты. Про приказ Временного правительства, разлагающий армию изнутри, массовое дезертирство солдат, повсеместное неподчинение офицерам и о том, что только казаки сохранили боевой порядок, организованность и дисциплину.
      В условиях отсутствия фронта как такового они не знали, что делать. Некоторые оказались прореволюционно настроены. Вот тогда-то и проявил себя Калмыков. Имя Ивана Павловича до сей поры не было известно благодатненцам, но то, что услышали о нем, позволило проникнуться симпатией к будущему атаману. Калмыков командовал сотней, отличился в боях с германцами, за что получил в награду георгиевское оружие и крест. В ситуации неразберихи и хаоса он бросил клич уссурийцам: «Айда домой! На Дальнем Востоке у нас своих дел невпроворот!» Ему удалось изыскать эшелоны и обеспечить организованный выезд казаков по дестабилизированной железной дороге.
      «А как же незаконченная война? – резонно поинтересовались станичники. – Раз линии обороны нет, германцы и австрияки сызнова попрут в наступление?» В ответ услышали о странных заверениях вождя большевиков Ленина. Суть их сводилась к демагогии о том, что солдаты противоборствующей стороны такие же рабочие, крестьяне, пролетарии. Они воевать тоже не желают и после имевших место братаний на фронтовой полосе против российского трудящегося не пойдут. Стало быть, войны не будет. Станичники отнеслись к этому скептически: «Знамо, миром дело не кончится».
      Прибывшие с фронта казаки были крайне разобщены по политическим убеждениям. Одни безоговорочно поддержали решение проходившего накануне Третьего войскового круга: «Уссурийское казачество, являясь частью трудового народа и имеющее свои культурно-бытовые особенности, остается как таковое». На Четвертом войсковом круге, проходившем в Имане, большинство казаков советской власти не признало и избрало войсковым атаманом двадцатишестилетнего И.П. Калмыкова; другая часть, напротив, выступила с поддержкой новой власти. Газета «Дальневосточные известия Совета рабочих и солдатских депутатов» от 28 марта 1918 года писала: «В Никольске-Уссурийском состоялся Третий полковой съезд Уссурийского казачьего войска, на котором присутствовало 1500 казаков. Съезд принял резолюцию: «Уссурийское казачество признает власть трудящихся в лице Советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов. Считает необходимым распустить войсковое правление и создать Совет депутатов Уссурийского трудового казачества. Съезд призывает всех трудящихся к борьбе с врагами, изменниками и предателями – семеновцами, каледенцами и другими прислужниками капиталистов».

                По долинам и по взгорьям

      Старожилы Благодатного помнили, что в Гражданскую войну белые казаки пели песню «По долинам и по взгорьям». Восстановить по памяти текст спустя годы не удалось, а из обрывков фраз «шли корниловцы», «спасение народа» и «героический оплот» складывались всего две строчки: "По долинам и по взгорьям шли корниловцы в поход. Во спасение народа героический оплот".
      Слова про корниловцев мало подходили уссурийским казакам, но «разгромили атаманов, разогнали воевод» тем паче не соответствовали сути, ведь большинство их все-таки сражалось под началом атаманов и последнего в истории России воеводы. Поиск следов утраченного текста «По долинам и по взгорьям» привел к неожиданным результатам. Оказалось, авторство песни спорно. Первоисточником ее считается созданный в 1915 году «Марш Сибирских стрелков» на слова В.А. Гиляровского и музыку Атурова. Существует версия, что мелодия была значительно усовершенствована Дмитрием Покрассом, получившим заказ от Дроздовского полка Добровольческой армии Корнилова, а спустя год композитор ее же приспособил для красной конницы Буденого. Очевидно, полюбившуюся добровольцам юга России мелодию ветром Гражданской занесло в Приморье. Участник партизанского движения Петр Парфенов написал новые слова, и песню подхватили по другую сторону огня. В сущности, ничего удивительного в этом нет – песня разделила судьбу народа, втянутого в братоубийственную войну.
      Не успели отгреметь исторические залпы «Авроры», возвещая о победе в России социалистической революции, а три недели спустя на Дону начинается формирование Добровольческой армии. Впоследствии все территории казачьих округов станут очагами сопротивления, и последним оплотом Белого дела – Приморье.
      3 января 1918 года ВЦИК одобрил ленинскую «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», тем самым благословив вовлечение в военные действия гражданского населения: «Декретируется вооружение трудящихся, образование социалистической Красной армии рабочих и крестьян и полное разоружение имущих классов». На первых порах в рабоче-крестьянскую Красную армию (РККА) Приморья, как и повсеместно, пытались принимать на тех же условиях, что и в партию большевиков: добровольно и по рекомендации. Не вышло. Не помогло и воззвание к гражданам Дальнего Востока: «Будьте готовы к борьбе с врагами трудового народа. Вооружайтесь!» От высоких фраз молодая советская власть перешла к мобилизации. Мобилизация в РККА вместе с военным положением в Приморской области были объявлены Четвертым Краевым съездом Советов, проходившим 8–14 апреля 1918 года в Хабаровске. Помимо этого, в городах и селах по территориально-производственному принципу началось создание отрядов Красной гвардии. Из состава революционно настроенных уссурийцев младший урядник Г.М. Шевченко организовал Красный казачий отряд.
      В начале 1918 года в Забайкалье казачий атаман Г.М. Семенов объединил накануне сформированные монголо-бурятские части с семеновским пешим полком в Особый маньчжурский отряд численностью в пятьсот сабель. Спустя несколько месяцев И.П. Калмыков собрал под своими знаменами около тысячи уссурийских казаков, не признавших советской власти. В Благовещенске атаман И.М. Гамов объединил сводные казачьи части и белогвардейскую дружину, в которую вошли мещане и гимназисты (более 4 тысяч человек). В зоне отчуждения КВЖД полковник Н.В. Орлов из кадетов Хабаровского кадетского корпуса, казаков забайкальских сотен, ранее базировавшихся в Гродеково, и прочих добровольцев сформировал отряд. Стоит отметить, зона отчуждения КВЖД во главе с управляющим генерал-лейтенантом Д.Л. Хорватом в период Гражданской войны на Дальнем Востоке стала тылом для войск сопротивления большевистской власти и местом спасения русских беженцев.
      Начало Гражданской войны на Дальнем Востоке ознаменовалось активными антисоветскими действиями. В Забайкалье атаман Семенов со своим отрядом ликвидировал советскую власть на КВЖД и начал наступление на Читу. Из красноармейцев Владивостока, Хабаровска и Благовещенска был экстренно сформирован Первый дальневосточный социалистический отряд под командованием коммуниста,
владивостокского рабочего В.А. Бородавкина. Командные должности в отряде заняли военспецы бывшей царской армии, среди которых прапорщик С.Г. Лазо. Отряд был хорошо вооружен и имел два бронепоезда. После неравных боев Семенов с остатками своего отряда отступил в Маньчжурию.
      6 марта атаман Гамов с казачьими частями и дружиной занял Благовещенск. Против белогвардейцев был брошен сагитированный большевиками эшелон демобилизованных солдат и двенадцатитысячный отряд красной гвардии. Через семь дней упорных боев белогвардейцы сдали город.
      В мае из Маньчжурии в районе станции Гродеково с боями прорвались отряды Калмыкова и Орлова общей численностью в полторы тысячи сабель. Против них был развернут Гродековский фронт. Несмотря на численное превосходство, красногвардейцам не удавалось удерживать оборону, им на помощь спешил вернувшийся из Забайкалья в Хабаровск Первый Дальневосточный отряд Красной армии. Газета «Крестьянин и рабочий» от 12.06.1918 г. в восхищении писала: «Растянутый на десятки верст по местным сопкам, взрытый окопами Гродековский фронт производил величественное впечатление, как показатель той мощи и силы, которые таятся в революционном подъеме рабочих масс». Восхищение оказалось преждевременным – события 29 июня изменили последующую расстановку сил.
      Чехословацкий корпус под командованием М.К. Дитерихса, ожидавший отправки на родину из порта Владивосток, нарушив обязательства о соблюдении нейтралитета, вступил в военные действия и ликвидировал советскую власть в городе. За исключением отряда интернационалистов, поддержавшего революционные войска, остальные части корпуса, выступили на стороне белых. Против белочехов был образован Уссурийский фронт.
      Одна из особенностей Гражданской войны в Приморье в том, что в нее с большим численным перевесом над отечественной составляющей оказались вовлечены представители иностранных государств. Без участия интервентов незначительным белогвардейским формированиям даже на короткое время едва ли удалось бы сломить советскую власть, вместе с тем их роль неоднозначна и весьма. Официальным поводом для высадки американцев, французов, итальянцев, англичан и т.д. явилось обеспечение отправки на родину чехословацкого корпуса. Но с какой целью бывшие товарищи по Антанте всеми силами стремились удалить боеспособное военное формирование за пределы охваченной гражданской войной России? Япония использовала в качестве предлога для ввода своих войск убийство во Владивостоке двух японских коммерсантов, за годы Гражданской войны ее контингент – более 117 тысяч человек – превысит общее число красных, белых и прочих интервентов вместе взятых. Как справедливо заметил А.В. Колчак, «Япония и США стремятся использовать наше затруднительное положение в своих собственных интересах, которые настойчиво диктуются возможностью большего ослабления России на Дальнем Востоке» .
      Боевое противостояние белых и красных – одна сторона Гражданской войны, есть и другая, не такая заметная, но в не меньшей степени повлиявшая на ее исход. Она вершилась в кулуарах и на политических тусовках. Малопонятная далеким от политики и дипломатии простым солдатам войны, она жестоко и цинично сталкивала в междоусобице – борьба за власть. Д.Л. Хорват – управляющий КВЖД объявил себя временным Верховным Российским Правителем, параллельно создан орган под абревиатурой ВПАС (Временное Правительство Автономной Сибири, территориально распространившее влияние на Приморье) под руководством П.Я. Дербера. И, пусть даже, первый оставался неизвестен рядовым жителям Приморья, но он генерал, государственный человек и ярчайший представитель своего времени, второй – личность «мутная», какой-то социалист-аграрий. После падения ВПАС образовалось Всероссийское правительство адмирала А.В. Колчака. Оно стало первым, признанным на территории УКВ правительством, что нашло отражение в материалах проходившего 1 марта 1919 года Шестого войскового круга. Тем временем в недрах политических кругов уже была готова кандидатура на замену атамана Калмыкова – в лице войскового старшины УКВ Г.Ф. Февралева.
      Это лишь некоторые, отправные моменты первого этапа Гражданской войны, а между ними – бесконечная череда боев, сожженные дотла деревни, сотни потерянных жизней. Газеты того периода писали о многочисленных бесчинствах, ужасах белого и красного террора: «16 июня 1918 г. банда атамана Орлова заняла Хороль. Здесь они учинили зверскую расправу над активистами. На церковной площади были схвачены, а затем после страшных пыток зверски убиты Денис Старун, Яков Костюк, Григорий Комисаренко»; «В ночь на православную Пасху изуверами из красной банды Тряпицына из тюрем Никольска-Уссурийского и Имана были взяты сто двадцать три человека, главным образом офицеры конно-егерского полка вместе с полковником Враштелем. Они были посажены в вагон и увезены на станцию Верино, после зверских мучений все были убиты» .
      А вот записи из метрических книг: «10 июля 1918 года вольноопределяющий казачьего полка Владимир Гапченко 22 лет убит большевиками», «младший урядник Егерского полка из Никольска-Уссурийского Анатолий Львович Фурманов убит большевиками», «казак поселка Барабаш-Левада Павел Николаевич Зачуротин 33 года найден в окрестностях убитым» (Гродековская церковь), «12 января 1920 года священник Алексей Славин брошен в колодец партизанами» (Новобельмановская церковь), «8 августа гражданин Николо-Михайловки Иван Галактионович Тютюнник 40 лет убит партизанами» (Озерненская церковь).
      Строки, вероятно, первой книги о партизанском движении Приморья, изданной Истпартом ЦК ВКП(б) в 1928 году, дополняют скорбную тему: «Моральное состояние партизанских отрядов было далеко не благополучно. Господствовали «батьковщина», произвол, грабежи. Некоторые товарищи доходили в своих самодурствах до того, что стали применять среди крестьян-староверов – это самые реакционные элементы приморской деревни – порки и беспричинные расстрелы» .
      В советской историографии события Гражданской войны были доведены до логического уровня: белые зверствовали, красные – заслуженно карали, противоборствовали строго по классовому принципу: на стороне красных – трудящиеся, беднота; на стороне белых – богатеи всех мастей (дворянство, верхушка казачества, духовенство, офицерство). Интервенты тоже за белых.
      В действительности, классовый принцип играл отнюдь не принципиальную роль. Казаки и офицеры, независимо от материального положения, воевали и в тех и в других формированиях, большинство – в белых. Большинство рабочих и крестьян воевало у красных, регулярные части – по обе стороны огня. Для солдат было характерно непостоянство и переход с терпящих поражение боевых позиций на сторону противника.
      Наиболее заметное влияние на ход Гражданской войны в Приморье оказали японские и американские интервенты. Если первые открыто выступали на стороне белогвардейских формирований, то для американцев было характерно позиционирование себя в качестве миротворческих сил, заигрывание перед гражданским населением, а по сути, беспринципность и непостоянство в военной поддержке. В воспоминаниях приморского партизана А. Оленица есть такие строки: «Американцы широко рекламировали свое «дружеское» отношение к русскому народу, говоря, что прибыли с благородной целью помочь населению в его тяжелой жизни. Однако, тут же угрожали, что если хоть один американец будет убит, тот населенный пункт, где это произойдет, будет уничтожен вместе с жителями» .
      Подтверждением принципа самоопределения американцев служат заявление атамана Калмыкова: «Уссурийское казачье войско, твердо стоящее на страже упрочения русской государственности, неоднократно в течение года наталкивалось на новую непонятную преграду в деле борьбы за русскую государственность – на американские кольты и штыки американских солдат, наличие которых неоднократно обнаруживалось в рядах красных банд», а также, имевшие место случаи за спиной у белых войск взаимодействия американцев с партизанами. Командующий партотрядами Южного Приморья Н.К. Ильюхов писал о существовавшей вдоль железной дороги от станции Сучан до Шкотово нейтральной полосе шириною в три версты, возникшей вследствие договоренности с американской стороной: «В этой зоне американские войска не могли оказывать помощь белогвардейским отрядам. Через нейтральную зону мы получали продовольствие, медикаменты, газеты, встречались с рабочими угольных копий и железнодорожной станции, завязывали знакомства с американскими солдатами и покупали у них вооружение».
      Исход Гражданской войны в Приморье во многом зависел от позиции казачества, потому как на всем протяжении от Хабаровска до Камень-Рыболова не было силы, сопоставимой с закаленным в боях и овеянным славой Уссурийским казачьим войском. Особый казачий отряд, впоследствии развернутый в дивизию, под командованием И.П. Калмыкова – в этом формировании воевало большинство уссурийских казаков. Это они в течение полутора лет являли собой самый надежный дееспособный костяк войска, обеспечивали функционирование железной дороги от Хабаровска до Никольска-Уссурийского, в самый сложный период Гражданской войны, летом 1919 года, участвовали в Хорско-Киинской операции против партизан, а с сентября и до конца года охраняли порядок и защищали от большевиков Читу, Нерчинск и Александровский завод.
      Походный атаман всех казачьих войск А.И. Дутов, пользовавшийся заслуженным уважением российского офицерского корпуса, лично главковерха А.В. Колчака, простых граждан, отзывался о Калмыкове как о «человеке очень достойном, честном патриоте и хорошем русском офицере», а созданный им Особый казачий отряд характеризовал как «прекрасный по дисциплине и военной подготовке».
      Об охране железной дороги стоит сказать особо. Несмотря на то, что она предназначалась для передвижения как военных, так и гражданских грузов и пассажиров, на протяжении войны не было суток, чтобы партизаны не разобрали участок дороги, что-то не испортили, не перевели стрелки. Понимая, что поезд в тот момент являлся единственным видом общественного транспорта, время от времени в населенных пунктах появлялись листовки: «Гражданин и товарищ, не езди по железной дороге! Штаб партизанских отрядов, возглавляемый революционное повстанческое народное движение, настоящим обращается ко всему мирному населению с призывом временно, до восстановления власти воздержаться от поездок по железной дороге… После опубликования настоящего объявления, партизаны снимают с себя ответственность за случайные жертвы боевых действий». Чтобы покончить с безобразиями на железной дороге, в помощь казакам к охране были привлечены силы интервентов.
      Становление калмыковского отряда на первом этапе Гражданской войны далось не просто, чрезвычайно неоднородное по взглядам казачье большинство заняло выжидательную позицию. Когда раскаты Гражданской войны докатились до Благодатной, пришлось делать выбор. Старики сохраняли патриотический настрой, их симпатии относились к белому движению с понятными призывами «За Отечество!», «За Веру!», красные выступали под лозунгом «Вся власть Советам», патриотических слов чурались, а что они понимали под «Отечеством» – сам черт не разберет. Многие возвратившиеся с фронта казаки отмахивались непростительной фразой «хватит, навоевались», другие межевались, к какому берегу склониться. В значительной мере определиться с симпатиями помогла резолюция Четвертого Дальневосточного съезда Советов, направленная на ликвидацию земельных излишек. Казаки поняли – их собираются грабить, но «из огня да в полымя» не торопились, в отличие от них подростки-допризывники рвались в бой!

По всей видимости, в планах отряда Орлова остановка в Благодатной не предусматривалась, но мчавшуюся со стороны заимок во весь опор конницу в закатных лучах разглядели станичники и «вывалили» на улицу. Командир не попросил лошадей и продовольствия, а обратился к жителям с короткой речью и призвал добровольцев пополнить отряд. Без особого энтузиазма один или двое казаков согласились. Им дали несколько минут на сборы, а оркестранты заиграли довоенный марш.
Васюху Филиппова речь офицера тронула до глубины души. Еще больше тронуло, что бойцами отряда были его ровесники, или всего на год-два старше. Он бросился домой в намерении собраться и перевстреть отряд в Хороле, но его решительный настрой пресек гнев отца: «Какой с тебя вояка, дурья твоя башка?» Слова матери подхлестывали: «Образумь, его отец, образумь, и неча без дела по станице болтаться, завтра же свези его на заимку».
Шло лето 1918 года. Васюхе было шестнадцать лет, он не мог спокойно работать в поле, как будто ничего не происходит вокруг. Ему казалось, что даже родные братья не понимают его, и только единственный человек – Омелька Филиппов, близкий друг, с которым сидели за одной партой в школе, разделяет патриотический настрой. С ним он о чем-то проговорил чуть ли не до петухов, прежде чем уехать с отцом на заимку.

      После отряда Орлова в станице побывали красногвардейцы. После них встречали Калмыкова с сотней казаков, среди которых были благодатненцы. Отряд заходил за пополнением, как в мирное время старики выставили почетный караул. Ульяна Николаевна Филиппова, видевшая Калмыкова впервые, описывала его так: «Роста атаман небольшого, но бравый, ладный. В седле держался как на цыпочках, и конь под ем ходуном ходил. Держался почтительно, взгляд быстрый, а говорил точно, как казаки гутарят, мол, прижучим краснопузых». Оттого ли, что владел Калмыков казачьим наречием, его слова, понятные и доходчивые, трогали души. Рассказывали, что атаман всех подкупал уважительным обращением: перед стариками спешивался, казаков из своего отряда знал по имени-отчеству, с молодыми казачками шутил.
      В Благодатной вышла оказия – не успели скрыться комитетчики, судьба их зависела от решения атамана. То ли, проявив великодушие, то ли, учтя тесное станичное родство и заранее просчитав, что проявление жестокости обернется для дела самым наихудшим образом, судьбу пленников Калмыков объявил словами, которые впоследствии будут  передаваться из поколения в поколение: «Кровопролития в станице не допущу, встренемся в бою. А теперь пущай катятся подобру-поздорову!»
Иван Павлович остановился на постоялом дворе А.Е. Филипповой. Какое чувство испытывал при этом хозяйский сынок Омелька? Хотелось ли ему ускакать вместе с лихой казачьей сотней или увидел он в постояльцах классовых врагов, Бог весть.
      Казачья сотня шла на соединение с отрядом в село Антоновка. С одной стороны село окружали считавшиеся непроходимыми болота, и там не выставили караул. Через болота провел проводник красный отряд. Казачка предупредила атамана о приближении красных, и ему удалось бежать, потеряв в перестрелке нескольких человек. Тот факт, что атаман бежал в одном исподнем, изложили все, кто касался этой темы, а о судьбе казачки, предупредившей атамана, почему-то умолчали. Ее красногвардейцы повесили. Известие о расправе над женщиной скоро достигло Благодатной, где жила ее родня. В воспоминаниях приморских партизан говорится о незначительных потерях калмыковцев. Напротив, в выпущенной Воениздатом книге «Краснознаменный дальневосточный» со ссылкой на фонды Дальневосточного исторического архива, приведены следующие данные о потерях отряда Калмыкова в бою под Антоновкой:
четырехорудийная горная батарея, 43 винтовки, 150 лошадей.
      Неудача ждала отряд и под Руновкой. В названной книге есть описание фрагмента боя за Руновку: «Единственно правильным решением в создавшейся обстановке было выкатиться прямо на улицу и прямой наводкой ударить по золотопогонникам. И мы это сделали… Бойцы сбрасывают лафеты с передков. Огонь! Залп, за ним другой. Четыре шрапнельных взрыва лопнули над дворами. Ринулись и забились у коновязей лошади, засуетились серые фигуры казаков. Третий залп – и фонтаны взрывов выросли на церковной площади возле вражеской батареи. Белые пустились бежать, не приняв боя» . А может быть, белые вовсе не испугались, а не воспользовались прикрытиями из жилых домов и хозяйственных построек ради сохранения того немногого, что осталось после красноармейских залпов? Из села отряд вышел с большими потерями, в тяжелой ситуации происходило пополнение. Седьмого сентября полуторатысячный отряд казаков вихрем ворвался в Хабаровск.
      В условиях военных действий каждый солдат на счету. Объявлена мобилизация, но в казачьих станицах все идет своим чередом и порядком, призываемых осматривают врачи из Никольск-Уссурийского госпиталя. В итоге, из 460 казаков первой очереди 49 освобождены по болезни и получили направления на стационарную диагностику, еще 37 дана временная отсрочка.
      Калмыков, хоть по происхождению не казак, но хорошо знал казачьи порядки. Видел, что станичникам сообща легче переносить военные тяготы, и в бою они друг за друга горой, поэтому не препятствовал комплектованию личного состава по подразделениям с учетом пожеланий. Так, во Втором казачьем полку, преимущественно в первой сотне, также по два-три человека во второй-четвертой, оказались благодатненцы: трое Филипповых, четверо Раменских (Иннокентий Васильевич, Сергей Иванович, Николай Ильич, Федор Емельянович), двое Пряженниковых (Николай Иванович, Варфоломей Михайлович), двое Савицких (Григорий Иванович и Дмитрий), Кутенковы (Дмитрий Николаевич, Федор Калистратович и Николай), братья Козулины, имя одного – Михаил Николаевич, Козловы Илларион Иванович и Илья, Козырев Ефим Лукич, Колесников Семен Лукич, Кустов Александр Кириллович, Ищенко Семен (несмотря на увольнение со службы по состоянию здоровья), Ляхов Василий, Никифоров Николай Давидович, Прокопенко Андрей, Чигак Николай Осипович, Черевко Семен Федорович.
      Лазарь Терентьевич Пряженников служил в личной охране Калмыкова.
Н.И. Пряженников впоследствии состоял в личной охране атамана Семенова. Первой сотней командовал штабс-капитан Соломахин, второй – есаул Еремеев, третьей – сотник по прозвищу Голенище, четвертой – Коренев, что родом из богуславских казаков. Командовал полком старшина Н.И. Савельев. В полку имелась учебная команда, которую с конца 1919 года возглавлял сотник Андрей Иванович Овечкин, родом из станицы Платоно-Александровской. По слухам, до калмыковского отряда он успел повоевать на юге России, когда же исход событий был предрешен, не стал дожидаться отступления Добровольческой армии, предпочел продолжить борьбу с большевиками в Приморье. Приказным в учебной команде состоял Ищенко Федот Филиппович.
      Первыми из благодатненцев вступили в борьбу с большевиками братья Ефим и Анисим Козыревы, оба – участники Первой Мировой войны. Поскольку Анисим Лукич оказался в отряде Семенова летом 1918 года, весьма вероятно, он не вернулся домой из Даурии, где находился в составе особой сотни. Кто-то из благодатненцев попал служить в базировавшийся в Хабаровске первый полк. Тот самый, что в значительной части формировался из пленных красноармейцев, и в котором в последних числах января 1919 года вспыхнуло восстание. Не найдя поддержки у большинства отряда и опасаясь репрессий со стороны атамана, полк сдался американским войскам и был распущен. Поскольку восставшие преследовали разные цели (одни хотели разойтись по домам, другие – вступить в армию США, а большинство – перейти на сторону красных), то и судьбы их сложились по-разному.
      Кстати, это не единственный случай, когда против Калмыкова поднимались бойцы его особого отряда. На сторону красных при неизвестных обстоятельствах перешли казаки В. Ляхов и Ф.К. Кутенков. Не называя имен, в станице говорили о каких-то супостатах, подставив своих, бежавших из караула железнодорожного состава на Раздольненском посту. 
      К территориям, где атаман пользовался наибольшей поддержкой и где неукоснительно выполнялись его приказы, относился Гродековский станичный округ. Более 96% населения его составляли представители войскового сословия, преимущественно, первопоселенцы из Забайкалья, немало порадевшие на полях трех войн за Отечество, а к началу Первой Мировой войны сплошь владевшие зажиточными хозяйствами. Не случайно в марте 1919 года молодые казаки, имевшие льготу по призыву, обязывались явиться в Гродеково на учения с последующей мобилизацией. В мае в Гродековской округе были организованы охранные отряды во главе со станичным и поселковыми атаманами, двумя месяцами позже, в связи с ростом партизанского движения, были временно мобилизованы все казаки, способные носить оружие.
      Но даже здесь, в одном из самых благонадежных округов, имели место случаи неповиновения. Приказом от 10 января 1919 года Калмыков извещал о предании военно-полевому суду дезертиров и укрывателей, невзирая на чины и звания, и утверждал «расстрел» троим бежавшим в Китай казакам. Однако, крайние меры скорее настраивали против атамана, той же осенью сотня под командованием есаула Козулина перешла на сторону красных.
      Из станицы Гродековской командир Красного казачьего отряда, а с 1921 года – начальник Анучинского партизанского района Г.М. Шевченко. Именно его отряд первым преградил путь калмыковцам на советскую сторону в мае 1918 года, захватил Каульские высоты – укрепленный пункт белых. В книге «Партизанское движение в Приморье» дана неоднозначная характеристика Гавриилу Матвеевичу: «Шевченко не принадлежал к числу людей с четко выраженным политическим мировоззрением, не представлял собой дисциплинированного революционера. Его характерной чертой было пренебрежительное отношение к революционной власти, вторым заметным грешком была выпивка, которая в его отряде пользовалась всеми правами гражданства». Не скрывал он и негативного отношения к политработникам, в частности, Лазо, Губельману, Владивостокову.
      До сих пор встречаются публикации о том, что Калмыков преследовал семью Шевченко и шашкой зарубил его маленьких племянников, о личном противостоянии, истоки которого якобы уходят корнями в станицу Гродековскую к детским победам бравого будущего красного командира над низкорослым слюнтяем – будущим атаманом. Увы, Калмыков прибыл в Уссурийский край уже офицером, да и шестилетняя разница в возрасте не дает шансов для детских поединков. Документов, подтверждающих или опровергающих злодеяние, нет, основой могли послужить метрические записи Гродековской церкви, зарегистрировавшей смерть сразу троих малолетних детей Шевченко  (вероятно, родственников Г.М.) во время эпидемии оспы. Событие может служить интерпретацией на интервью вдовы Марии Филипповны Шевченко: «Белогвардейцы и интервенты, не зная чем досадить Шевченко, сожгли в Гродеково дом его матери и дома ее сыновей. Мать с внуками, избитых и полураздетых, выгнали на улицу и заставили носить тяжелый дубовый крест вокруг села».
      Судьба отряда Орлова весьма туманна. Углубившись с головой в политику, полковник Н.В. Орлов отошел от командования отрядом, что привело к его расформированию, однако отдельные его части оказались в эпицентре Гражданской войны. В книге «Краснознаменный Дальневосточный» описывается бой кавалерийского отряда Орлова численностью в 600 сабель при восьми орудиях с отрядом Шевченко (равной численности бойцов и боевого оснащения) в районе Камень-Рыболова в конце августа 1918 года. Отряд Орлова, состоявший в подавляющем большинстве своем из кадетов, уступал казачьему отряду Шевченко. Через трое суток упорного боя, с большими потерями и полной утратой боеспособности орловцы отступили за границу.
      Под руководством Гавриила Матвеевича было одержано немало убедительных побед, но когда он столкнулся со своими гродековскими казаками, рука красного командира дрогнула. В конце 1919 года часть калмыковского казачьего дивизиона направлялась из Александровского завода на переформирование в Маньчжурию, но была встречена превосходящими силами под командованием Шевченко. Перед поверженными противниками красный командир держал пылкие речи, своих однополчан по прошлой империалистической войне удостоил личными беседами. Трое суток решалась судьба белоказаков, после чего они были… отпущены по домам. Судя по тому, что многие из них вскоре вновь пересекли границу в составе отряда Калмыкова, до дома дошли не все.
      На территории Приморья действовали и другие белые формирования с активным участием уссурийцев, в частности, Уссурийский казачий полк под командованием войскового старшины Н.И. Савельева, казачий отряд Иманского гарнизона А.Г. Ширяева. Однако об участии в их составе благодатненцев авторам неизвестно.
      На протяжении нескольких месяцев 1919–1920 годов в Благодатной стояли японцы. Начальство обратилось к населению с просьбой об оказании гостеприимства представителям союзных войск, после чего незваные гости ринулись по станице выбирать дома позажиточнее. «Япошки» были на постое у Ивановых, Пряженниковых, Высотиных, Гусевых, Латышевских и других.

Иван Лукич Филиппов хворал и на площадь станичную, когда созывали, не пошел. Вскоре прибежал сын Егорша: «Тятя, Ваулин, кажись, к нам япошек ведет, важные такие!» Иван Лукич вышел в ограду. Ваулин – молодой офицер из Гродеково поприветствовал хозяина и тоном просительным, и в тоже время не приемлющим отказа, жестом указывая на спутников, назвал причину визита. «Явились бы они ко мне в пятом году, союзнички собачьи», – произнес Иван Лукич. Ваулин задорно засмеялся: «Вот и ладно, Иван Лукич! Господа офицеры хорошо знают по-русски, будет об чем разговоры разговаривать». Иван Лукич с укоризной глянул на собеседника, подумал: «Молодо-зелено, ну хоть бы знак какой подал, стоит, скалится, смех ему», повел постояльцев в дом. Едва шагнув в узкую переднюю, нос к носу столкнулись с выстроившимися в ряд хозяйкой дома Любавой Пименовной, двумя дочерьми и двумя невестками.
При виде молодых, статных как на подбор, женщин, напускная важность гостей в ту же минуту сменилась мягкой приятцей, они полезли в портфели за гостинцами. Но и женщины не остались в долгу. За считанные минуты накрыли стол, соленая калуга – настоящий деликатес с озера Ханка соседствовала с вяленым карпом, яичница на прослойчатом сале с домашней лапшой, а к ужину были поданы вкуснейшие пельмени, целый таз.

      Но как бы хлебосольно ни встречали местные жители японцев, как бы и те ни старались задобрить хозяев национальной водкой и конфетами в жестяных баночках, взаимных симпатий не возникало. Слишком свежа была в памяти русско-японская война, участники ее и вдовы жили в каждом доме, а молва о жестокости японцев в крестьянских деревнях бежала впереди них. Принято считать, что в Благодатной японцы не бесчинствовали, один факт все же известен. Летом 1920 года японские солдаты арестовали родителей Федора Кутенкова. Несколько дней подряд пожилую чету водили под конвоем по поселку в надежде выманить партизан, но те были далеко. На шестой или седьмой день арестантов повели в Кусты. Последний раз шел Калистрат Кириллович по родной станице. Его расстреляли в общественном саду, который до этого, кроме птичьего гомона, ребячьих голосов да песен станичников, ничего не слышал.

Егору Алексеевичу Филиппову было под восемьдесят. Он не разбирался в политике, тем не менее, большевиков с их советами считал проходимцами. В тот осенний день девятнадцатого года, осушив стакан китайской ханжи, он забрался на лежанку и в голос ругал тех, других и в особенности приквартированных к дому японцев. В отличие от правителей, он на память не жаловался, про Порт-Артур и Портсмутский мир не забыл и союзников в японцах не видел. Дверь на японскую половину отворилась, показав длинный стол, уставленный свечами и замерших по стойке смирно офицеров. «Тризна», – догадался Егор Алексеевич. «Може, Омелька мой которо-нибудь упокоил?» – мелькнула шальная мысль, после чего поступок внука, подавшегося в партизаны, представился ему совсем под другим углом.
А потом вспомнил другого внука, Семена. Накануне Калмыков объявил мобилизацию, казаки засобирались в дорогу. За пополнением атаман прибыл лично с сотней казаков, в которой уже был Семен – он учился в Хабаровске, где и вступил в отряд. Помимо внука Егор Алексеевич провожал сыновей Григория и Анисима. Гордо и прямо смотрел он тогда на атамана. Еще бы, многие ли семьи сразу троих защищать Отечество посылали! Как бы поглядел он в глаза атаману ноне?

      Откуда в Благодатной прознали про партизан? Это ведь не так, что вышел в лес, аукнул, партизаны и отозвались. Т.М. Филиппова утверждала: «Это все Омелькиных рук дело. Сам свел знакомство, наслушался политики и самустил казаков. А говорить он был мастер! Омельке едва исполнилось шестнадцать, приготовительный не служил – лавой не ходил, а казаки ему доверились. Не только наши Тимоха с Васюхой в партизаны подались, Иван Кустов, Михаил Иванов, Калистрат Кутенков, кто-то из Ляховых, хохлы тоже пошли партизанить».
      Тяжелая обстановка Гражданской войны красноречиво проявлялась в неустроенности быта. Если регулярные войска имели привязку к населенному пункту, казарме, эшелону, в исключительных ситуациях оставаясь под открытым небом, для партизан последнее и было привязкой. В летнюю пору укрывали партизан от непогоды шалаши да навесы, спали они на сырой земле, припорошив ее сухой листвой. Холоднее становилась погода, и дольше готовилась партизанская постель, на месте ее предварительно прожигался костерчик. К зиме построили не то зимовье – не то барак с земляным полом, печкой, нарами. Держались партизаны группами и провиантом на первых порах самообеспечивались. С этим казакам и крестьянам было проще, главное – до дома добраться.
      Иван Лукич Филиппов – зажиточный казак, бывший поселковый атаман, к тому же, командовавший поселковой дружиной, политических взглядов сыновей не разделял. При этом, чтобы они голодом себя не уморили, снабжал их провиантом. Муку, овощи, солонинку, чай, табак,.. брал в расчете на своих, станичных, а фураж – сколько телега вместит, объясняя для себя это тем, что лошади родства да землячества не признают. И сам же, рискуя жизнью всего семейства, отвозил продовольствие в укромное место на заимке.
      Партизанский отряд состоял из групп. Старшим благодатненской группы был Емельян Филиппов. Это обстоятельство удивляет тем, что в группу входили казаки, прошедшие действительную службу и даже фронт, в то время как Емельян не достиг призывного возраста. Вероятно, в пользу выбора сказались политическая подкованность и личные качества. Связным группы был Иван Кустов. Во всяком случае, когда в 1921 году начальником Анучинского партизанского района был назначен Г.М. Шевченко, именно Иван Дмитриевич ходил к нему с донесениями в Анучино.
      Поначалу партизаны занимались диверсионной работой. «Ликвидировать телеграфную связь на участке от Благодатного до Василье-Егорьевского», – одно из первых заданий группы Емельяна Филиппова. Где-то столбы спиливали, где-то на провода набрасывали «хомут», концы его привязывали к телеге и лошади на бегу тащили за собой то, что недавно называлось телеграфной линией. Иначе было нельзя, повреждение должно быть таковым, чтобы о восстановлении в условиях военного времени не могло идти и речи. Федор Калистратович Кутенков в переписке с юными краеведами из благодатненской школы вспоминал, как партизаны собирали в местах боев оружие и прятали его в огороде у И.Д. Кустова.
      Поздняя осень 1919 года ознаменовалась открытым противостоянием с интервентами. Вот когда поднялись партизаны не разрозненными группками, а всем отрядом. У японцев выучка военная и бронепоезд за спиной, а партизаны – в родном краю да за правду свою. И все же, партизаны значительно уступали регулярным частям, несли неоправданные потери. Казаки выгодно отличались от бывших рабочих и крестьян, о них в отряде говорили: «Эти из любой воды сухими выйдут!» Приуныли они после того, как будучи в разведке, натолкнулись на калмыковский разъезд. Среди калмыковцев оказались земляки, задерживать их не стали, а Иннокентий Раменский, тот и вовсе сказал, мол, к железнодорожной станции не ходите.

Боевые действия между незначительными по численности силами красных партизан с противником – ситуация для периода Гражданской войны штатная. Нештатной она стала для благодатненских партизан у разъезда Раздольненской железнодорожной ветки. Бой предстоял не с японцами, чехами, американцами или даже белогвардейцами. С белоказаками. Для группы Е. Филиппова они были своими.
Пуля Емельяна угодила в спину прапорщика. Когда тот повернул искаженное болью лицо, он в ту же секунду узнал его: «Ушаков». Это был писарь Благодатненской казачьей управы и учитель церковно-приходской школы Ушаков. Его учитель! Рука с револьвером точно по команде опустилась, Емельян стоял перед противником совершенно безоружен.

      Егор Сергеевич Ромышев служил в Гражданскую в Красной армии. Его семья бережно сохранила рассказы о войне, о лютых испытаниях, ненависти и прощении. И о том, как вместе с боевыми товарищами он преследовал уходивших к границе белогвардейцев. Шли по пятам противников таежными тропами, известными с юношеских пор, когда сознание еще не было помутнено политическими красками.
      Известен случай убийства на заимке Пряженниковых двоих партизан. Руководствуясь принципом, что втягивать мирное население в войну – последнее дело, поселковое начальство инициировало сход, который приговорил «дознаться, кто убил партизан». Было проведено расследование и даже названы подозреваемые, однако в этот момент произошла смена власти. Утвердившиеся в Благодатном красные тоже взялись за расследование, но, не окончив его, ушли штурмовать Спасск. В результате точка в деле так и не была поставлена.
      К чести жителей Благодатной, не было среди них доносчиков и, как любили говаривать в станице, «разной сволоты», оттого в Гражданскую поселок устоял. Что в округе делалось? То японцы злодействуют, то белые, то красные, то дом сожгут, то полдеревни – как ни бывало! В жизни сельской невозможно скрыться от посторонних глаз, тем более, что к атаманам шли открыто, в партизаны – тайком, но такое не скроешь, однако, связанные круговой порукой, жители своих не выдавали.
      Как-то Федосья Савицкая увидела на заимке Ивановых и сказала: «Хорошо вам – ваши партизанят, нет-нет да придут подмогнуть в поле, а наших с атаманом невесть где носит. Все не навоюются!» А ведь Савицким про партизанство никто не говорил, да и подобные откровения в другом селении не для тех, так для других могли закончиться трагедией. Власть в то время была штучкой непостоянной и порою на дню дважды менялась.
      6 апреля 1920 года на территории Забайкалья и Дальнего Востока было создано буферное государство Дальневосточная Республика (ДВР) во главе с Дальневосточным бюро РКП(б): по идее, на деньги и при военной помощи Советской России. На защиту рубежей республики с претензией на демократическое обустройство незамедлительно встала сформированная из красных дивизий Народно-революционная армия. Первым руководителем правительства был избран большевик А.М. Краснощёков, после февральской революции вернувшийся в Россию из пятнадцатилетней эмиграции, председателем Совмина ДВР – П.М. Никифоров. Единства в рядах товарищей не было.
      26 мая коалиционное пробольшевистское правительство Антонова во Владивостоке было свергнуто. Победителям застил глаза успех, и вместо борьбы с реальным противником в лице большевистского режима они включились в борьбу за власть. Лето 1921 года – самый сложный для понимания период Гражданской войны в Приморье. Временное Приамурское правительство возглавляют братья Меркуловы. На пост верховного правителя и командующего претендует Г.М. Семенов, однако назначение главой военными силами Приморья получает Г.А. Вержбицкий (командующий Сибирской группой войск, затем Дальневосточной армии). Семенов ищет поддержку в Гродеково, но наталкивается на противодействие в лице атамана Уссурийского казачьего войска Савицкого и после утраты звания походного атамана навсегда покидает Россию.
      Председатель войскового правления УКВ С.С. Петрологинов в августе 1921 года выступает на заседании Приамурского народного собрания с докладом об упразднении Уссурийского казачьего войска, а 5 декабря 1921 года обращается к казачьему населению северных округов с воззванием дать отпор меркуло-каппелевским бандам и поддержать народную ревармию в ее борьбе за независимость ДВР. В противовес ему открывшийся 23 октября 1921 года во Владивостоке казачий съезд большинством голосов выражает желание следовать по пути сохранения традиционного жизненного уклада, казачьего самоуправления и продолжения взятого ранее курса на борьбу с большевиками.
      В условиях конфронтации внутри административной верхушки УКВ нарастает непонимание в белогвардейских формированиях. Инцидент семеновского и каппелевского подразделений заканчивается итогом с несколькими убитыми и ранеными с обеих сторон, примирение достигается только при посредничестве японской стороны. Остатки каппелевцев, в составе которых представители офицерского корпуса старой России, рабочие заводов Поволжья, оренбургские казаки, – опора правительства Меркуловых, в то время как Гродековская группа войск – верные Семенову войска. Вот как написал Григорий Михайлович уже будучи в эмиграции: «Обидно было осознавать, что взаимные распри в нашей среде способствуют успеху красных и сводят на нет всю борьбу с ними. В верхах армии интрига свила себе прочное гнездо, политиканство превалировало над всем, ему приносилась в жертву даже боеспособность армии. Переговоры с анучинскими партизанами об уничтожении Гродековской группы войск, нападение на отряд генерала Малакена, прекращение посылки продовольствия в Гродеково и обречение верных мне войск на голод – все это было предпринято с единственной целью – заставить меня уйти с политической арены, дабы братья Меркуловы могли строить жизнь мирного буфера в наивной надежде, что красная Москва будет спокойно взирать на это».
      К 1921 году рядовые участники противоборствующих сторон имели в личном арсенале обретенную в боях, походах, митингах и собраниях систему взглядов, пошатываясь, но все же стояли на конкретной политической платформе и уж, по крайней мере, определились с симпатиями к той или иной власти. Это отнюдь не означает, что каждый конкретный человек находился по нужную сторону баррикад, на войне гражданской слишком многое зависит от случая. Случай толкал на предательства, гнал из одного стана в другой. Только за первые пятнадцать дней весны отдельный сводный стрелковый полк и конный дивизион Семенова самовольно покинуло пятьдесят человек, половина из которых офицеры и казаки . Еще более осложнилось положение после отъезда Григория Михайловича, вместе с ним белые казаки лишились понятной идеи образования на территории ДВР государства Казакия. Эта идея была лично обдумана каждым и согрета теплом их душ, она возвращала к дореволюционному прошлому, к старым порядкам, сохраняла незыблемость традиций. Власти Временного Приамурского Правительства (ВПП) под началом гражданских лиц казачье большинство не доверяло.
      Известие о том, что воевода М.К. Дитерихс для последнего рывка собирает под свои знамена рать, в Благодатную привез Петр Высотин. Он гостил у свояка в Гродеково, где узнал о формировании белогвардейского отряда. На бешенном скаку, окутанная клубами пыли, повозка Высотина влетела в родную станицу, в тот же час побежали по домам вестовыми парнишки собирать казаков. Обсуждали привезенную листовку с воззванием.
      Однако такого подъема как в 1919, когда по станицам распространились сообщение о попытке большевиков принудить к сотрудничеству бывшего наказного атамана Толмачева, когда каждая казачка знала, что атаман от предложения отказался (имело ли событие место вообще – неизвестно, возможно, удачный агитационный ход), не было. И в ответ на призыв взяться за оружие тоже было некому: одни где-то воевали, другие – изможденные физически и опустошенные морально, всеми силами старались не угодить под ту или иную мобилизацию. В армию воеводы тайком сбежал из дома родной брат красного партизана Емельяна Федоровича Филиппова пятнадцатилетний Ермолай.
      Как с очевидностью свидетельствуют приказы по Южно-Уссурийскому военному району от 1921 года, сторонники в его расположение собираются буквально по одному человеку: «Прибывшего подъесаула Особого казачьего отряда атамана Калмыкова Васильева назначить в отдельный сводный стрелковый полк. Прибывшего добровольца казака Лисицына назначить в контрольно-разведывательный пункт» . Ряды белого стана неоправданно редки. Впрочем, вот сведения о развертывании антисоветских сил из большевистского источника: «В Гродеково стали стекаться все бывшие калмыковцы и различный сброд из местной «золотой молодежи»: студенты, гимназисты, всякие бездельники и авантюристы» .
      Так называемым «сбродом» пополнялись дружины основных сил Земской рати, в числе их – под командованием генерала Молчанова. В канун легендарного штурма формирование из трех полков и еще нескольких частей составом меньше тысячи человек было сосредоточено в Спасске, в течение суток успешно удерживало оборону от превосходящих по разным оценкам от двух с половиной до десяти раз сил противника, прежде чем 9 октября 1922 года в город не вошли войска НРА.
      Последнее сражение, от которого зависела судьба Белого Приморья, произошло 14 октября. Согласно разработанного штабом Дитерихса плана операции главным силам надлежало сосредоточиться на линии Ивановка  – Ображеевка  – Ляличи  – Вознесенка с тем, чтобы с боями отбросить наступающие силы противника за Спасск. Отряд полковника Мельникова получил приказ закрепиться в Лучках, прикрывая продвижение войск от Халкидона до Вознесенки, но задача оказалась невыполнимой. На короткий отдых отряд вошел в Благодатную  – единственное безопасное место на пути. Это описание фрагмента боя: «Туман. Наша передовая застава столкнулась с противником. По всей линии завязалась стрельба. Когда туман рассеялся маленько, то мы увидели как от леса появились цепи красных: им не было ни конца ни края, у нас же – горсть. Между нами шагов двести. Наша цепь поднялась в атаку. Встали и красные, встали и пошли на наших. У красных три цепи, а сзади колонна вплоть до самого Халкидона»4.  Значительные потери личного состава и последующие драматические события принудили воеводу во избежание дальнейшего кровопролития прекратить военные действия и отступить.
      В Приморье красные партизаны сыграли исключительную роль, как нигде в России. В то время как в Сибири партизанство продолжалось около года, в остальных губерниях Дальневосточного края не более полутора лет, здесь – более трех лет. Численность дальневосточных партизан от четырех-восьми тысяч (по разным источникам) в начале войны дошла примерно до пятидесяти – в конце. На втором этапе от партизанщины как таковой осталось одно название, по сути же, типичные армейские формирования со стандартным командованием, политическими органами, железной дисциплиной, централизованным снабжением продовольствием и боеприпасами. Что касается последнего, то заводы центральной России уже были национализированы и выполняли оборонные заказы молодой советской власти. Из вспомогательных отрядов, занимающихся диверсионной работой и задействованных в отдельных боях, партизаны превратились в главную движущую силу наступательных операций. В партизаны уходили целыми частями: «26 января 1920 года солдаты Никольск-Уссурийского гарнизона восстали против колчаковщины… На станции Океанской восстал гарнизон. Солдаты ушли к партизанам… Гарнизон Спасска перешел на сторону партизан». Крестьяне уходили в партизаны целыми селениями.
      Мотивация солдат, и тех, кто повелся на посулы большевиков, и тех, кто оказался на безнадежных огневых позициях, понятна. Но что двигало крестьянином? Почему мелкий собственник забрасывал все дела, забирал из хозяйства такую нужную лошадь и подавался в леса? Причин несколько. Были среди них, безусловно, подобные писателю Александру Фадееву романтики революции, была беднота, кому мысль «забрать и поделить» ближе по духу, нежели десятилетиями пахать на собственное благополучие. Были те, что из двух зол считали меньшим партизанский отряд, где спасались от колчаковской мобилизации. Однако, очень многие взялись за оружие именно по мобилизации. Эта ситуация широко и подробно нашла отражение в партийных документах и мемуарах лидеров приморских партизан. П.П. Постышев, в частности, писал: «Наш отряд решил пополниться партизанами, для чего в районе была объявлена мобилизация крестьянского населения. Было мобилизовано 600 человек. Население обещало штабу кормить отряд, давая с каждого двора хлеб, фураж; как только потребуется, в любое время подводы».


                Уходили

Уходили мы из Крыма среди дыма и огня.
Я с кормы, все время мимо, в своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая, за высокою кормой
Все не веря и не зная, что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы мы искали с ним в бою,
Конь все плыл, теряя силы, веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо, покраснела чуть вода,
Уходящий берег Крыма не забыть мне никогда!

      Этим стихотворением поэт, донской казак Николай Туроверов выразил всю свою боль и отчаяние из-за проигранной войны, расставания с горячо любимой Родиной, предательства по отношению к своему боевому четвероногому товарищу. Калмыковцы не бросали лошадей, но от этого их исход не был менее трагичен. В первых числах февраля многотысячные революционные войска выдвинулись к Хабаровску. Большевистская пресса писала в те дни: «Кровавый палач приамурских трудящихся Калмыков, понимая неизбежность взятия Хабаровска партизанами, ограбив банки, с отрядами казаков 13 февраля 1920 года бежал к китайской границе. Большинство казаков-калмыковцев во время бегства было либо перебито атаманом и его приближенными, либо дезертировало». И это было ложью. И.П. Калмыков уводил Особый казачий отряд в составе (по разным оценкам) от 500 до 1200 человек. В большинстве своем это были люди, преданные атаману и готовые продолжить борьбу с большевиками. На нем же, как на главе военной и гражданской власти в одном лице, лежала ответственность за судьбу золотого запаса: оставить его как трофей победителям или использовать на дело восстановления российской государственности в дальневосточном регионе .
      Особый казачий отряд покидал город. На «хвосте» у него сидели пограничники. Калмыковцы могли легко их разбить, но стрелять не хотелось. Вяло отбиваясь от кучки преследователей одиночными выстрелами, у самой границы сделали короткую передышку. Атаман подбодрил казаков словом. Подоспели отставшие, и благодатненский казак Ефим сказал: «Простите меня, братки, что задерживаю». Никто в тот миг не вникал в скрытый смысл ефимовых слов: «Ну, отстал, с кем не бывает?», – каждый думал о своем. Раздался выстрел. Видать, сердце казака оставалось на родной стороне, оттого и не пошел с отрядом! Тогда только поняли казаки, за что загодя просил прощение их товарищ. Знал, не бросят они бездыханное тело и вынуждены будут задержаться, чтобы погрести его в стылую землю.
      Особый казачий отряд перешел границу с Маньчжурией. Тяжелейший переход через перевалы! Лошади вязли в глубоком снегу, всадникам приходилось спешиваться и тянуть их за поводья. Несколько суток провели под открытым небом в 30-градусный мороз. Казаки грелись у костров, лошади стояли, сбившись гуртом. Чтобы не переморозить животных, в рот им заливали водку. Животные благополучно одолели переход, а вот среди казаков многие получили обморожение. По условиям договора с китайской стороной, отряд сдал оружие и разместился в казармах Фугдина.
      Накануне отступления на китайскую сторону по приказу Калмыкова из Хабаровского государственного банка был изъят золотой запас. Золото предназначалось для вооружения отряда, в планах которого на 9 марта намечался переход в зону отчуждения КВЖД, но за день до этого атамана арестовали китайцы. Формальным поводом для ареста послужил факт обстрела калмыковцами китайских канонерских лодок на Амуре в 1919 году. Оставшись без атамана, в полном неведении о его судьбе, калмыковцы не знали, что делать. Какое-то время они днем и ночью следили за комендатурой в надежде отбить атамана.
      Поскольку итог войны в России был уже предрешен, китайские власти, видимо, желая подольститься к большевикам, беспрепятственно пускали на свою сторону толпы агитаторов. Именно от пожаловавших в отряд агитаторов калмыковцы узнали о смерти атамана (в то время как тот был еще жив) и об амнистии бывшим белогвардейцам, о чем было сказано примерно следующее: «Казаки, исход войны предрешен! Ваш атаман убит. Хватит лить кровь. Вы – часть трудового народа, земля изнылась без ваших рук. Советская власть прощает вам службу у белых. Возвращайтесь!» Те, кто согласились вернуться, были конвоированы на советскую сторону.
      С этого момента судьба каждого казака-калмыковца индивидуальна. Большинство благодатненцев вернулось в свою станицу, некоторые тут же угодили под красную мобилизацию, другие возвращались окольными путями и дальнейшей службы у красных и белых избежали. Были среди благодатенцев и агитаторам не поверившие, вместе с остатками отряда они ушли в зону отчуждения КВЖД. Впоследствии возвратившиеся на Родину за службу на стороне белых заплатили сполна. Как сложилась судьба эмигрантов, неизвестно.
      В гражданской войне победителей не бывает. Разве может мать с легким сердцем принять победу одного сына, когда повержен другой? Разве можно добыть счастье грядущему поколению, принеся в жертву нынешнее? Пострадавшими оказались все, но самые тяжелые, необратимые последствия коснулись Казачества – оно утратило право на самоидентификацию, право на будущее.


                Социологический комментарий

      Казак-уссуриец всегда воспринимал себя больше носителем государственного порядка, чем казацкой вольности и отрицательно относился к внешним и внутренним нарушителям общественного порядка. Потому, на казаков можно было положиться в подавлении мятежей внутри страны. Уссурийцы сыграли ведущую роль в подавлении восстаний во Владивостоке в период Первой Русской революции 1905–07 гг. Налаженный общественный порядок нарушили события революций 1917 г. и Гражданской войны.
      Гражданская война стала переломным рубежом в истории казачества. Гражданская война на Дальнем Востоке, в силу ее длительности и ожесточенности, не просто вовлекла в свой кровавый поток уссурийское казачество, а изменила многие стороны казацкой жизни. Как и в других частях России, в среде казачества произошел раскол. Одни пошли за «белыми», другие приняли сторону «красных». Важно понять психологическую мотивацию. Авторы книги справедливо указывают, что классовый фактор часто был не главным.
      В главах, описывающих Гражданскую войну, большое место отводится фигурам Г.М. Шевченко и И.П. Калмыкова. Первый стал знаменитым партизанским командиром. Второй сыграл значительную роль в истории Белого движения. Оба не сильно разбирались в идеологических нюансах. Но заметно нечто основное, что разделило этих, безусловно, незаурядных деятелей. Ясно, что личные счеты не имели решающего значения. Прочитав страницы, посвященные нашим героям, читатель должен скорее почувствовать, чем рационально осознать критерии различия.
      Все, что известно о Гаврииле Шевченко, позволяет утверждать, что он являлся поборником социальной справедливости и одновременно – патриотом страны. Видно, что «белые», и в их числе – калмыковцы воспринимались «красными», как носители несправедливости и не как патриоты. Приморье осознавалось партизанами только как часть Советской России, а не иначе.
В то время, как Калмыков выступал защитником казацкой традиции и также – патриотом страны. Но белые казаки все более склонялись к идее отделения казацких областей от России и образования своей страны – Казакии. К тому же, они опирались на поддержку интервентов, прежде всего японцев. А с начала века Япония – враг России.
      Из текста книги становится ясным, что постепенно «белые» теряли поддержку казачества. Приводятся факты перехода к «красным» все большего числа казаков. А многие, кто не решались уйти к партизанам, относились к ним терпимо. Парадоксально, но Гражданская война в Приморье, в отличие даже от Забайкалья, породила определенные настроения своеобразной «толерантности». Ведь не случайно обычно казаки не выдавали ни той, ни другой стороне тех, кто находился во враждебном лагере. Тем самым несколько снижался «градус жестокости».
      И победа Советской власти была не случайной. Ее не случилось бы без массовой общественной поддержки Советской власти и Красной армии.

Мозговой С.Г. - канд. социолог. наук, доцент кафедры социологии Дальневосточного Федерального университета.

На снимке: Благодатненские казаки из Особого казачьего отряда атамана Калмыкова. 1919 г.