8

Образование фотографа не принесло Джейн ровно никакой пользы – в такие моменты она сидела в постели, и взгляд ее безнадежно блуждал от одного фото к другому, не в силах сдержать слезы при мысли, что все они, – все, без исключения, – были теперь абсолютно бесполезными. И ей становилось жалко этих лет, впустую потраченных на бесполезное дело, и становилось жалко себя, такую же бесполезную, что сделала неправильный выбор, ошиблась, вот и все – но ведь она была одна, абсолютно одна, и никто не мог подсказать ей… И тогда она уже не могла остановить поток собственного сознания, который беспрерывно шептал ей ото всех сторон о ее никчемности и слабости, которую она тут же доказывала, плача. Джейн брала блокнот, спасенная какой-то мыслью, которая, казалось, проясняла не только ее разум, но и всю ее жизнь… И тут же теряла ее, еще более обессилено падая обратно на землю, снова и снова ломая свои кости.
В тот период депрессия впервые стала делать шаги навстречу – казалось, что Остин спугнул ее в самом начале, но теперь перестал быть преградой.

Время от времени она подрабатывала в каком-то журнале, – несколько фото, сделанных Джейн, даже публиковались, после чего ее взяли помощником главного редактора, которых, к слову, было огромное множество. Какое-то время она даже всерьез верила в то, что однажды станет главным редактором или что-то в этом роде, однако впоследствии стала писать небольшие статьи, которые, хотя и неоднократно редактировались без ее ведома, все же издавались.
Однажды Джейн вернулась домой, где ее уже ждал Остин, стоящий на кухне над кипевшей кастрюлей с какой-то сомнительной жижей, в которую чудесным образом превращалась почти вся еда, которую он пытался готовить. Захлопнув входную дверь, Джейн забежала к нему, и, на ходу развязывая свой тонкий шарф, воскликнула, так что он даже не узнал ее голос:
– Остин, они собираются напечатать мою статью!
Отвлекшись от готовки, Остин обернулся к ней, поймав себя на странной мысли – ему почему-то казалось, что она вот-вот скажет «они собираются напечатать мою книгу» или что-то в этом роде. Быстро овладев собой, он улыбнулся и сказал что-то похожее на «это здорово» – и, к счастью, она не заметила в его глазах этого странного, немного неловкого выражения, словно он, Остин, знал, – и она тоже знала, – что оба ожидали большего, гораздо большего, но были обязаны довольствоваться тем, что имели.
Через несколько дней после этого Джейн, как обычно, ждала Остина у магазина, держа в руках свежий номер журнала, но не открывая его, несмотря на это сумасшедшее предвкушение, которое она с трудом подавляла, продолжая спокойно стоять на крыльце. Когда он вышел, Джейн, сияя, скромно продемонстрировала ему обложку журнала, после чего они вместе пошли домой – в тот день сияло солнце и было теплее, чем все предыдущие дни, хотя жители выглядели такими хмурыми, словно на каждого из них лил холодный ноябрьский ливень.
Когда они вернулись домой, Джейн тут же отправилась в спальню, чтобы включить музыку, в то время как Остин, даже не снимая куртку, принялся искать ее статью, испытывая крайне приятное волнение.
Выйдя из спальни, она выхватила журнал и на несколько секунд полностью погрузилась в чтение – казалось, она читала статью раз за разом, пока Остин не заметил, что взгляд ее стоял на месте, словно она пыталась увидеть что-то сквозь страницы.
– Ну что? – спросил он, все еще улыбаясь, и Джейн медленно посмотрела на него – как-то странно, так что он не мог понять, чем именно это было – разочарованием, обидой, растерянностью – чем? Казалось, в ее глазах была смесь всех земных чувств, и это напугало его.
– Это не моя статья, – сказала она резко севшим голосом, еле слышно, так что Остин с трудом услышал ее из-за музыки, так не вовремя заигравшей из соседней комнаты, словно насмехаясь над ними.
– Не твоя? – переспросил он спокойно, пытаясь звучать благоразумно, хотя и знал, что Джейн ненавидела, когда эти нотки появлялись в его голосе.
– Не моя, – тупо повторила она. – Чужая. Я не знаю, чья. Не моя.
И закрылась на кухне, оставив Остина одного стоять в их мрачном коридоре на фоне музыки, которая теперь насмехалась еще сильнее.