Стрельбище

Огневая подготовка

Январь предписал выездные занятия на стрельбище – огневая подготовка. Существовала директива, понимаю, разбавлять строевую на плацу огневой на полигоне.

Одним незакономерно снежным утром батальон выстроили на плацу в неполной экипировке. С ночи зарядил снегопад, взывавший воспоминания о зазимках в родных краях. Средоточие зимы, дома лютуют крещенские морозы – Самарканд любовался порошей крупными хлопьями первый раз. Было промозгло или хляби небесные пеленой над городом стояли, росы сковывало изморозью, лужицы леденели, но белых мух погода выпустила нежданно. Одного азиата из захолустного кишлака настолько поразило сравнение снежинок с «белыми мухами», он неделю бегал по роте и всё отмахивался: «Беля мюха! Беля мюха!»

Военачальники как умышленно выжидали ненастья, чтобы тяготы военной службы поднести во всей красе. И показать, автомат закреплён за связистом не для наличия причин к внеочередному наряду, а к применению в случае боевой задачи и приземления супостата. До армии я стрелял из охотничьего штуцера, в подземном тире училища палил из «мелкашки» с мосинским затвором и на уроках НВП держал в руках АК-47. На уровне: потрогал? – сдавай, пока не сломал что-нибудь! Военрук часто прилюбливал: «Прыгай за вами как абизъян! Не кенгуру, канешно, но вы же что хошь переломаете, оставь без присмотра?!»

К АКМ приучали и заставляли следить особо. Разбирали, чистили, мазали ружейным маслом, собирали. Ново было узнать, патрон в патронник нельзя досылать принудительно, как произвольно срабатывает рука. То есть, отвёл затвор до упора – отпускай не провожая. Затворная рама продумана, механизмы имеют конструктивные решения, не понуждающие к приложению дополнительных усилий. Сержанты высматривали бойцов, обращающихся неправильно, делали замечания, нарабатывали практику. Медлительность при сборке-разборке, плохая чищеность составных частей, несвоевременная смазка для хранения, невладение приёмами обращения с оружием на плацу отмечались чередой чудодейственных нарядов по роте...

Случай был показательный. Дима Суманов в карауле службу нёс. Целый день очей не смыкал, оставалось лишь ночь продержаться! Не продержался!.. С устатку присел за стол караулки, пока ждал очереди сдачи оружия в пирамиду, и пропустил атаку... Подошёл Арис, хитрым финтом снял автомат с плеча солдата, а Дима и ухом не моргнул. Тут же получил болевой тычок в бочину, встрепенулся – а Арис с автоматом навскидку! Боец лепетать, что закрыл глаза на мгновение и лишь на секунду склонил голову на грудь – замкомвзвод тычет в нос пламегасителем его же оружия. Сор из избы выносить не стали, бойца сняли с караула в наряд по роте и наутро продлили вне очереди...

Настало время, руки молодых солдат к автомату обвыкли, лучшее в мире оружие держали твёрдо. Перестали даже опасаться до­ставать из потайных мест приклада инструментарий автомата. В плечевом торце была встроена заслонка с тугой пружиной, блокирующая доступ в пенал. Палец в пенал совали с опаской, пока не наработали привычку. Лично я вскоре манипулировал автоматом аки бог войны Перун палицей: палил с колена, в прыжке, падении, сзади, сбоку, между ног, разворотом из подмышки – и цели бил сощуренным глазом! Случалось это в редких снах, правда, ибо практическое испытание оружием произошло только на третьем месяце службы. Дожили до сего дня и тихони-связисты... Хотя лучше поздно, чем никогда!..

Предшествующим вечером я подглядывал за беснованием будущих прапоров, бегающих между казарм и что-то матерящих. Моё штатное койко-место верхним ярусом над койкой замкомвзвода, в окне трёхэтажка Школы Прапорщиков, их казарма на ладони. Гоготание вояк отгоняло сладкие сновидения, в которых я собирался жонглировать автоматом, штыком да ложкой с котелком. Смешное затягивает людей инстинктивно, потому к исследованию обстановки до мельчайших деталей я достал очёчки.

Творилось за окном неведомое. Там вояки скакали в одних кальсонах, хлопали дверьми, из окон по ним как по мишени летели сапоги и шлёпки. Мишени уворачивались, ржали, бегали и падали. Когда скачь прекратился, сложил оптику поверх тумбы и благополучно о ней забыл. Возле моей койки стояли пеналом тум­бочки инвентарного армейского образца – нижняя замкомвзвода, верхняя моя.

Целая тумбочка одному – ши­карно?

В общем, очки не убрал, слепо мечтая зреть продолжение, на следующий день расстрела фанерок пребывал в уверенности, что визир в очечнике в нагрудном кармане. По побудке вскакиваешь, поверх пенала не заглядываешь и второпях о вечно скудном его содержимом не думаешь. Привычка вымуштрована такая, что бежишь на построение, насколько можно не оглядываясь на мелочи.

Стрельбище раскинуто при полигоне Дальнего лагеря. Выстроили, повели на аллею, там сюрприз – грузовики тентованные! Что обозначало: ни марш-бросок, ни пешим ходом, а прогресс задействовать! И пусть этот «прогресс» канительно ползает, прыгали мы в кузова с великим удовольствием. Ехать в крытой повозке – не щиколоти натирать на пересечённой местности! Плюс, мечта подремать иной десяток минут, и колючие ветра... щёки не колют...

Доехали. Покемарить не удалось: погруз «на колёса», сопутствующая рутина и езда занимали недолгое время. Высадились, после чего ещё метров под пятьсот шлёпали к месту стрельб, успев замёрзнуть и согреться. Снег сыпал и сыпал, накрывая Самарканд белым одеялом. Мокрое, тя­жёлое, полупрозрачное как кирпичик рафинада покрывало не таяло от сырости, а лишь увеличивало толщину покрова. Даже во снах не представлялось видеть снега в пустыне, но сверху включили снегопад в самый оный день...

Природа поднесла дополнительную обузу...

Стрельбы шли неспешно. Ветер в степях коварный – шинели сквозил как мешковину. Нулевые температуры в узбекской влажности подобны холодильнику – трясись не трясись, кровь гонять не получается. Стоишь и материшь. Руки в трёхпалых рукавицах сжаты в кулак, сапоги сырые, ноги заиндевевшие. Месишь жижу, но подсесть не к чему. Дубеешь до отстрела патронов первой парой снайпе­ров, подходит твоя очередь – зуб не на зуб, палец не попадает на курок. В городе не мёрзли, тут губищи в синь! Колотун, слякоть, непогодица – когда всё это кончится?..

Каждый боевик по­лучал с дюжину патронов: первые три отводились одиночным выстрелам – прочувствовать отдачу, остальные короткими очередями. Инструктаж по ТБ проводили дважды, как особо одарённым.

Надлежало нам противоборствовать супостату, воины которого возникали в разном удалении и безмятежно целились в сторону неопытных связистов. Ближний совмещал мушку винтовки с колена, второй на дистанции торчал в полный профиль с пистолем, дальний замаскировался сбоку от легко узнаваемого станка революционного пулемёта системы «Максим». Видимо, воевала с нами рать неведомой банановой республики: не пригибались, и вооружены пулялками из темноты начала столетия?..

Как ни смейся, приходилось залегать на промокшее походное имущество и в луже ждать приказа. Условия не ахти, с моим зрением лишь шашками в Чапая пулять, но я честно расстрелял боезапас по мишеням. Короткими очередями, дрожащими ру­ками, без применения оптики и с тремя минусами диоптрий – всех клал наповал!

Мишени подкашивались за секунду. Сразу в гроб или в саван закатывались – не знаю. Трофеи нам не показали, абы не травми­ровать неокрепшую психику, но я додумал, что врагов калечил слегка, ибо в журнал стрельб вписали выразительные минусы. Если бы насмерть бил, результат был бы заплюсован. Да будет, я не кровожаден: пусть ворог зализывает раны и живёт, слава Богу, поверженным.

К слову, о Боге: я здравый атеист, росший в окружении православных щёпотников. Крещён, не воцерковлён. Многого не ведаю, потому не хулю того, чего не понимаю. Как точно сказывал герой сериала «Вечный зов» Панкрат Назаров: «Божиться божусь, а в попы не гожусь!»



Продолжение тут --- http://www.proza.ru/2012/08/04/624 > Радостные моменты и тревоги >