Осень или вверх, по следам нашей памяти...
Так уж вышло, что жизнь моя почти ровнёхонько поделена между Средней Азией и Россией. О своих "новых" родителях мне уже доводилось писать в автобиографической повести "О чём умолчал Мессия..." ("Родня" - https://golibus.livejournal.com/45783.html ) Сегодня же, мне всего лишь захотелось добавить парочку историй, неразрывно связанных с этой темой.
Если и существует на свете Россия, то она (в моем представлении) безусловно не в Москве и не в Петербурге, а где-то там... в чудом сохранившихся деревнях Вологодчины и далее, за Уральскими горами, вплоть до Сибири и Дальнего Востока. Одним словом, в самом сердце России. И каждый отдельно взятый её житель - это настоящий самородок, оторванный от сохи и ещё не до конца испорченный плодами цивилизации. Эти жители неповторимы и чисты как сама Природа, непосредственны и доверчивы, как дети. Поразительно, но они, оказывается, сохранились до нашего времени, несмотря на голод, холод, мор, коллективизацию, индустриализацию, ссылки, ГУЛАГи и прочие кампании, направленные на сознательное уничтожение крестьянства, как "кулака", "куркуля" и чуждого элемента социалистического общества.
Мне повезло, застать некоторых из этих людей. Пока они были живыми и ходили среди нас. С той поры минуло уже более четверти века. И вот, на днях, моя супруга в очередной раз вдруг вспомнила, сдержанно поделившись своими мыслями:
- Надо бы съездить в Череповец... навестить.
Я понял без объяснений: навестить тех, кто уже ушёл от нас, и тех, кто слава богу, всё ещё рядом с нами. В тот же вечер я приобрел два билета на поезд "Белые ночи" Санкт-Петербург - Вологда. А рано утром следующего дня нас уже встречала череповецкая родня.
- Как Лида? - после крепких объятий на перроне, коротко справилась Лена.
- Нормально, - успокоил её Костик - только, практически полностью "село" зрение. В общем, что тут говорить - сама увидишь.
Лена молча кивнула головой. Я весь съёжился от моросящего мерзопакостного дождя.
- Ну, чего мы тут стоим? - поторопил двоюродный брат моей жены. - Идёмте в машину: дома поговорим!
На самом деле, тёте-Лиде было уже далеко за восемьдесят, но моя супруга обращалась к ней как в детстве - Лида. Они так и остались - как две подружки-болтушки. Привычка.
Дома, за завтраком, был намечен конкретный план: вначале, едем навестить могилу дяди-Вили, затем отправляемся на деревенское кладбище, потом - заезжаем в Йоргу, навестить тётю-Валю, и в заключение возвращаемся в город, где все собираемся у тёти-Лиды.
Дяди-Вили не станет в январе этого года. Я хорошо помню наши с ним необычные беседы. Потому, как сам он был весьма оригинальной личностью, взглянув на лицо которого, можно было без труда догадаться, что жизнь его потрепала изрядно и свою чашу он испил до самого донышка. Да начать хотя бы с того, что на самом деле, его звали Вильгельмом. Но вы же, вероятно, понимаете, что додуматься дать такое имя ребенку в начале 30-х годов прошлого века в стране советской, мог лишь самоубийца. "Ошибка" была исправлена вовремя, тем более, что вскоре началась Великая Отечественная, застав нашего героя в лесах Белоруссии. Ребенком он попадает в плен, после чего, в немецкий концлагерь. Из малочисленных воспоминаний той поры, отчётливо запомнил лишь одно: как у него из вены брали кровь. Много крови!
Много лет спустя, в послевоенные мирные годы, работая в речном пароходстве, он уже почти позабудет про тот страшный период в его жизни, так как по жизни был весельчаком и шустрым малым, любившем всякие розыгрыши и шутки. Благо, что окружавшие его родные и друзья попадутся ему такие, что всё способствовало и предрасполагало к подобному образу жизни. И всё же, в редкие минуты, когда он оставался наедине с собой, со своими мыслями, можно было застать удручающую картину: как - пожилой худенький лысый человечек - сидит как-то скрючено и неуклюже на табуретке, немигающими глазами уставившись в одну точку. Это был взгляд человека, который такого насмотрелся за всю свою жизнь, что лучше об этом никогда и не говорить.
В Надпорожье мы прибудем довольно скоро, несмотря на отвратительные российские дороги и скверную мерзопакостную осеннюю погоду. Да к тому же и сам вид развалившейся старинной кирпичной церквушки, с зияющими черными глазницами-окнами, производил на этом фоне такое ужасающее впечатление, что хотелось лишь одного: выть и плакать.
Чего не скажешь о самом кладбище. Удивительное дело: несмотря на непроходимую грязь и слякоть, на северный ветер и продирающий до костей холод, сам деревенский погост выглядит чистеньким и ухоженным, располагаясь на некоей возвышенности, в живописнейшем месте. Словно, некий сказочный островок спокойствия и благодати, приподнятый слегка над грешной землей с его суетливыми людьми, погрязшими в вечных спорах и выяснениях отношений. Одним словом, настоящий Рай земной.
Здесь похоронена почти вся родня моей жены. И хотя я бывал тут не так часто, без труда нашел могилу тестя - Михаила Ивановича. Вот они, рядышком тут и лежат: как и по жизни - вместе. Он и дядь-Коля. Два брата.
А чуть поодаль - их мать - бабушка Ульяна. Будто и в той жизни, присматривает за своими детьми.
А вот сбоку и могила Николая Сухарева и Лидии Андреевны - родителей Славки.
фото 013
Кстати, со Славой мы как раз, чуть не разминёмся на повороте к погосту. Мы с трудом преодолеваем на джипе-паркетнике последние метры, увязнув чуть ли не "по-уши" в слякоти, грязи и деревенской жиже.
- Проедем? - переживаю я вслух. - Может, здесь остановимся: назад ведь ещё надо выбираться.
- Выберемся: я включил полный привод. - улыбаясь заверяет Костик и тут же. - Ой, а это кто едет?!
И мы с ужасом замечаем, что прямо по этой же колее, какой-то "жигуленок" бодро скачет по ухабам прямо на нас. Слава богу, оказалась единственная спасительная развилка. Едва две машины приблизились, как Костя нажал на клаксон.
- О, да это кажись Славка Сухарев!
- Точно! - вскрикнула Лена. - Вот это судьба!
И вот: кругом холод, дождь, сырость, грязь. А посреди всего этого стоят четыре чудака и хохочут, похлопывая друг друга по плечу и вспоминая всякие давние истории.
- А помнишь, как нас встречал дядя-Лёша, на лошади с телегой! - смеясь вспоминает моя супруга, обращаясь к Славику. - Я свалилась с телеги в канаву, а он даже и не заметил: всё нахлёстывает свою кобылку... А-ха-ха!
- А помнишь, как мы...?
- Нет, а помнишь...
Глядя на Славика, перед моим взором сразу же предстал образ его отца - дяди-Коли - балагура и любимца жителей деревни Текарь. А ещё накрепко запала в память его вечная поговорка-прибаутка, которая имеет обыкновение служить как бы для связки слов - "дрем-абсолютно". Причём, произносилось она на удивление быстро и слитно.
1984 год. Мой тесть инструктирует своего молодого зятя, который приехал из пустынной Азии и про леса знает лишь исключительно из фильмов детства "Морозко" и "Аленький цветочек".
- Значит так: едешь на поезде до Череповца. Затем, пересаживаешься на автобус и - до Йорги. От Йорги доезжаешь до Брода, ну а там несколько километров идёшь лесом вдоль речки и никуда не сворачиваешь. Пройдёшь одну деревню, затем - вторую. Ну а третья - это Текарь. Там мы тебя с мужиками и встретим, понятно?
- Чего уж тут непонятного... - отвечу я тогда, дабы не показаться инопланетянином в глазах новоявленного родителя.
На самом деле, я тогда ещё не знал, что мне придётся тащить на спине тяжеленнейший военный рюкзак с продуктами, а кроме того, в каждой руке - по приличной авоське, набитой всяческими городскими деликатесами. До первой деревни я ещё хоть как-то, худо-бедно, доберусь. Всё время в страхе озираясь по сторонам, ожидая нападения волков, медведей и прочей нечисти. На пути ко второй деревне, у рюкзака оторвётся лямка, после чего, возникнет серьезная проблема. Но ведь, не зря я со своей таджикской головой заканчивал узбекский институт в своё время: я не найду ничего лучшего, как - схоронить в кустах рюкзак, пометить как-то это место (ну, чтобы потом найти) и довольный двинусь в дальнейшее неизвестное и неизведанное.
Каково же было нескрываемое удивление моих русских сородичей, когда я живой и невредимый предстал перед ними во всей своей красе. Больше всех порадовал я тестя: значит, не стыдно показать этого городского оболтуса родственничкам.
- А где рюкзак? - спросит Михаил Иванович, оглядев меня по-внимательней.
- Я его схоронил в надежном месте! - заверил я тестя.
- Ишь ты! - обернулся он к мужикам. А затем, вновь повернувшись ко мне - Ну, веди нас туда, "хороняка"!
К счастью, рюкзак найдётся с первого разу, в целости и неприкосновенности. Все мужики позавидуют моей смекалки и сообразительности, и только дядя-Коля, как бы про себя, будет продолжать изумляться:
- Нет, ну надо же, дремабсолютно... городской парень, дремабсолютно, а - совсем как наш, понимаешь, дремабсолютно!
С тех пор я войду в доверие и стану "своим".
Назад мы уже возвращались с облегченной душой и с осознанием исполненного долга. Только на повороте на главную дорогу, я в последний раз гляну на покосившуюся церквушку и зацеплю глазом одинокую автобусную остановку, выкрашенную в кричащий сине-зеленый цвет.
И вспомню, почему-то, как несколько лет назад, мы с Леной добирались до этого места на рейсовом автобусе. А потом, долго мерзли на ветру, на этой же самой остановке, потому что не знали - когда появится следующий автобус и будет ли он вообще. А потом... Потом, жена повернётся лицом к полуразрушенной церкви, за которой покажется краешек деревенского погоста и... начнёт еле заметно трястись. Сначала тихо-тихо, а потом всё сильнее и сильнее. И наконец, уже открыто и не стесняясь никого и ничего... плач перейдёт в рыдания.
Я стоял рядом и не попытался её остановить или хоть как-то утешить. Я понимал, что это, наверное, для чего-то нужно. И точно так же, была поздняя осень, и стояла такая же скверная холодная погода. И было такое ощущение, что на сотни вёрст окрест нет ни единой живой души. Только мы вдвоём и этот плач во Вселенную.
Казалось, в этом рыдании слилось всё: и воспоминания из детства, и дядя-Лёша со своей лошадью, и родители, и те, кого уж нет на этом свете. И за личную жизнь, и за обиды, и за возраст, и за жалость к себе, и вообще - за всю эту несуразную жизнь... Зачем всё это?! К чему?!
А потом, она успокоится и молча уткнётся носом мне в грудь. И на душе как-то станет немного легче, теплее и светлее.
фото 014
Серые щи
Обратная дорога, как всегда, проходит быстрее. Кажется и глазом моргнуть не успели, как въехали в Йоргу. Или - как принято называть теперь этот поселок городского типа - Воскресенское. Из тамошних старожилов осталась, пожалуй, одна лишь тётя-Валя - супруга Николая Серёгина, который похоронен рядом со своим братом Михаилом. Мне уже доводилось писать о ней вкратце, в статье "Лепёшечник Наим". Тут лишь коротко повторюсь.
Невольно, по аналогии, вспоминается моя недавняя поездка в сердце России, когда мы с супругой, спустя четверть века, решили наконец-то навестить наших родственников, проживающих в одной из глубинок Вологодчины. Постаревшая тётя Валя, позабыв про свой возраст, сразу же бросилась к русской печи, откуда извлекла горячий ароматный хлеб и горшок с янтарной пшенной кашей, обильно сдобренной крестьянским сливочным маслицем. "Интересно, - подумал я тогда, наворачивая ложку за ложкой - а что же, в таком случае, каждое утро готовлю я, там, у себя в Мариинке?!"
- Ой, вы мои дорогие! - с характерным оканьем стала оправдываться старушка. - Уж, простите меня, что пирогов-то не спекла... кто ж, знал-то, что вы так неожиданно... Проходите, проходите... я сейчас...
Милая тётя Валя! Как мне Вам объяснить, что не ради пирогов мы сюда ехали. Что, Ваша суета, столь свойственная простым деревенским людям, к которым нежданно-негаданно свалились на голову их городские родственники, мне дороже и ближе "сердечных" заверений иных политиков, бессовестным образом вещающих ежедневно с экрана телевизора. Что, ради одной только утренней зари, что предстала сегодня нашему взору из окна рейсового автобуса, и которой уж точно не встретишь в задавленном смогом столичном городе, я готов благодарить Всевышнего за то, что на свете осталось хоть что-то ещё натуральное... настоящее...
На сей раз, всё повторилось почти так же, как и в прошлый наш приезд. Тётя-Валя не находила себе места, бегая из светлицы на кухню, где расположена русская печь, от которой веет теплом и уютом.
- Как жешь так, гости вы мои дорогие! - волнуясь всё приговаривала она. - Хоть бы слово-то сказали... Стыдно-то как...
- Тётя-Валя, ничего не надо! Вы только не суетитесь, мы всё с собой привезли. - напрасно пыталась успокоить свою тётку Лена.
- Сейчас, сейчас! Я хотя б окрошку справлю... Вот, только начала готовить. Да кто ж то знал...
- Давайте, тоже помогу! - не удержался и я. - А заодно и поучусь.
Вскоре выяснится, что здешняя деревенская окрошка заправляется исключительно обыкновенной холодной водой. И как оказалось, намного вкуснее, чем на квасе или на кефире! Может быть потому, что тут вода особая? Или потому, что все ингредиенты мелко рубятся, а затем перетираются пестиком в специальной ступке? Могу лишь только заверить, что окрошка вышла отменная.
А потом... Тётя-Валя тихо и незаметно поманила меня пальчиком и мы, войдя в другую комнату, подошли к холодильнику. Хозяйка открыла дверцу и моему взору предстало несколько трехлитровых банок, заполненных доверху чем-то зеленовато-серым.
- Что это? - откровенно изумился я.
- Щаница. - не без гордости сказала хозяйка и пояснила - Теперь у нас на всю зиму хватит серых щей!
Судя по заговорщическому голосу и по тому, как из всех присутствующих выбор пал именно на меня, я понял, что тётя-Валя поделилась нечто таким сокровенным, что можно доверить лишь очень близкому человеку. И - откровенно говоря - я был растроган её доверием.
А ещё мне вдруг припомнилось, что Михаил Иванович был просто без ума от этих щей, предпочитая их всем другим супам.
фото 015
Лишь самая малая часть череповецкой родни.
КИТОБОИ
Эту историю я ещё помню со слов тестя.
Дядь-Виля служил то ли боцманом, то ли помощником капитана в речном пароходстве. Как и везде во флоте, команда подобралась небольшая, но дружная и сплоченная: надо где - вместе поднатужатся, но выполнят работёнку, ну а если отдых - само собой, разумеется.
Следует отметить, что судёнышко им досталось не то, чтобы лайнер, но и не маленькое: самое то, между прочим. И вот, как-то раз, сидят они в каюте капитана, отдыхают, одним словом. После очередной стопки, механику как-то слегка поплохело и он решил выйти из каюты, подышать свежим воздухом.
Едва оказавшись на палубе, он не верит своим глазам: прямо по Шексне-реке, по правому борту, плывёт на них... самый настоящий что ни на есть кит.
- Кит! Кит!! - заорёт он как недорезанный в каюту капитана.
Первым оказывается у борта дядь-Виля, который успел принять на грудь значительно больше остальных. Встав рядом с механиком, он также, с трудом верит своим глазам и через секунду уточняет:
- Х@й: два кита!!
После чего, они с разбегу врезаются в проходящую мимо них баржу.
ПЕЛЬМЕНИ
Лидия Андреевна решила как-то приготовить на ужин пельмени.
"Пока мужики на рыбалке - думает она промеж собою - я как раз к вечеру и управлюсь."
Замесила она, значит тесто, приготовила начинку. Ну и для настроения решила пропустить рюмашечку. Лепит она, лепит... Не заметила, как в творческом процессе, хлопнула ещё одну. Словом, ей уже заметно хорошо.
И тут ей надумалось, навестить своих соседей по деревне. А чтобы не идти по "главной" улице (неудобно, как-то...), решила пройтись огородами. Подходит она к ограде, а та - зараза - как назло, высокая. Пытается вскарабкаться и перелезть, но падает обратно. Встаёт, вновь предпринимает очередную попытку и... опять плюхается на то же место. Наконец, с третьей попытки (как ей самой показалось) она "перелезла".
Подбегает к дому, вбегает на крыльцо, входит и... застаёт следующую картину: за столом сидит дядь-Коля и лепит пельмени.
- Ой! У вас пельмени и у нас - пельмени! - восторженно констатирует столь необычное "совпадение" "гостья".
Дядь-Коля, недоумённо подняв на супругу глаза, простодушно осведомляется:
- Ты чё - @бнулась, что ли?
На что, изумленная Лидия Андреевна:
- Ага: три раза! С вашего забора...
видео - https://youtu.be/gVIEelPi27M
Свидетельство о публикации №217110100668