Возрастное разночтение

«Читать  следует тогда,
когда иссякает источник собственных мыслей,
что довольно часто случается с нашей головой».
(Шопенгауэр)

Согласно Шопенгауэру  я немало времени проводил и провожу    за чтением.
Мною замечено, что последние лет пятнадцать я в основном не читаю, а перечитываю.
Скорее всего,  это общая закономерность пожилого возраста.
В этом возрасте  я  успел уже перечитать почти всю библиотеку своего  юношеского и зрелого периода.
Но как перечитать?!
Это было   совсем  иное чтение, чем в молодости!
Оно -
более  медленное и внимательное,
более  пристальное и вдумчивое,
более результативное и полезное с точки зрения глубины познания  и переживаемых чувств.

«Я странно читаю, и чтение странно действует на меня.
Что-нибудь, давно перечитанное, почитаю вновь и как будто напрягусь новыми силами, вникаю во все, отчетливо понимаю и сам извлекаю умение создават»ь.
(Ф. М. Достоевский)

Сейчас  я  перечитываю «Тёмные аллеи» Ивана Бунина.

Я останавливаю своё внимание на первых предложениях каждого рассказа и пытаюсь в конце его чтения понять и оценить именно такое, а не иное  начало.
Я часто перечитываю несколько раз описания природы и вхожу вместе с ними в определённые   времена  года, стараясь ощутить внутри  себя  все те нюансы природных красот, которыми так богато бунинское описание.
Я  помечаю или  выписываю  красивые речевые обороты, умные и редкие высказывания  и при этом всегда ловлю себя на мысли, что очень хочу в этот момент срочно с кем-нибудь поделиться своей находкой.

Такого  чтения в молодости я не знал.

Вижу Бунина,  сидящего  за письменным столом.
Вижу  чистый лист бумаги перед ним .
Угадываю в его голове  кипучую  работу мысли.
И вот на бумагу ложится первая авторская строчка:

«Ах, как давно я не был там, сказал я себе.
С девятнадцати лет».

С этой фразы начинает  разворачиваться  рассказ об одной удивительной поездке.
И такое начало этого рассказа  с прямой речи для меня находка, редкость, которую я нигде до этого не встречал.

А вот  начало другого рассказа:

«Ночная синяя чернота неба в тихо плывущих облаках, везде белых, а возле высокой луны голубых. Приглядишься – не облака плывут – луна плывёт, и близ неё, вместе с ней, льётся золотая слеза звезды: луна плавно уходит в высоту, которой нет дна, и уносит с собой всё выше и выше звезду».

«Синяя чернота неба» - как  смело и естественно и мастерски удачно.
«Льётся золотая слеза звезды» -  надо же увидеть такое!
Это только у Бунина.
Это единственный в литературе акт такого чувственного восприятия.
Больше ничего подобного  нет нигде.
В этой фразе он неповторим!

А вот оригинальное начало - проза и стихотворный куплет.

«Весенней парижской ночью шёл по бульвару в сумраке от густой, свежей зелени, под которой металлически блестели фонари, чувствовал себя легко, молодо и думал:
В одной знакомой улице
Я помню старый дом
С высокой тёмной лестницей,
С завешенным окном…».

Такого начала я  не встречал во всей  прочитанной мной литературе.  Это очередная находка внимательного чтения.

Другая  сторона  бунинской прозы – описание природы.

От описаний природы (их очень много)  в бунинских  «Тёмных аллеях» трудно оторваться – читаешь и вновь медленно перечитываешь эти описания  вновь и вновь.

«Горячее солнце было уже сильно, чисто и радостно.
В лесах лазурно светился, расходился и таял душистый туман,  за дальними лесистыми вершинами сияла предвечная белизна снежных гор…»

Сколько ярких, образных эпитетов в одном предложении!

Солнце радостное…
Туман душистый…
Белизна предвечная…

Или другое описание…

«Всё время дожди, кругом сосновые леса.
То и дело в яркой синеве над ними скопляются белые облака, высоко перекатывается гром, потом начинает сыпать сквозь солнце блестящий дождь, быстро превращающийся от зноя в душистый сосновый пар…»

Описание последовательно - правдиво и чётко немногословно.
Многие  в своей жизни когда-то видели подобное, но никто не думал об этом таким набором слов, какое представил читателю Бунин.

И даже  крохотные вставки в текст описаний природы, состоящих  всего лишь из  одного предложения,  такие натуральные и близкие  и такие гениально простые,
что не могут остаться незамеченными.

Для примера хотя бы вот эта…

«Погода была прекрасная,
тихий, сухой, солнечный вечер начала сентября,
когда на тротуарах так приятно шуршат под ногами опавшие листья».

Мне доставляет удовольствие такое внимательное, неторопливое и вдумчивое чтение, после которого каждый автор становится мне понятней, а оценка их произведений глубже и объективней.

Разве в  молодые годы я бы остановил своё внимание на маленьком  рассказике из «Тёмных алей» под названием «Красавица»?

Рассказ начинается таким предложением:

«Чиновник казенной палаты, вдовец, пожилой, женился на молоденькой, на красавице, дочери воинского начальника».

Так и тянет   прочесть начало (первое предложение) совсем в другом изложении, а именно:

« Чиновник казённой палаты, пожилой вдовец, женился на молоденькой и красивой дочери воинского начальника».

Но автор, начиная свой рассказ, находился, очевидно,  в сильном волнении, оттого и речь его,  немного рубленная и ступенчатая, а не спокойная и  плавная, как показано выше.

И дальше следуют всего 320 слов, из которых складывается  весь этот рассказ.

Но эти 320 слов создают  в душе  вспышку резкого неприятия описанной ситуации и крепкого внутреннего желания вмешаться в сложившуюся ситуацию.

И вот эти чувства и эти желания, в которые вводят читателя 320 слов рассказа «Красавица» делают его литературным шедевром.
Предпоследнее слово этого рассказа, которого нет ни в одном словаре («ДОБРИШКО»), подчёркивает силу бунинской прозы.

Не могу удержаться и помещаю ниже этот маленький шедевр…

КРАСАВИЦА

«Чиновник казенной палаты, вдовец, пожилой, женился на молоденькой, на красавице, дочери воинского начальника.
Он был молчалив и скромен, а она знала себе цену.
Он был худой, высокий, чахоточного сложения, носил очки цвета йода, говорил несколько сипло и, если хотел сказать что-нибудь громче, срывался в фистулу.
А она была невелика, отлично и крепко сложена, всегда хорошо одета, очень внимательна и хозяйственна по дому, взгляд имела зоркий.
Он казался столь же неинтересен во всех отношениях, как множество губернских чиновников, но и первым браком был женат на красавице — все только руками разводили: за что и почему шли за него такие?
И вот вторая красавица спокойно возненавидела его семилетнего мальчика от первой, сделала вид, что совершенно не замечает его.
Тогда и отец, от страха перед ней, тоже притворился, будто у него нет и никогда не было сына.
И мальчик, от природы живой, ласковый, стал в их присутствии бояться слово сказать, а там и совсем затаился, сделался как бы несуществующим в доме.
Тотчас после свадьбы его перевели спать из отцовской спальни на диванчик в гостиную, небольшую комнату возле столовой, убранную синей бархатной мебелью.
Но сон у него был беспокойный, он каждую ночь сбивал простыню и одеяло на пол.
И вскоре красавица сказала горничной:
— Это  безобразие,  он  весь  бархат  на  диване изотрет.
Стелите  ему, Настя, на полу, на том тюфячке, который я велела вам спрятать в большой сундук покойной барыни в коридоре.
И мальчик, в своем круглом одиночестве на всем свете, зажил совершенно самостоятельной,
совершенно обособленной от всего дома жизнью, —
неслышной, незаметной, одинаковой изо дня в день:
смиренно сидит себе в уголке гостиной,
рисует на грифельной доске домики
или шепотом читает по складам все одну и ту же книжечку с картинками, купленную еще при покойной маме,
смотрит в окна...
Спит он на полу между диваном и кадкой с пальмой.
Он сам стелет себе постельку вечером и сам прилежно убирает, свертывает ее утром и уносит в коридор в мамин сундук.
Там спрятано и все остальное добришко его».
@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@

Не приходится нисколько сожалеть о том времени, которое ушло в течение всей жизни только на одно ЧТЕНИЕ.
Трудно даже представить себе  то  всестороннее низкое  убожество  мыслей и чувств, с которыми пришлось бы прожить всю  жизнь   без стойкой любви к чтению с самого раннего детства и до глубокой старости.

«Если бы к моим ногам
положили короны всех королевств мира
взамен моих книг и моей любви к чтению,
я отверг бы их все».
(Франсуа Фенелон - французский писатель, архиепископ)