Декабрьский подснежник 5 часть, 27 глава

27. СКОРБЬ

Прошло несколько месяцев. Однажды Вика не выдержала, позвонила Маше и попросила её приехать. Маша приехала. Они сели рядом и помолчали. И вдруг буря прорвалась, Вика страшно зарыдала, судорожно обняв сестру. Хоть Маша часто бывала у сестры и помогала ей, но не каждый раз видела такие слёзы. Маша поняла, что Вика рыдала так каждый день, и днём, и ночью, обливая безучастную холодную подушку горячими солёными потоками. Маша гладила сестру по голове, как маленького ребёнка, а Вика рыдала, рыдала, рыдала так сильно, что, казалось, сама готова была умереть от слёз, которые топили её, как волны топят корабли. Олеся спала. Немного успокоившись, Вика вытерла глаза и сказала:
– Он иногда снится мне, Маша. Он приходит ко мне, берёт мои руки в свои, смотрит так ласково и нежно и говорит со мной. А я готова слушать его вечность… Мне так страшно просыпаться, Маша! Я хочу остаться в этих снах. Я просыпаюсь, и меня охватывает ужас, меня лихорадит, бросает в холодный пот оттого, что его нет… Я не знаю, как жить теперь. Меня как будто больше нет… Если бы я могла, я бы сама приняла за него все возможные беды… Я бы… я бы…
– Не говори так, Вика, – тихо и мягко произнесла Маша, – ты должна жить ради дочки. А я буду тебе помогать.
– Правда? – спросила Вика, снова зарыдала и стала качать проснувшуюся Олесю. – Машенька, как же хорошо, что мне что-то осталось от него… 
Маша внимательно посмотрела на сестру и вдруг представила, что она сама бы чувствовала, если бы вдруг Артём умер, и дала себе слово с этого дня ещё сильнее его любить и реже наказывать за его причуды. А Артём между тем был не в силах играть, и он ушёл из театра. Однако директор, режиссёры, актёры и даже Сергей Вышегредский стали уговаривать его вернуться, и Артём согласился, хоть и был убит горем. Он стал играть, превозмогая боль, и Гамлет стал у него теперь ещё более скорбным и печальным, чем прежде. Артём так любил своего друга, своего юного лирика, что свет померк для актёра теперь не только на словах. Шашкин нашёл спасение в вере. Он перестал быть атеистом. 
Рябчиков и Лида сообщили Владу о смерти отца, только когда парень вернулся из армии. Влад рыдал не менее сильно, чем Вика, и заболел. К его болезни прибавилась ещё и усталость от армии, к которой Влад, по правде говоря, не был приспособлен. Парень стал часто ходить к Вике и помогал ей. Он очень полюбил Олесю, играл с ней и заботился о ней со всей нежностью старшего брата. Рябчиков часто ездил на могилу друга и заботился, чтобы она всегда была чистой и ухоженной, не заросшей травой. Он даже не злился на Лиду, хоть и видел, что она любила и любит одного Шуберта. 
Когда подросла Олеся, Вика рассказала ей о Шуберте и удивилась, когда девочка сказала, что помнит отца. Они стали часто бывать на могиле поэта и каждый раз приносили свежие цветы. Но однажды Вика пришла одна. Она села у надгробного камня, глядя на фотографию Шуберта, который смотрел с неё, как живой, и стала тихо говорить:
– Шуберт! Я теперь живу только ради Олеси и ради того, чтобы поскорее снова увидеться с тобой. Наверное, тебе тяжело видеть мои слёзы, но помнишь, как ты когда-то сказал мне, что в то же время они для тебя как бальзам на душу, потому что ты видишь, как я тебя люблю? Я хочу, чтобы ты и сейчас видел и чувствовал мою любовь. Помнишь, как мы с тобой говорили о нашей любви, которая никогда не пройдёт? Я хочу повторить тебе сейчас все те же слова. Шуберт! Как я люблю тебя! Шуберт, милый мой, родной, а Олеся похожа на тебя. Может, она тоже будет писать стихи или петь. Я прочитаю ей все-все твои стихи, я покажу ей все твои фотографии. Влад уже играет в театре д’Артаньяна. Ему очень идёт костюм мушкетёра! Шуберт, прости меня, что я иногда была капризной и ссорилась с тобой. Я всё равно всегда любила тебя больше жизни. 
Лёгкий ветерок коснулся викиных волос, уже почти полностью седых, которые она даже не закрашивала, и вдова подумала, что это невесомое дуновение было обещанием встречи, которая когда-то обязательно произойдёт. Вика улыбнулась безжизненной улыбкой, в которой отразилось всё её страдание вперемешку с ожиданием, и медленно побрела домой, где её уже ждала с игрушками Олеся.