Живая память

    Воспоминания детства. Стоило только мысленно произнести эту фразу, и покатили они, те самые детские воспоминания.

    Я у бабушки в ближнем Подмосковье. Зима, а потому в окнах между рамами лежит вата, а на ней аккуратно разложены веточки рябины. Мне это напоминает мои летние «секретики» и очень нравится. За окном большой куст, на нем какие-то птички деловито обклевывают замороженные ягоды. Дом у бабушки деревянный двухэтажный и на несколько комнат с соседями. Выходишь из дома вечером, а в окнах светятся оранжевые с кистями абажуры, так тепло и зазывно светятся.

    Мне там нравится абсолютно все – и диванчик с валиками и разложенной вышивкой на спинке, и высокая кровать, накрытая чем-то белоснежным, с висящими подзорами – такими специальными украшениями из шитья кружевного, и роскошной взбитой горкой подушек, тоже укрытых чем-то воздушно-кружевным, и круглый стол с  бархатной скатертью. И даже запахи в этом доме особенные, я нюхач знатный с детства, поэтому улавливаю и легкий аромат дерева, и перебивающий все керосиновый запах, и врывающийся с улицы дух свежего снега. Готовят здесь на керосинках, отчего еда приобретает легкий привкус нефтепродукта, но к этому быстро привыкаешь.
 
    Напротив дома целый ряд сараев, у каждого хозяина свой. В них хранится так много интересного, что попасть туда для меня большая удача, но попасть можно только летом, зимой туда ходят в основном только за дровами. Дрова – это новый запах и новое развлечение, они холодные, в коре, которую так захватывает отдирать и использовать потом для растопки. Мне, понятно, доверяют только отдирать, но я горда вкладом во взрослое дело и очень стараюсь.

    Если от двери пойти наискосок, то упрешься в речушку с мостками – на них женщины полощут белье, а рядом летом растет общественная петрушка. Прирослась и растет себе для всех. Мама говорит, что это был ручей, который для меня тогда мог вполне сойти за речку. А за ручьем – овраг и поле, но мне туда по малости лет нельзя, хоть и очень тянет. Для городского ребенка просто пройти по улице этого поселка – уже приключение, поэтому я то и дело вырываю руку из маминой и бегу рассматривать что-то меня поразившее за чужим забором.

    Сосны, выстроившиеся вдоль дороги, кажутся уходящими в поднебесье. Сосновыми шишечками хорошо топить самовар, я это знаю и набиваю свои кармашки, собранными по дороге трофеями. Улица недаром называется Вокзальной, хоть дом и стоит в самом ее конце, но по прямой можно дойти до станции. Там тоже интересно и полно соблазнов. Пирожки мама мне никогда не покупает, они мне кажутся чем-то необыкновенно взросло-вкусным, у них особый запах и их всегда продают смешные тети – они одеты в белые халаты или фартуки поверх пальто или шуб. Еще мне никогда не покупают большие липкие красные и желтые петушки на палочке, продаваемые цыганами. Просить и ныть бесполезно, мама тверда, как скала.
 
     Чтобы меня немного развеселить, мама обещает, что по пути домой мы обязательно подойдем к киоску около метро, где поштучно продают конфетки. Это везение – там можно найти и любимые тянучки молочные, и еще что душа пожелает. О мороженом я и не заикаюсь, мне с моими гландами (целыми на тот момент) этого нельзя.

     Я считаюсь врединой и малоежкой. А мне просто многое не нравится во взрослой еде. Я терпеть не могу гречневую кашу с молоком (не размазню, в просто залитую), потому что молоко просачивается внутрь, а каша забивается под щеки, и обмануть нет никакой возможности, и я, как хомяк, сижу с раздутыми щеками, а жевать эти запасы приходится чуть ли не часами. Зато в супе и других первых блюдах можно ложкой гонять жиринки, соединяя их или делая кольца. Мама до сих пор вспоминает, как сбивала ноги в поисках сосисок, потому что именно их с пюре я назначила любимой едой.

     Мы уезжаем и мне грустно, я перестаю заплетать косички на бахроме скатерти и  прислушиваюсь к взрослому разговору. Бабушка жалуется маме, что будут переселять куда-то на юго-запад от Москвы, в квартиры. Я ужасаюсь и  спрашиваю, разве можно уехать отсюда, здесь же лучше, гораздо лучше, чем в квартире!

     Та улица в Расторгуево есть, но нет на ней бабушкиного дома, вокруг стоят современные коттеджи, перемежаемые еще дышащими и обитаемыми деревянными домами. Мы ездим туда ежегодно к обелиску в День победы. Обязательно заезжаем в Храм Всех святых при Свято-Екатерининском мужском монастыре, помянуть тех, кто остался живым в нашей памяти.