Нормально и по - человечески
- Таким образом, товарищи, - говорила Моника Белуччи маме с дочкой и парой - тройкой внучек - или их было больше ? Х...й знает, они так и шмыгали под ногами - семейства Йовович, в этот осенний час сидевших скромно и молча в уголке " Купола ", хранящего стойкий запах перегара Хемингуэя, духи Дункан, зачем - то надевшей на пожелтевшей фотографии лисью башку себе на голову, наверное, чтобы вернее захомутать алкаша Есенина, рыжего и кудрявого, как ночная Ландер, иные раритеты минувших эпох, еще тех, настоящих, когда Франция стояла раком перед непобедимыми легионами фюрера, чеканным прусским шагом тромбовавших асфальт площади Звезды, - выяснилось непреложно, что лесбиянка - друг человека.
Тетя Галя ахнула и зашаталась на икеевской табуретке, грозя въехать париком в сосновые доски дубового пола знаменитого кафе, запретившего в соответствие с велениями нового века курить, пить, дышать и разговаривать громче мух, было разрешено и даже настоятельно рекомендовалось быть арабским беженцем, пидарасом - террористом и страдать одышкой, сидеть за столом и думать о проблемах Сыктывкара Сирийского, вбиваемого " Калибрами " в эру светлых голов. Но Милла, как всегда резкая и крутая, несмотря на пяток замужеств, не считая контузий, не растерялась и ловко опрокинула одним единственным актуальным вопросом возвышавшуюся крупной грудью итальянку, прессанувшую какое - то время назад магией самого Луиджи Буффона в Катаре, наслав на него перед важным матчем несварение желудка и легкую небритость :
- А что же с карликами и толстыми обоссанными старухами ?
Она вскочила и заорала, сжимая кулак и грозя Монике :
- Раз лесбиянки имеют право, а жуки сидят внутри деревьев, то как с карликами ? - Она победно оглянулась на воспрявшую тетю Галю, рассказывавшую в этот момент внучкам историю короля - оленя харьковскими словами и кулугурскими жестами, смешав воедино веру отцов, надежду на венгров - угров и хана Кучума Круковича и, конечно же, любовь ко всему вкусному и по уму. - И старухи, - вспомнила Милла снова, - толстые, обоссанные, - она уже шептала, трясясь от ужаса, - сидят на " Эхе Москвы ", суки, злоумышляют. Может, даже горло перережут.
- Кому ? - удивилась Моника, не знакомая с новой жизнью новой России, запретившей массовые расстрелы редакций во избежание. - Кому перережут ?
- Тут главное не кому, - захохотала Милла, наливая твердой рукой литровину сидра в сразу же запотевшую кружку Бержерака, подаваемую в кафе наиболее правильным клиентам, а Милла была самой правильной, правда, сто лет назад, но благодарная память потомков хранила трепет острых сосочков, длиннющие ножки и темную волосню под больничной накидкой из самой первой " Обители зла ", не говоря о шикарном красном платье и собаках Потупчик с облезлой кожей Алексея Учителя, втиснувшего массовку с зомби в каждый кадр нового фильма, получив на выходе нееб...ий результат самомнений Рамзана и Поклонской о вреде Лениных делу коррупции, - и даже не кто, а, - она отхлебнула разом и шумно пол - кружавчика, вытирая губы рукавом шинели тети Гали, так и ходившей по Парижу в модной обновке от старика Лимонова, тоже харьковского, - зачем.
- Кин насмотрелись, - предположила тетя Галя, сморкаясь в кулак. - Нагляделись касатушки на Элис, сшибающую, как кегли, смешных уродов, и принялись орудовать.
- В компьютерные игры заигрались, - проверещала одна из внучек, самая вуматная, мечта педофила просто.
- Овцы, - кратко решила Моника и было непонятно, кого она имеет в виду.
- Не без того, - допила напиток Милла, закуривая " Казбек ". - Но самое главное в том, что надоело им трахаться с карликами. И пошли они на площадь, - дымила Милла папиросой, прикрыв лисьи глаза, вспоминая бывалошное, отчего она и свалила поздней ночью на крыше теплушки из великой страны, - и увидели на площади памятник Маяковскому.
Милла замолчала, собрала детишков в кучку, дернула тетю Галю за хлястик шинели, и выходя в дверь оглянулась на своевременно заданный вопрос Моники :
- И чо ?
- Да ни х...я, - вздохнула Милла, выходя навстречу горланящей Заз, которая на самом деле - Изабелла. - Памятник стоит, старухи сидят, карлики е...т, а Сурков смотрит хороший мультик и радуется, потому, что умный.
Кафе опустело, но Моника до самого рассвета думала о мультиках, загадочном Суркове и уме, наконец - то сомкнувшемся с разумом, во второй или третий раз возглашая эру светлых голов навсегда.
Свидетельство о публикации №217110201372