Константин Дмитриевич Бальмонт 1867 1942

«Я – ВНЕЗАПНЫЙ ИЗЛОМ, Я – ИГРАЮЩИЙ ГРОМ»

Константин Дмитриевич Бальмонт написал очень много, но не все написанное им равноценно. Может быть, ни у кого нет такой разницы между взлетами и падениями, как у этого талантливого поэта. Он был весь переполнен своим дарованием, оно то и дело выплескивалось через край. Далеко не всегда стихи его были глубоки, далеко не всегда отличались безукоризненным вкусом. Именно в этом смысле следует понимать слова Марины Цветаевой: «Бальмонт... вызвав его (т. е. духа поэзии. – В. Р.), с ним не совладал».
Н. С. Гумилев в «Письмах о русской поэзии» говорит о нем так: «Вечная загадка для нас Бальмонт. Вот пишет он книгу, потом вторую, третью, в которых нет ни одного вразумительного образа, ни одной подлинно поэтической страницы, и только в дикой вакханалии несутся все эти «стозвонности», «самосожженности» и прочие бальмонтизмы.
Критики берутся за перья, чтобы объявить «конец Бальмонта». И вдруг он печатает стихотворение, не просто прекрасное, а изумительное, которое неделями звучит в ушах – и в театре, и на извозчике, и вечером перед сном».
В одной из самых плохих книг Бальмонта, в «Зеленом Вертограде», есть такое изумительно прекрасное стихотворение – «Звездоликий».

Лицо его было как солнце –
в тот час, когда солнце в зените,
Глаза его были как звезды –
пред тем, как сорваться с небес,
И краски из радуг служили
как ткани, узоры и нити
Для пышных его одеяний,
в которых он снова воскрес.

Как широко и торжественно звучит этот шестистопный амфибрахий с медианой посреди строки! А вокруг можно найти сколько угодно стихов необязательных, в которых совершенно отсутствует «легкое дыхание», типичное для его лучших стихов. Вот у Брюсова чего-чего, а необязательности нет. Правда, и легкого дыхания тоже нет.
Брюсов и Бальмонт. В начале века почти всегда, назвав одного, непременно называли другого, потому что эти два поэта были антагонистами. В дневнике Брюсова Бальмонт постоянно фигурирует с эпитетами «ликующий», «безумный», «эдгаровский» (имеется в виду Эдгар По). Но тут же: «многое, конечно, в его настроении деланно», «он переживает жизнь как поэт». Это типично для всех символистов, делавших из своей жизни театр. Но в этом театре у Брюсова и Бальмонта были разные амплуа. Лучше всего об этом сказала Марина Цветаева: «Бальмонт как ребенок: и работая – играет. Брюсов – как гувернер: и играя – работает».
Однажды Брюсов сказал, что любит Бальмонта, как брата. Максимилиан Волошин по этому поводу съехидничал, что эти братские чувства восходят к глубокой древности, к самому Каину.
Но проследим за жизнью Бальмонта с самого начала. Он родился в деревне Гумнищи Шуйского уезда Владимирской губернии 4 июля 1867 г. Отец его, Дмитрий Константинович, служил мировым судьей в Шуйском земстве, имел небольшое поместье. Леонид Мартынов в одной из своих ранних поэм писал:
«...жил Б;льмонт, мировой судья, была у Б;льмонта семья». Сейчас литературоведы установили, что отец и братья произносили фамилию именно так, с ударением на первом слоге. Но сам Константин Дмитриевич всю свою сознательную жизнь произносил ее с ударением на последнем слоге, тем более живя во Франции. Это произношение закреплено и в стихах Брюсова, Северянина. Думаю, что нет оснований его пересматривать: важна воля поэта, а не традиции рода.
Фамилия звучит как иностранная. Есть французский род графов де Бальм;нт, есть ветвь этого рода и в Польше. Думается, что к нашему герою это не имеет ни малейшего отношения. Поэты – фантазеры, и Константин Дмитриевич то придумывал себе в качестве предка скандинавского викинга Балмута, то утверждал, что мать его, Вера Николаевна, урожденная Лебедева, происходит от какого-то Белого Лебедя Золотой Орды. Все было много проще и прозаичнее: прадед его, сержант екатерининской гвардии, именовался Баламут. Каким образом из Баламута получился Бальмонт, исследователи не установили.
Поэт учился в Шуйской гимназии, увлекался социальными вопросами. Гимназию с ее муштрой не любил, хотел даже ее бросить. Родители, разумеется, не позволили, но судьба распорядилась иначе. Летом 1884 года его исключили из седьмого класса за принадлежность к революционному кружку. Шуя была промышленным городом, там было много предприятий, особенно текстильных, сильно было влияние народовольцев. Бальмонт отделался легким испугом. Мать энергично хлопотала за него, и он был принят в гимназию в губернском городе Владимире, где жил под надзором классного наставника и гимназию эту все же закончил.
Несколько раз поэт поступал в университет, но один раз его исключили, другой раз он сам ушел. И без университета он стал одним из образованнейших людей своего времени. В 1889 году он женился на Ларисе Михайловне Гарелиной, дочери шуйского фабриканта, но брак был неудачным, хотя, по свидетельству современников, его первая жена была красавицей. Она изводила его ревностью (к чему, по-видимому, имелись достаточные основания), и жизнь не ладилась. Через год после венчания он выбросился из окна третьего этажа и сильно разбился. Долго лежал в больнице, а хромал потом всю жизнь.

Полуизломанный, разбитый,
С окровавленной головой,
Очнулся я на мостовой,
Лучами яркими облитой.

И новый, лучший день, алея,
Зажегся для меня во мгле.
И, прикоснувшися к земле,
Я встал с могуществом Антея.

Первый сборник его, выпущенный в Ярославле в 1890 году, был не замечен критикой и раскритикован друзьями. В нем звучат интонации Надсона, народнические мотивы, Впрочем, в его более зрелом сборнике «Под северным небом» (1894) все это тоже встречается, хотя и в меньшей степени. Исследователь творчества Бальмонта В. Н. Орлов удивляется, что Бальмонт любил Некрасова. Но, как это ни странно, все символисты любили Некрасова, хотя, казалось бы, были его антиподами.
Большинству читателей при имени Бальмонта вспоминается прежде всего его «Челн томленья», стихи далеко не безукоризненного вкуса:

Близко буря. В берег бьется
Чуждый чарам черный челн.

Именно эти стихи дали Блоку повод сказать, что Бальмонт и другие «вульгаризировали аллитерацию». Поэт ищет новые средства выразительности, иногда находит их на поверхности.

Внемля ветру, тополь гнется, с неба дождь осенний льется,
Надо мною раздается мерный стук часов стенных;
Мне никто не улыбнется, и тревожно сердце бьется,
И из уст невольно рвется монотонный грустный стих.

Впоследствии вот такой строфой с шестерною рифмой Бальмонт перевел всего «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели. В подлиннике такого обилия созвучий вовсе не было. В своей первой книге Бальмонт уже отчасти символист. Тогда же, в 1894 году он встретился с мэтром нового течения Брюсовым, признавшим значительность его дарования.
Вторая книга «В безбрежности» (1895) уже целиком в русле символизма.

Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня.
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.

Поэт достигает особого музыкального эффекта гиперметрией в четных строках, отчего строка начинает как бы покачиваться. И, конечно, повторами. Позднее этот прием широко использовал Игорь Северянин. В этом сборнике тоже есть звукопись, как и в первом, но она становится более тонкой, ненавязчивой:

Полночной порою в болотной глуши
Чуть слышно, бесшумно шуршат камыши.

В 1896 г. К.Д. Бальмонт женился на Екатерине Алексеевне Андреевой, которой мы обязаны интересными мемуарами. Часть их опубликована в V сборнике «Встречи с прошлым». Венчались они потаенно, потому что еще не истек установленный законом срок после развода с Л. М. Гарелиной. Они с Екатериной Алексеевной объехали всю Европу, позже супруги побывали и в Египте, и в Мексике. Конечно, все эти поездки способствовали созданию множества звучных стихов. Брюсов сравнивал Бальмонта с Верленом по стихийности, непосредственности, импрессионистичности. Ему важен не сам предмет, а его ощущение этого предмета на данный момент. Но Бальмонт, в отличие от Верлена, был высокообразованным человеком. По некоторым источникам, он освоил 16 языков. Даже если это сильно преувеличено, все равно его знания были обширны, и это видно по стихам. Они пестрят эпиграфами по-польски, по-французски, по-испански и на других языках. В одном из писем поэт сообщал, что услаждается двумя книгами: «О корневом составе китайского языка» и «Анализ иероглифической письменности китайцев».
Многие символисты шли от французов. Хотя Бальмонт и бывал во Франции, для него всегда были более интересны испанцы, скандинавы и англичане. Английским он, по-видимому, владел настолько, что даже читал лекции о русской поэзии в Оксфорде весной 1897 года. Правда, замечает И. Г. Эренбург, везде он видел одну и ту же страну – Бальмонтию.
Сборник «Тишина» вышел в августе 1898 года. К этому времени даже Аким Волынский, ранее посмеивающийся над стихами молодого Бальмонта, вынужден был признать, что «в его певучем музыкальном стихе есть своя красота», и поставить его выше Минского и Мережковского, хотя они были близки к его «Северному вестнику». Поэт не только слышит, но и видит:

На картине Греко вытянулись тени.
Длинные, восходят, неба не достать.

Картины Греко (Доменико Теотокопулоса) он видел в Мадриде.
Человек с безукоризненным вкусом, А. П. Чехов писал Бальмонту: «Вы знаете, я люблю ваш талант, и каждая ваша книжка доставляет мне немало удовольствия и волнения». Сложнее были отношения с суровым и желчным Буниным, который говорил, что у Бальмонта вместо мозгов хризантема. Но Бунин ведь и Блока называл дебилом.
Один из лучших сборников К. Д. Бальмонта – «Горящие здания» (1900). Он вызвал множество пародий, но и возбудил интерес к поэту. Здесь «театр для себя» достигает апогея.

Если я в мечте поджег города,
Пламя зарева со мной – навсегда,
О мой брат! Поэт и царь – сжегший Рим!
Мы сжигаем, как и ты, – и горим!

Это ведь он к Нерону обращается, его называет братом. Кажется, никто из символистов до такого не додумывался. Современники посмеивались над тем, что Бальмонт улавливает аромат солнца. Но поэт стоял на своем:

Солнце пахнет травами,
Свежими купавами,
Пробужденною весной
И смолистою сосной.
Нежно-светлотканными
Ландышами пьяными,
Что победно расцвели
В остром запахе земли.

Но наиболее зрелой книгой и в то же время началом его заката была книга «Будем как Солнце» (1903).

Я в этот мир пришел, чтоб видеть солнце
И синий кругозор.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть солнце
И выси гор.

Певучие стихи этой книги переполнены звукописью, но она гораздо тоньше и музыкальнее, чем в первых сборниках:

В углу шуршали мыши,
Весь дом застыл во сне,
Шел дождь, и капли с крыши
Стекали по стене.

В некоторых стихах появляются, как это ни странно, интонации Горького с его антимещанским пафосом. Горький отзывался о Бальмонте в начале века как о значительном таланте. Но многое они понимали слишком по-разному, и в дальнейшем у Бальмонта не было таких стихов:

В мучительно-тесных громадах домов
Живут некрасивые бледные люди.
Окованы памятью выцветших слов,
Забывши о творческом чуде.

Эти стихи и посвящены были Горькому.
После очередных путешествий по Европе Бальмонт в 1905 году возвратился в Москву и попал в самую гущу революции. Он был захвачен всеобщим революционным порывом и написал книжку чрезвычайно слабых стихов «Песни мстителя», где обращался к Николаю II с такими строками:

А, низкий деспот! Ты навек
В крови, в грязи теперь.
Ты был ничтожный человек,
Теперь ты грязный зверь.

Книжка продавалась по три копейки, и кто-то метко назвал эти стихи «трехкопеечным Бальмонтом». Ему дали спокойно уехать за границу, где он прожил семь лет.
И. Г. Эренбург так описывал Бальмонта в Париже: «У него было лицо то чрезвычайно бледное, то цвета меди, зеленые глаза, рыжая бородка, рыжие волосы, которые кудрями ниспадали на спину. Парижан трудно удивить, но я не раз видел, как на Бальмонта оглядывались, когда он проходил по бульвару Сен-Жермен». В Париже он жил со своей третьей женой, Еленой Цветковской. С ним все время случались приключения, Однажды его переехал фиакр, и Бальмонт был в восторге: такого не было даже с Верленом. В другой раз он попал в парижскую тюрьму Консьержери. Он шел с дамой и говорил с ней по-русски, повторяя громко слово «ваш» (ваш голос, ваш взгляд и т.д.). А впереди шли два французских ажана (полицейских). Для них слово «vache» было крайне обидным. Вообще это по-французски «корова», но также и оскорбительная кличка полицейских. Они его основательно поколотили и водворили в тюрьму. С трудом удалось вытащить его оттуда.
В 1913 году великий князь Константин Константинович (поэт К. Р.) выхлопотал ему разрешение вернуться в Россию, На вокзале его встречала толпа поклонников, но молодой Маяковский выступил с иронической речью, прочитав одни из хороших старых стихов Бальмонта и обратив их против автора.

Тише, тише совлекайте с древних идолов одежды,
Слишком долго мы молились, не забудьте прошлый свет...

Бальмонт ответил с высоты своего величия, что у поэта не может быть врагов. Позже, при выборах короля поэтов, Маяковский опередил Бальмонта, заняв второе место (Бальмонт только третье, а королем избрали И. Северянина).
Все книги Бальмонта после «Будем как солнце» отмечены упадком его поэтического таланта. Особенно неудачны его попытки стилизовать фольклор (книги «Жар-птица», «Зеленый вертоград»).
К свержению самодержавия Бальмонт отнесся сочувственно, но Октябрьский переворот не принял. В 1918 году он выпустил брошюру «Революционер я или нет». В ней он доказывал, что он и есть истинный революционер, поскольку он поэт, а поэты всегда ломают старое и создают новое, а вот большевики – не настоящие революционеры, так как принесли с собой подавление личности. Он вел себя лояльно, много работал.
В июле 1920 г. поэт получил заграничную командировку, но из нее не вернулся. Прежде он был, так сказать, красным эмигрантом, теперь стал белым. Первое время его печатали, издавали его книги, потом перестали. Получал какую-то грошовую «сербскую пенсию», как М. И. Цветаева – чешскую. Впереди была нищета, долгое увядание. В 1932 году проявились первые признаки душевной болезни, Но он прожил еще 10 лет, в основном в «Русском доме» в Нуази ле Гран под Парижем, устроенном известной матерью Марией для неимущих эмигрантов. Никаких связей с окружающим миром больше не было. Последним просветом в его жизни оказался визит к врачу в Париже. Когда его вдруг узнал шофер такси из русских эмигрантов, это очень растрогало поэта: «Значит, меня все-таки знают!»
Умер поэт в 1942 г. от воспаления легких. Ему хотелось бы быть похороненным в Москве, но он погребен на французском кладбище. В 1910 г. он надеялся, что через 50 лет будет издано 93 тома его произведений. Сейчас мы можем сказать, что от его наследия остался один томик стихов. Но это настоящее искусство, и оно нужно людям.


Литература
1. Бальмонт К. Д. Стихотворения. Большая библиотека поэта. – Л.: Советский писатель, 1969.
2. Бальмонт Е. А. От Шуи до Оксфорда. В сб.: Встречи с прошлым. Вып. 5. – М., 1984.
3. Бернштейн Е. П. «...Поэт Божьей милостью». Судьба и стихи Константина Бальмонта // Литература в школе. 1994. № 3.
4. Зайцев Б. Бальмонт. В кн.: Зайцев Б. Далекое. – М., 1991.
5. Нинов А. Так жили поэты. Документальное повествование // Нева. 1978. № 7.
6. Одоевцева И. На берегах Сены // Звезда. 1988. № 8.
7. Орлов В. Перепутья. – М., 1976.