Части1и2

«Хорошая у меня была жизнь!
 Я таких жизней штук сто прожил бы и не устал!»

ДАЛЁКОЕ НАЧАЛО.

«Когда постоянно вспоминаешь и вспоминаешь, то вспомнишь
то, что было ещё до твоего рождения».

Родился я в Крыму.
Место моего рождения –
город Керчь.
Время рождения –
16 июля 1938 года.

Июль в Керчи –
это изнурительный зной,
высокие облака над морем,
неподвижный, раскалённый воздух с терпким запахом пыли и солёной морской воды, беспокойные душные ночи и медо¬вый запах липы сразу после южной очистительной грозы с её желанным и коротким ливнем.
Июль в Керчи –
это тысячи пышных цветов на городских клум¬бах, колючие головки чертополоха за городской окраиной, вечерняя "скрипичная" музыка  кузнечиков, лёгкие освежающие ветерки на вершине горы Митридат
и Чёрное море с его горячими песчаными пляжами.

Керчь - город долгожитель, основанный ещё древними гре¬ками, как один из  опорных пунктов на черноморском побе¬режье во времена их дальних морских путешествий.

Керчь расположена на берегу узкого пролива, который соеди¬няет два моря –
Чёрное и Азовское.

Этот же пролив отделяет южный берег Крыма от Кавказского побережья.
Над городом и  проливом главенствует гора Митридат.

На противоположном бере¬гу Керченского пролива хорошо видна Тамань (древняя Тмутара¬кань), описанная Лермонтовым.

С вершины Митридата хорошо видно, как Керчь длинной лентой плотно прилегает к морю.

Как представляется мне теперь,
история с моим рождением начиналась в конце "бархатного сезона",
осенью 1937 года.

В первое воскресенье октября на городском стадионе играли в футбол две местные городские команды.
В этой игре победила команда Металлургического завода.
Часть зри¬телей задержалась на своих местах, чтобы посмотреть про¬цесс награждения победителей.
Вечерело.
Солнце медленно осе¬дало за вершину Митридата, бросая лучи вверх.
Западная часть неба багровела красивым переливчатым закатом.
Со стороны танцевальной площадки доносились звуки духового оркестра.

Томные  мелодии срывали со своих мест наибо¬лее мечтательные и нетерпеливые души и уносили их навстречу танцевальному празднику.

В парке "Чаир" распускаются розы.
В парке "Чаир" расцветает миндаль.
Вижу твои золотистые косы...

Несмотря на такой соблазн, часть зрителей оставалась на своих местах, аплодируя игрокам, получавшим грамоты и подарки.

Черноволосая, тёмно-коричневая от загара девушка преподнесла молоденькому капитану заводских футболистов букетик осенних цветов.
Капитан команды, молодой парнишка, долго тряс её руку, смеялся и, наклоняясь к ней, что-то говорил, скорее всего, приглашал её  на танцы.

А солнце уже скрылось за горой Митридат.
День угас.
Стадион опустел.
Вдоль пешеходных дорожек парка и вокруг танцевальной площадки зажглись огни.
Оркестр исполнял одну мелодию за другой почти без отдыха.
Осень, прохладное утро.
Небо как будто в тумане.
Светит огнём перламутра
Солнце осеннее, дальнее.
Где наша первая встреча...
Молодые люди (тот парень и та девушка) нашли друг друга в плотной массе танцующих, соединили свои руки, улыбаясь  и не сводя глаз  друг с друга.

Поздним вечером, уставшие и счастливые, они уединились на  верхушке южной трибуны стадиона.

Внизу, совсем рядом, блестел под луной Керченский пролив.
По ту его сторону про¬падал во тьме Кавказский берег и лишь в одном его месте, у самой воды, высвечивала реденькими огоньками прибрежная Тамань.

Лунная дорожка дрожала в ночной ртутной воде.
А там, где уже начинались воды Азовского моря, её неровные края ломались, и вся она дальше рассыпалась яркими, прыгающими над тёмной водой искрами.

Парнишка был местный, керченский.
Шёл ему двадцатый год.
Чуть ниже среднего роста, с легкоатлетической фигурой, прият¬ным худощавым лицом, внимательными улыбчивыми глазами и рас¬полагающей к себе манерой разговора.
Недавний выпускник средней школы, поступил работать на металлургический за-вод, и был полон надежд и молодого горения.
Звали его Женя.
Девушка (по национальности гречанка)  жила с родителями в городе Джанкое, недалеко от Керчи. Невысокая, смуглая, с привлекательным лицом южанки, мягким, добрым взглядом тёмных глаз.
Шёл ей тогда двадцать третий  год.
Звали её Вера,
Вера Такчианиди.
Сюда, В Керчь, она приехала для учёбы в горнометаллургическом техникуме при заводе имени Войкова и жила в общежитии.

Те осенние южные ночи стали для них бесконечным, бессонным, желанным свиданием.
Местом свиданий стала вершина горы Митридат.

Вокруг ночная тишина, с моря дует прохладный уже ветерок, над головами тёмное осеннее небо с тусклыми звёздами, и они –
Вера и Женя.
В эти ночи, в глубокой тайне, неведомой даже им,
уже зарождалась новая человеческая жизнь  -
это была моя Жизнь.

Очень скоро они стали моими родителями.

Первые три года.

Из родильного дома меня доставили вместе с мамой в частный домик по улице
Чернышевского N8.

Эта узкая приморская улица петляла у самого подножья горы Митридат.
Здесь проживала семья Крашенинниковых –мой молоденький отец,
его мама Лукия Семёновна /баба Луша/
и его отчим Валентин Семёнович /деда Валя/.

История этой семьи начиналась тут же, в Крыму, ещё  в годы граж¬данской войны.
Молодая и привлекательная
Лушенька в 1919 году
тайком от родителей встречалась с белогвардейским офицером по фамилии Федосеев.

Но в следующем, 1920 году,
их "роман" оборвался.
Крым был занят войсками Красной Армии, и Федосеев бесследно исчез.

В этом же году Луша родила мальчика.

Через несколько лет, с маленьким ребёнком на руках, Луша вышла замуж за
Валентина Семёновича Крашенинникова.
Он обладал спокойным, мягким и покладистым характером, да к тому же никогда в жизни не пил и не курил.
Он усыновил мальчика Женю, дал ему свою фамилию и своё отчество.
Поселились они в городе Керчи, купив на сбережения  Валентина Семёновича домик с небольшим садом и огородом.

Дедушка посту¬пил на работу в рыбный порт, а бабушка Луша вела всё домаш¬нее хозяйство.
В домике под горой Митридат я сразу попал в заботливые руки любящей бабушки, которая лелеяла меня первые три года моей жизни.

Для неё я был превосходной степенью всего, что только можно было придумать:
золотцем,  куколкой, месяцем ясным, радостью ненаглядной, Жекусенькой миленьким и тому подобное.
Она сама шила мне платьица и наряжала в них.
Она поила меня фруктовыми и овощными соками, которые сама выжи¬мала.
Она ежедневно растирала в стакане из свежих яичных желтков с сахаром "гоголь-моголь" и кормила меня с ложечки сладкой, вкусной жёлтой пеной.
А тем временем в моей жизни наступила первая осень - цветастая и тихая.
Ушёл зной. Опустели пляжи.
В парке смолкла музыка по вечерам.
Поубавилось летнего многолюдья и суеты.
Ветер подметал городские улицы, шурша сухими листьями.
Жизнь моя из нашего садика переместилась до будущей весны в тёплый домик.
Всё это время, кроме бабушки, в свободные часы со мной нянчились мама, папа и дедушка.

Отец мой был единственным ребёнком в семье.
Страстно любимый и набалованный своей мамой, он рос  капризным, требовательным и эгоистичным.
Красивое худощавое лицо с налётом благородства.
Немало ярких природных задатков, как по уму, так и по характеру.
Лёгкость и непринуждённость в общении с людьми любого возраста.
Гуманитарный склад ума,
любовь к поэзии и музыке,
начитанность и хорошее владение устной речью.
Любил шумные, весёлые компании, солёный юмор, пение под ги¬тару.
Импульсивный, холерический темперамент выводил его в среде молодёжного окружения на видное место.
В своих увлечениях был порывистым, нерасчётливым и бесшабашным.
Но если увлечение подводило его к границам глупости или опасности, он хорошо чувствовал это, и его бесшабашность резко обрыва¬лась.
Он сразу становился другим человеком - осторожным, рас¬чётливым и волевым.
В ситуациях предсказуемых и ясных  был смел и напорист.
В ситуациях сложных, где требовались риск и отвага, никогда не шёл напролом, тем более до конца: или сворачивал,  или отступал.
Там, где жизнь выводила его на роль лидера, он мог быть им только временно, так как быстро насы¬щался этой ролью  и старался незаметно уйти в тень, подальше от ответственности, которая была ему не по  нутру, так как не соответствовала его лёгкой игровой натуре.

В отличие от отца, мама моя выросла в многодетной семье.
Второй по счёту ребёнок стал  нянькой для четырёх своих братьев и сестёр, первой помощницей своей мамы во всех домашних делах.
Игры с подружками и другие детские радости были для неё явлением редким.
Но зато к своим 15 годам девочка умела хорошо готовить, стирать, шить, вязать и одновременно с этим хорошо учиться.
Когда пришло время думать о приобрете¬нии профессии, это была уже самостоятельная в своём выборе, спокойная, рассудительная, хорошо приспособленная к жизни и пользующаяся полным доверием своих родителей девушка.

Но первые её самостоятельные шаги, такие, как выбор профес¬сии техника-металлурга, учёба и жизнь в другом городе, ско¬рое замужество, рождение ребёнка, стали для её родных  обид¬ной неожиданностью, так как не соответствовали, по их разу¬мению,  той серьёзности, строгости и рассудительности, ко¬торые отличали её от других.

Родители моей мамы думали, рассуждали и действовали прямо¬линейно, в рамках  общепринятого и устоявшегося.

Они  представляли её будущее таким  образом:¬ на местных городских кур¬сах получит профессию бухгалтера, устроится на работу, вый¬дет замуж за грека из какой-нибудь семьи, проживающей рядом, и будет жить, как живут все люди вокруг.

Однако старшая дочь проявила во всех этих вопросах  самостоятельность.
Вместо Джанкоя она выбрала Керчь,
вместо домашнего уюта - тесноту общежития, вместо профессии бухгалтера -  профессию техника-металлурга,
вместо соседского грека - незнакомого молодого русского, которому нужно будет ещё служить в армии, тогда как греков в Красную Армию  не брали.
Поэтому начало семейной жизни двух молодожёнов не получилось простым и гладким.
В течение первого года из Джанкоя в Керчь никто не приезжал.
Единственным человеком, безмерно радостным и счастливым во всей этой истории, была моя бабушка, - бабушка Луша.
Благодаря ей мои родители вовремя получили ту помощь и участие, в ко¬торых они нуждались.

Между Джанкоем и Керчью пролегла молчаливая обида.
И только через год после моего рождения джанкойская сторона дрогнула.

Первый визит в Керчь нанесла
бабушка Фимия
с  Лялей и Мишей.
За ними новую родню посетил дедушка
с 12-летним Мишей,
а за ними в домике у горы Митридат побывала
19-летняя Оля.
Последним,  к моему первому дню  рождения
(16 июля 1939 года),
с фотоап¬паратом на плече и треногой в руках, в Керчь приехал
16-летний Володя.
Он был гордостью семейства Такчианиди и ставился всем в пример  как образец в учёбе и поведении.
Учился он на одни пятёрки и окончил школу с золотой медалью.
Мечтал стать архитектором. Его страстью было черчение.
Ещё учась в школе, он выполнял тушью сложные чертёжные работы.
За отличную учёбу Пантелей (его дядя) подарил ему фотоап¬парат.
В те годы это был сказочный подарок.
Володя приехал в Керчь в воскресенье, чтобы застать всех в сборе и сделать на память фотоснимки.
60 лет прошло с той поры, но один Володин снимок сохранился в моём альбоме.


Милому, всеми обожаемому Володе была уготована трагиче¬ская судьба.

Начавшаяся летом 1941 года война с Германией нарушила все его планы.
На фронт, как   грека, его не взяли, а осенью он неожиданно тяжело заболел.
В процессе болезни он ослеп и со словами:
«Папа, я хочу видеть!» - умер на руках убитого горем дедушки.

Осенью 1939 года моего отца призвали на службу в ряды Красной Армии, а мама, окончив техникум, была оставлена на Керченском металлургическом заводе в качестве мастера.
Военная служба с самого начала отца не баловала.
Он по¬пал в кавалерию и очень тяготился своей обязанностью ко¬нюха полковой конюшни.
Письма его домой были мрачными и раздражительными.
И тогда, как уже повелось, обратились в Москву, за помощью к
 Пантелею Ивановичу.

Он отреагировал быстро, так как Вера была его любимой двоюродной сестрой.
Отец вскоре был откомандирован из кавалерийского полка на учёбу в качестве курсанта Чкаловского лётного училища.

Такой поворот в судьбе отца осчастливил.
Из училища вы¬пускали кадровых офицеров ВВС (военно-воздушных сил).
Завод¬скому рабочему парню стать офицером ВВС было крайне заманчиво и почётно.

Домой стали приходить другие письма - прост¬ранные, весёлые и немного хвастливые.
Все успокоились,
по¬миная Пантелея Ивановича
добрым словом.
Кто он – Пантелей Иванович?

Давно когда-то жили на территории Армении,
в Карской области,
у горы Арарат,
в селе ВЕРИШАН
(сейчас это территория Турции)
два брата, греки:
Кирилл и Яня.

Кирилл женился на ФИМИИ, которая родила шестерых детей:
трёх мальчиков и трёх девочек.
Старшая из девочек была названа Верой, Верой  Кирилловной, которая  стала моей мамой.

ЯНЯ женился на СИМЕЛЕ, которая родила 3-х мальчиков.
Назвали старшего –
Пантелеймон (все звали его Пантелеем).
Среднего назвали Аркадием,
а младшего Костей.

Эти ребята приходились двоюродными братьями для всех детей Кирилла.
Все близкие родственники.
Из рассказов своего дедушки Кирилла, я знаю, что Пантелей в детстве пас гусей, окончил сельскую 4-х классную школу, затем несколько лет батрачил.
Родился 20 сентября 1906 года в селе Веришан Карской области.
В 1917 году окончил сельскую школу в родном селе, после чего работал батраком в Таврической губернии.
В июне 1921 года пошёл на службу в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, служил стрелком в частях особого назначения.
После демобилизации проживал в Крыму.
В 1928 году
окончил Симферопольскую совпартшколу, в 1931 году — восемь групп вечерней школы, в 1933 году — один курс Института востоковедения в Москве[1].
В июне 1928 года Тахчианов пошёл на службу в органы государственной безопасности СССР. Служил в контрразведывательных подразделениях ПП ОГПУ по Крыму, неоднократно направлялся в заграничные командировки в Турцию со специальными заданиями по линии Иностранного отдела ОГПУ-НКВД.
в феврале-августе 1941 года занимал должность начальника 6-го (ближневосточного) отдела 1-го (разведывательного) Управления НКГБ СССР.
Во время Великой Отечественной войны служил в Татарской АССР, был заместителем республиканского народного комиссара внутренних дел, народным комиссаром государственной безопасности республики[1].
С августа 1945 года Тахчианов вновь служил в центральном аппарате МГБ СССР,
возглавлял отделы 2-го Главного управления.
Получил статус персонального пенсионера союзного значения.
Проживал в Москве.
Умер в сентябре 1977 года[1].
Заслуженный работник НКВД СССР.
Был также награждён
двумя орденами Красного Знамени,
орденом Отечественной войны 1-й степени,
двумя орденами Красной Звезды и рядом медалей[1].

«Я знал его под псевдонимом «Гасан». Встречались на конспиративной квартире. Кряжистый, смуглый, всегда хорошо одетый. Большая голова с крупными чертами лица, темные пронзительные глаза.
Речь - грамотная, чувствовался интеллект.
Бросались в глаза руки с сильными, тяжелыми, как у грузчика, кистями-клешнями.
Поговаривали, что он в больших чинах, куча орденов, когда-то был чуть ли не наркомом госбезопасности Туркмении. Сейчас на пенсии, но все равно привлекается - уникальный спец, редкий опыт.
Подлинная фамилия «Гаса¬на» -
Тахчианов.
Пантелеймон Тахчианов».

Вот теперь будет ясно, к кому за помощью обращались двоюродные родственники.
Летом 40-го года мне, двухлетнему, уже позволяли играть во дворе.
В конце двора, у самого забора, под навесом, стояла большая клетка с кроликами.

Я осторожно забирался В неё через дверку и тихо сидел внутри, вдыхая запах крольчатника и наблюдая "загадочную" жизнь её обитателей.
Ба¬бушке вначале это не нравилось, и она пыталась этому воспрепятствовать, но тщетно.
Каждый новый день я снова забирался В клетку и просиживал там долгое время.
Второй потребностью для меня в то лето было также тихое сидение, но уже на помидорной грядке среди высоких зе¬лёных кустов, куда меня манил особенный, удивительный запах помидорных листьев и жизнь маленьких обитателей огородных "джунглей".

Кроме этих дел можно было качаться в гамаке,  привязанно¬му к двум деревьям, и наблюдать из него за жизнью птиц в густой кроне сада.

Несколько раз в день из-за невысокого забора появлялось весёлое лицо соседской девочки, которая громко  дразнила меня:
"Папа Женя, сын Женя! Папа Женя, сын Женя!"
Я брал с земли маленькие камешки и неумело бросал их в сторону забора.

В это же лето бабушка начала выводить меня за пределы нашего двора.
По узенькой тропинке она поднималась со мной на вершину Митридата.
Свернув к южному склону горы, мы садились на траву и смотрели вниз, где под солнцем блестело море, а у берега стояли корабли, над которыми двигались длинные руки портовых кранов.
Правее желтел песком город¬ской пляж, заполненный маленькими фигурками людей.
А вок¬руг было тихо, спокойно и счастливо.
В это же лето состоялось моё первое путешествие.
Бабушка вместе со мной нанесла ответный визит в Джанкой.

Впервые в моей жизни был
многолюдный вокзал;
окутанные дымом  и паром свистящие паровозы;
вагонная сутолока;
перестук колёс,
мелькание цветных картинок за окном,
встреча в  джанкойском доме,
восторги, восклицания,
накры¬тый по-праздничному стол;
много разных людей.
Так  начиналось для меня знакомство с окружающим миром -  чистым, прекрасным и радостным. Другого мира детство не знает.
Наверняка  в жизни каждого человека, в его памяти, детство остаётся самой счастливой порой, но при одном условии - мир вокруг ребёнка должен быть мирным.
Это условие будет сохраняться вокруг меня еще один год.
Летом  1941  года  началась  война  с  Германией.
Фронт стал быстро приближаться к Крыму.
Встал вопрос об эвакуации.
Маму направят в один из уральских городов, где находился большой металлургический завод.
Она объявила бабушке о том, что возьмёт меня с собой.
Много позже мне рассказывали, как  убивалась бабушка, как плакала, как просила, чтобы я поехал вместе с ней и дедушкой Валей в Среднюю Азию (место их эвакуации), где весь год тепло и много фруктов.
В ответ мама приводила свои доводы с такой твёрдостью и неп¬реклонностью, что бабушке стало ясно: разлука неизбежна.
Война опрокинула весь привычный уклад жизни.
Для меня теперь чаще других слов зазвучали незнакомые и неп¬ривычные слова
"потерпи", "нет", "нельзя».
Счастливая, безмятежная, радостная пора моей жизни окончи¬лась для меня
 в 3 года.
Продолжение следует.
***************************************