В ритме танго

В мире нет беспросветных ночей…
Вы мне верить должны, если я говорю, если я утверждаю,
Что всегда, даже в самой кромешной печали,
Есть открытое настежь окно, озаренное светом…
Поль Элюар.


Осень в тот год выдалась особенно слякотной.
Мелко моросил  дождь. Неустанно сыпал с бесцветного тусклого неба противную сырость. Люди в мокрых куртках спешили укрыться от холода и ветра в домах, которые сразу стали темными и скучными. Воробьи, нахохлившись, спрятались под редкими листьями черных и мокрых веток деревьев. Унылую серую картину противного ноябрьского   дня оживляли лишь огоньки  машин, их отражения в лужах на асфальте, да  свет широких витрин.

Глеб сразу после лекций отправился в кафе неподалеку от университета, в котором учился.
 
Идти по холодной осенней мороси было неприятно, но оставаться дома, одному было  еще тягостнее и тоскливее.

                *  *  *
С недавнего времени Глеб разлюбил свой дом.
Так случилось, что он  неожиданно потерял всю свою семью. Самых близких ему людей. И мать, и отца, и бабушку насмерть скосил какой-то лихач. Врезался в них на полной скорости. Лоб-в-лоб. Все погибли мгновенно.
 
Это случилось летом. Глеб тогда отдыхал в деревне, у деда. Как раз в это время заболел, попал в больницу. Когда смог вернуться домой, прошли и похороны, и поминки.
Организацию похорон взял на себя близкий друг отца. Встретив Глеба, участливо сказал ему:
- Парень, тебе повезло, что не оказался в той машине. Теперь ты просто обязан прожить долго. И  за них  тоже.
   
И вот уже  несколько месяцев, как Глеб - один.
 
Первые дни было всякое – и горькие слезы,  и острая обида на судьбу – за что она так больно обошлась с ним? Минуты оцепенения и полного эмоционального опустошения сменялись бессильной яростью. Дикой злостью на того лихача, который вмиг отнял у него самых дорогих и близких ему людей.
Казалась что мать попрежнему хлопочет на кухне. Явственно доносился запах ее пирожков, которыми она баловала их с отцом по выходным. Казалось, что отец по-прежнему что-то говорит матери, слышался ее заразительный смех.
Не хотелось верить в то,  что произошло. Что уже больше никогда не соберется с отцом на утреннюю рыбалку.  Больше  не будет задушевных  разговоров с ним.
Душевная боль давила. Нестерпимо тянуло к ним. Первое время подолгу просиживал на кладбище, наедине с воспоминаниями,  которые текли и текли. Сами по себе. Выплакать горе  не получалось Горло душили спазмы, а слез не  было.
 
Преодолел себя с трудом.  С усилием переключился на учебу.
 
Лекции слушал полусонно. В перерывах понуро  тащился  в буфет. Там   вяло, не ощущая вкуса, прожевывал котлету.
К общению не стремился, говорить ни с кем не хотелось. Только наблюдал за жизнью, которая проносилась мимо.
 Пристрастился к посещению кафе.  Там всегда было много  студентов -  приходили вкусно и недорого перекусить: сосиски, пирожки с капустой, кофе. Там его одиночество понемногу растворялось в атмосфере многолюдья.

В кафе Глеб  облюбовал себе неприметный стол в темном углу. Хотелось стать незаметным. И действительно,  высокий, тощий, в темных очках и черном свитере, он там терялся, не привлекал внимания.

Обычно заказывал двойную чашку кофе, пирожок. Отпив глоток горячего душистого напитка,   открывал ноутбук, что-то читал, но  без интереса. Так же, без интереса, созерцал жизнь как бы со стороны, не участвуя в ней.

Так, потягивая кофе, с пирожками, а то и с пирожным, Глеб и посиживал в этом заведении, часто до той поры, когда подступали синие сумерки, а за ними накатывала темная ночь…

А дома - опять тяжелые мысли. Подолгу не мог уснуть, и это было самым мучительным. Когда все же засыпал, мучили сновидения. Снова и снова наплывали кошмары, в которых он пытался спасти своих родных – и без успеха.

*  *  *
Вот и сейчас Глеб направлялся в свое кафе. Там собралась их группа, чтобы отметить сдачу трудного зачета. Но немного запоздал.
 Веселье  было в самом разгаре. В воздухе устоялся запах пива, перемешанный  с  ароматом кофе. За большим столом, где расположилась их группа, места уже не было. 

Но его неприметный стол оставался свободным. Подошел официант, зажег свечу в бокале.
Она тускло осветила тот угол, где сидел Глеб.
 - Мрачновато тут у вас, - сказал  официант – Может, пересядете?
 Глеб отказался. Сделал  заказ, огляделся.

 Внимание привлекла незнакомая молодая девушка в черном платье, с большим декольте. Ярко рыжие волосы рассыпались по плечам. Чуть раскосые глаза, аккуратный макияж, томный взгляд – все в ней было необычным и манящим...   Она  держала в руках длинную тонкую сигарету, в черном мундштуке, зажатом длинными и тонкими пальцами.
Стало интересно.
 
Появились три музыканта. Настроили инструменты. И – полилась живая музыка…
Здесь любили танцевать. В моду опять входили и вальс, и танго, и совсем уж новомодные латино – сальса и хастл.
 
Пятачок, окруженный столиками, заполнили  танцевальные пары.

Рыжая  девушка, что привлекла внимание Глеба,  танцевала с высоким, широкоплечим молодым человеком, с    рыжеватой  шкиперской бородкой.

Эта пара так выделялась среди танцующих, что на других уже не хотелось смотреть. Выразительным языком аргентинского танго они на глазах творили маленький спектакль - со своей интригой, своим сюжетом, своей внутренней жизнью.
Томительно нежную, красивую и грустную мелодию сдерживал строгий, даже жесткий ритм. Он подчинял себе и музыку, и движения этих танцоров, чем усиливал выражение их чувств, давал им свободу.
 
Здесь не было тесных объятий. Танец разделял мужчину и женщину. Сближали их только движения ног.  Плавные,  скупые, очень чувственные мгновения легких  касаний, тонкое заигрывание -  партнерша то манила к себе, то уходила в сторону, на что партнер чутко откликался. Их движения, откровенно кокетливые, зазывные, поддразнивая, рождали атмосферу необыкновенно чувственной экспрессии.  Это был пленительный разговор мужчины и женщины. Они  без стеснения тянулись друг к другу, и  - тут же ускользали, чтобы снова, в страстном порыве, поманить к себе.
Это был не танец, нет – сладостное, наполненное поэзией и страстью общение двух сердец.
Глеб смотрел на них, затаив дыхание.

Танцевальный спорт был давним увлечением Глеба. Им  он занимался с детства, с той поры, когда мать привела его, тогда еще десятилетнего мальчишку, в студию. Начав заниматься в детской группе, он последовательно переходил в юниорскую, а потом и в молодежную. Участвовал в многочисленных турнирах, удавалось занимать в них призовые места.

Этот вид спорта, внешне легкий, воздушный, требовал, однако, немалых усилий и хорошей физической подготовки. По интенсивности нагрузок нисколько не уступал даже бегу и плаванию. А по красоте, грации и артистизму был близок к искусству.

У Глеба были качества, необходимые для занятий спортивными танцами – гибкость тела, пластика и координация движений, музыкальность и чувство ритма. 
И сейчас Глеб по достоинству оценил красоту, слаженность и поэтичность танцевальных движений этой пары.
 
Да, это был спектакль. Маленький и очень чувственный. Каждый играл в нем свою роль и оба испытывали от этого взаимное наслаждение.

Глебу вдруг вспомнились прочитанные когда–то стихи. Чьи - он уже не помнил, но поразила его  точность, с какой в них передано  сочетание осознанности движений и спонтанного буйства чувств.

           Так графично-безупречны силуэты в танце страсти, -
           Ноги, спины, руки, плечи в первородной ипостаси.
           На границе светотени падает запретов планка,
           Начинается смятенье чувств... и тел - мы в зоне танго,
           В рваном ритме черно-белом нет другим оттенкам места.
           Разум не владеет телом, - только танец... 

Глядя на эту танцующую пару, Глеб неожиданно ощутил какое-то мышечное беспокойство. В ритме танго его ноги порывались вырваться на простор. Туда, на танцпол. Чтобы испытать уже позабытую радость и счастье великого таинства танцевальной игры.

Музыка стихла. Наступила пауза.. Но Глеб оставался во власти все еще звучащих в нем ритмов.
К нему подошла незнакомая девушка.
 
- Вы разрешите?  - спросила, усаживаясь напротив.  - В кафе сегодня столько народа. Просто многолюдье какое-то, а  ваш столик, кажется, свободен. И здесь так удобно. Даже уютно. Можно?

Она  улыбнулась ему такой открытой улыбкой, что у Глеба  екнуло сердце.
Встрепенулось, откликнулось  на свет ее лучистых карих глаз. Таке были у его матери. И еще поразили волнистые каштановые волосы. Тоже, как у нее...
 
- Наши ребята веселятся, - кивнула она в другую сторону зала, -  А я  вот запоздала, и осталась без места.
 
Оттуда, из противоположного от них угла кафе,  слышался шум и громкий смех.
 Подошел официант, заменил догоравшую свечу.  Девушка благодарно улыбнулась.
 - Вам  что заказать? Кофе, чай, пирожное? - спросил  Глеб и представился.

Девушка, поблагодарив его за внимание, назвала себя:   
- Мария. Или просто Маша. Учусь в нашем универе. Психология, второй курс.
Официант принес заказанные кофе и пирожные.

Тусклый свет свечи вырывал из полумрака только их лица.
До него донесся тонкий, нежный аромат белой сирени. Так пахли духи, которыми любили пользоваться в их доме. Это был запах его детства.
Вдруг возникло острое желание дотронуться до Машиной щеки, ощутить шелковистость кожи. Убрать с ее лица непокорную прядь каштановых  волос. Так, как это часто делала его мать. Захотелось  прижаться к ней, спрятаться, как у мамы – погрузиться в это мягкое, женское...
 
В его душе творилось что-то необычное. И тревожное, и волнующее.
Заметив, как пристально он всматривается в ее лицо,  девушка мягко улыбнулась.  Взгляд ее карих глаз, с загадочно мерцающей в них искринкой, казалось, проникал в самую глубину его души.
 
- Вы знаете, Глеб, - сказала она тихо, вполголоса, - в вас чувствуется какое-то напряжение. В вашей мимике, в жестах, в тоне голоса. Хотя  вы и улыбаетесь.
 
Глеб удивился. На людях он старался не выдавать таящейся в нем тоски,

- Точно такое лицо было у одной моей подруги. Она долго не могла справиться  с неожиданной потерей отца. Очень горевала, но показать это на людях себе не позволяла. Считала, что в глазах других должна оставаться сильной.
Глеб слушал с напряженным вниманием. Удивляло то, как поняла она его состояние. Заметив это, Маша улыбнулась:
- Только не всегда у нее получалось. Как и у вас.

И посмотрела на него очень внимательно и серьезно.
- Вот попробуйте, вытяните руки перед собой. Сильнее, еще сильнее, вложите в это всю свою силу.

Пораженный Глеб выполнил ее просьбу.
- Вот видите, - заметила она, держа в своих пальцах его ладони, - как напряжены ваши руки. И не только руки. Надо же, такая вибрация! Все напряжено,  Что-то вас очень тяготит. Вам бы расслабиться.
 
Глебу впервые захотелось поделиться своей бедой.
Она слушала его, внимательно, и очень сочувственно.

Тем временем музыканты после перерыва опять включились в работу.

- А не станцевать ли и нам, Глеб? Знаешь, как поется в песне – «Молодой человек, потанцуйте-ка со мной». Помнишь, как там дальше – «Танцевать – не целовать!» - рассмеялась она.
Глеб удивился, как мягко и незаметно она перешла на «ты».
Маша встала из-за стола – высокая, стройная. Синее платье удачно подчеркивало ее узкую  талию, привлекательные формы. Она нравилась ему все больше и больше.
- Поверь, танец  -  один из самых простых способов снять стресс. Люди недооценивают его силу. Это я как психолог говорю. Будущий, - поправилась она. И добавила:
- Я читала, что в танце можно и горе пережить. Снять с души тяжесть. Как бы заново родиться.


Донеслись звуки нового танго.
 - Ты танцуешь? – спросила она,  вскидывая на него поблескивающие карие глаза, обрамленные  темными длинными ресницами.
Он сказал правду: 
 - Давно не танцевал, но хочется…

Ему казалось, что он сейчас сможет все.
- Танго -  очень красивый танец. 
- Больше того, это танец любви, - с улыбкой ответила Маша.
А он посмотрел на нее – задумчиво-задумчиво…

-  Попробуем. Мне кажется, у нас получится, -  с уверенностью заявила Маша.
Она положила свою теплую руку на его плечо,  другой - слегка сжала его пальцы. Он ощутил в этом движении столько теплоты и понимания,  что невероятное блаженство покоя вдруг стало наполнять  его душу и тело...

- Знаешь, Глеб, горе из себя надо вытанцовывать. Это еще в древности умели. Помогало. И тебе поможет.
Сказала, не допуская возражений.

Глеб крепко держал ее за талию. Маша оказалась легкой и послушной партнершей. Он предлагал ей одно движение за другим, и она не только точно повторяла их, следуя за ним, но еще и украшала его  шаги поворотами, тонкой и изящной игрой ног.  Танцевали  молча, внешне бесстрастно. Ритм соединял их, подчинял себе, заставлял двигаться в едином порыве охвативших их чувств.
 
Глеб удивлялся себе. Откуда сейчас брались у него эти простые, но такие точные шаги? Что двигало им?  Что двигало ею?

В этом танце они не замечали никого и ничего. Существовали только он, она и музыка. Томительная, страстная, в ритме биения сердца. Нет, двух сердец. И все это выражалось в движениях тела, в  игре ног.  Что-то новое, необычайно трепетное и волнующее рождалось в душе у Глеба, овладевало его телом и бурно выплескивалось наружу.
 
У них получилось! В сердце Глеба запорхали весенние бабочки.
Музыка стихла, и сразу раздались аплодисменты. Маша и Глеб стояли, ошеломленные, – так сильны были охватившие их переживания. И радость успеха.

Когда они вернулись к своему столику, к ним подошел какой-то парень и обратился к Маше: 
 - Мари, мы уже торопимся.  Пойдем,  пора уходить, - сказал он девушке.
 
Маша поднялась. Улыбаясь, пояснила Глебу:
– Это мой брат, Сережа. Он тоже у нас на факультете. Только третий курс. Знакомьтесь. А нам действительно надо уходить. Не обижайся.

И добавила:
 - Мы еще встретимся. И потанцуем. Вот мой телефон.
Она улыбнулась ему своей мягкой улыбкой и выпорхнула из кафе.

 Кафе сразу опустело.  С ее уходом пропал и свет и запах. Все, что внесла в него Маша.

Сердце трепетало от непривычных чувств.  Еще днем все для него было тусклым и мрачным. А теперь?
И когда, вслед за Машей, он покинул кафе, то очень удивился.   

 Мир вокруг оказался другим. Хотя была та же хмарь, все так же сыпала  осенняя изморось, Глеб уже не замечал ни этой хмари, ни мелко моросящего дождя. Ярко светили рекламные огни, со всех сторон призывно и привлекательно звали к себе витрины магазинов.      Мимо мчались, играя цветными огоньками, красивые машины. Все было в движении, все бурлило, отовсюду доносились энергичные басовые ритмы дискотек.

Неожиданно в общем шумовом потоке до Глеба донеслись слова непривычной для современного города старинной песни Шуберта:

          В движеньи мельник должен быть,
          В движеньи…
         Движенье счастие моё,
         Движенье…

Надо же, и тогда, в те века – о том же! Вся жизнь – в движеньи. Без остановок. Что бы ни произошло. И только в движеньи – жизнь.

Что случилось – того не вернешь. Но у него теперь есть Маша.
Глеб помчался домой. В тот дом, в котором он еще будет счастлив.
 


В рассказе приведены:
стихи Иры Арт "Черно-белое танго". http://www.stihi.ru/2007/11/17/1248
а также текст песни Шуберта «В путь» на слова В.Мюллера в переводе И.Ф.Тюменева.