Сны командора. Часть 5

КОНЧИНА ШЕЛИХОВА

Лето 1795 года в Иркутске было жарким. Григорий Иванович был занят подготовкой к долгой поездке на острова Кадьяк и Ситка. Занимали его и петербургские дела, вопросы снабжения колонии порохом, припасами и прочие большие и малые задачи функционирования его купеческой империи.

К насущным проблемам добавилась еще одна – компаньоны Григория Шелихова, обеспокоенные ростом его личного влияния, взялись теребить по вопросу условий распределения прибыли и настойчиво добивались возврата кредитных средств, выделенных ранее. Все переговоры и просьбы подождать до возвращения Григория Ивановича из поездки, когда будут новые доходы и средства компаньонами отклонялись.

По всему было видно, что был продуман братьями Голиковыми и реализовывался план захвата лидирующих позиций в торговле столь успешно развивающейся компании. В результате сложилась достаточно нервная обстановка, которая усугубилась тем, что напряжение Григорий Иванович снимал известным в народе средством – водочкой. Частенько, заложив легкую бричку с верным помощником Акиньшей, Григорий Иванович уезжал на заимку, что стояла на берегу Ангары близ города, и там отводил душу, увлеченно парился в баньке, сдобряя душевное ненастье обильными возлияниями, –  то клюквенной наливочкой, то крепким самогоном, настоянным на кедровых орешках.

В июле Григорий Иванович почувствовал себя плохо и слег. Лекарь пришел, похлопотал, пустил кровь, прописал пиявок, другие процедуры и микстуры, и показалось, что все стало налаживаться с самочувствием, но в один из дней случился удар и Шелихов слег основательно – грянул паралич. Встал вопрос о том, что следовало подумать о передаче дел в компании и о наследниках.

 Сам Григорий Иванович, находясь в состоянии крайней слабости, пригласил Наталью Алексеевну и старшую дочь Анну с зятем и взялся проговаривать свою волю о передаче полномочий в пользу жены. Все сказанное записала Анна, своим ровным округлым почерком, а Григорий Иванович расписался кривенько и совсем мало похоже на свой фамильный росчерк.  Но свидетели заверили достоверность документа о передаче дел компании в руки Натальи Алексеевны и на этом завершили официальную часть.

Казалось, все еще может наладиться, но болезнь прогрессировала, вскоре отказала речь и в один из жарких июльских дней Григорий Иванович преставился.
Все произошло так быстро, что по городу поползли слухи о том, как и почему самого видного купца в городе отравили.

Кто-то поговаривал, что отравили Шелихова подосланные компаньонами купца люди, а кто-то, зная сильный характер Натальи Алексеевны, утверждал, что смерть Григория Шелихова была выгодна именно ей.

При этом шептуны совсем не собирались учитывать и малолетних детей на руках овдовевшей Натальи Алексеевны, и огромные по затратам купеческие дела, которые нужно было тянуть и возвращать кредиты компаньонам.  И знать еще злые люди не хотели, что любила она своего Гришеньку по-прежнему так, что объяснить словами и не выходило – только в груди теперь с его уходом, вдруг опустело, как поздней осенью на проселке. И гуляло там теперь отчаянье и ощущение полной безысходности – только дети и спасали.

Слухами полнился город, шептались в трактирах и на задних дворах, шептались чиновники и чернь. Но после отпевания в Тихвинской церкви и захоронения первопроходца Русской Америки во дворе Знаменского женского монастыря все как-то успокоилось, и встала задача перед наследниками как-то управиться с компанией, успокоить кредиторов и распорядиться наследием купца Шелихова.
На семейном совете Натальи Алексеевны и Николая Резанова, с участием доверенных лиц, прежде всего Михаила Матвеевича Булдакова, первого помощника Григория Ивановича, решили, что все дела в Иркутске по управлению работой компании будут решать совместно вдова и Булдаков.   Николаю Резанову же нужно ехать в Петербург и через его обширные связи в столице решать проблемные вопросы компании, пробивать монополию и добиваться дополнительного финансового и материального обеспечения её деятельности за счёт кредитов и вложений, желающих заработать на компании лиц.

 Михаилу Булдакову было предписано готовиться к поездке в Русскую Америку, - так, как планировал Григорий Шелихов, чтобы поддержать колонию и вывести закупленные у алеутов меха – мягкую рухлядь. Меха затем следовало продать китайским купцам в Кантоне*, а вырученные средства использовать для возврата денег кредиторам и компаньонам, и для закупок всего необходимого для работы компании.
* Кантон - нынешний Гонконг.

В ПЕТЕРБУРГ

Ближе к осени подошла депеша из Петербурга. В бумаге было предписано высочайшее соизволение о возвращении подполковника Николая Петровича Резанова с семьей в Петербург под начало графа Платона Александровича Зубова.
Стали собираться в дорогу. Укладывали приданное Анны, посуду и другую утварь, меха компании для реализации в столице. Планировали отправиться в дорогу по первопутку, но в итоге в хлопотах провели весь декабрь и уже после нового года тронулись в путь.

В Санкт-Петербурге у Шелиховых был дом, который теперь должен был принять молодую семью. Для убранства дома и в качестве приданного собрали несколько возков, и на выезде из города собралась изрядная колонна из саней с возницами и служивыми людьми для помощи и охраны.

Проводы – дело слезливое.
Горевали и лили слезы и маменька Наталья Алексеевна, и сестры, ; Евдокия, остающаяся по возрасту теперь крайней на выданье, и Катенька с Александрой, а ещё подружки Анны, братец Вася, няни и простосердечные хозяюшки, на чьих глазах выросла и стала невестой и женой юная дочь именитого купца Шелихова.
За две недели ходко дошли до Красноярска, где, остановившись на постой, Николай и Анна провели самые замечательные свои дни.
 
Оторвавшись от дома, от маменьки Анна вдруг поняла и приняла то, что она теперь хозяйка и рядом муж её, за которым нужен уход и пригляд, есть обязанности, которые не обуза, а святая ноша и что от её настроения, внешности и обхождения зависит многое в их семейном мирке. Анна, наконец, перестала дичиться и сторониться мужа, научилась приникать к нему с доверием, ощущая растущее в ней благоговение перед ним и глубокое чувство, в котором уважение и нежность переполняли сердце.

Николай пока лишь только привыкал к своей роли мужа и к тому, что рядом всегда была Анна, - его жена. Новизна чувства, ночные ласки становились привычны, но каждая ночь встречалась с ожиданием новых ощущений и нового уровня единения. Николай отмечал в жене стремление быть с ним рядом, быть достойной его ожиданий. Анна терпеливо старалась пройти путь от девочки к ласковой и опытной женщине быстрее и толковее.

В Красноярске провели несколько дней, чтобы отдохнуть, поправить поклажу. Ходили в гости, принимали гостей у себя, катались по Енисею на тройках с бубенцами вдоль отвесных скалистых берегов из красного гранита, любовались друг другом и сверкающим миром сибирской зимней природы.
– Красный Яр, барин! – поведал молодым сопровождающий их в поездке местный, приставленный к ним, служитель.
– Так и город назвали, как распорядился государь Михаил Федорович:
«…. вверх по Енисею на Красном Яру поставить острог»,
в ответ на доклад Андрея Дубенского:
«на яру место угожее, высоко и красно, и лес близко всякой есть, и пашенных мест и сенных покосов много, и государев де острог на том месте поставить можно». 
Так и стал город Красноярском, то ли от того, что на яру из красного гранита поставлен, то ли от того, что место столь прекрасно.
В ответ подивились – как бывает порой ветвиста и не однозначна истина.

К марту добрались до Москвы, проехав через Томск, Тобольск, преодолев Уральские горы, а далее Казань, Нижний Новгород, Тверь, Валдай.
В Москве из-за распутицы пришлось подождать, пока просохнут дороги, и снова в путь, теперь уже до столицы и дома, купленного Григорием Шелиховым и пустующего основное время. За домом в отсутствие хозяина присматривал дворецкий Гавриила Державина Аристарх. Молодая чета устроились в доме быстро, наведя наскоро свой порядок и уклад, благо никто этому не мешал.
По прибытии в столицу Николай Петрович написал о последних событиях письмо в Иркутск.

«Милостивая государыня, матушка наша, Наталья Алексеевна!
Хотим сообщить, что в Петербург приехали здравы и невредимы за три с небольшим довеском месяца. В Москве задержались на две недели  из-за распутицы. Здесь поменяли санки на тележки и отправились дальше.
В столице дом наш нашли в сохранности.
Исправно делаю мою должность, но за нею поручений ваших не забываю. Визитировал графа Чернышева, Александра Романыча Воронцова, адмирала Чичагова, имел бессчетные консультации с господином Альтести и множество дружеских задушевных бесед с Гавриилой Романычем, за всем тем и единой строки утешительной передать не могу.
В столице живут веселехонько, а мы пока только обживаемся, выходить в свет стали и к новому нашему положению приспосабливаемся.
Чтобы получить сполна порох из Кронштадтского арсенала, пришлось наполовину убавить отпущенные запасы пушного. Без помощи Альтести, правду говоря, я и вовсе успеха не имел бы в этом деле.

Через Альтести я удостоился предстать и пред его сиятельством графом Платоном Александровичем Зубовым. Доложил о планах покойного Григория Ивановича развивать американскую колонию и искать незамерзающую гавань для отправления кораблей торговых круглый год в Америку и Китай и просил о дозволении войти с Китаем на сей предмет в дружеские сношения. Граф на это обещал подумать над предложением и просил составить подробную реляцию, но по всему видно, что это дело его вовсе мало занимает. Но рук покладать не нужно, как вода камень точит, так и мы сможем продвигать наше общее дело развития торговой компании.

Стремясь в столицу, не предполагал я, что будем скучать по иркутской жизни. В должности делать пока нечего, все дела производит господин секретарь. Тешу себя уверенностью в вашем добром здравии и надеждой сообщить в следующих письмах о благоприятных переменах.
Н. Резанов».

А на обороте листа знакомым почерком сделана приписка рукой Анны:
«Маменька моя родная, я – тяжелой стала, а когда случилось, не припомню. Мы спорим с Николаем Петровичем, как назвать, коли будет мальчик: я  говорю – Петенькой, а он твердит – Гришенькой. Порешили назвать и крестить, как Вы, маменька велите и отпишете… Страшно мне, маменька, как то оно всё сладится и будет?».

Вот такие вести донес с оказией посыльный. Из письма следовало, что дела компании идут, но без протекции и поддержки что-либо решить в столице очень сложно.
Отчет Николая о поездке и деятельности компании купцов в Русской Америке Николай передал в приемную статс-секретаря, но ответа не дождался пока. По всему было видно, что грянувшие события во Франции и другие государственные дела отодвинули вопрос купеческой торговли и освоения Америки на дальний план.
В результате революционных событий во Франции и во всей Европе, напряжение в отношениях с Турцией и Персией, атмосфера в столице была достаточно напряженной. Екатерина находилась в том состоянии, когда здоровье всё более сказывалось на результатах её правления.

Екатерина не поспевала уже порой за развитием политических событий. Заключив Георгиевский трактат с Картли-Кахетинским царством о принятии Грузии в состав России, не смогла защитить своего нового вассала от подавляющей столетия кавказские народы Персии. В результате семь тысяч лучших воинов истерзанной Грузии, Имеретии и Мингрелии – практически всё войско, полегли около селения Крцаниси в сентябре 1795 года, а Тифлис – цветущий город был захвачен, изнасилован и разрушен персами до основания за шесть дней.
Шах персидский Ага-Мохамед, плюгавый евнух с остатками своего многотысячного изрядно потрёпанного войска, ушёл восвояси, погрозив коротким толстым пальцем на северо-восток, утверждая, что это месть за грузинский выбор.

Событие это болью отозвалось на Кавказе, а репутации Екатерины и Её Империи был нанесён заметный урон. Заговорили о том, что договор не состоялся, и должен быть расторгнут. Особо хлопотали англичане, менторским тоном учителя распространяя слухи о зверствах персов над гордыми горцами, ныне, как бы, подданными России.
События в государстве происходили по долговременному плану, который следовало уже поправить, и по инерции работающего имперского тяжелого механизма. В воздухе зрело ощущение грядущих перемен, но каковы источники этих событий было совершенно не понятно. В силу окончательно вошёл Платон Зубов, удостоенный Екатериною титула Светлейшего князя Священной Римской Империи, который и управлял державой по своему разумению, которое в прочем не простиралось далее интересов двора. Система управления давала сбои, дела пошатнулись и в обществе, и в армии. Все пока держалось на том стержне управления страной, который был сформирован ранее еще при жизни Григория Потемкина и других сильных мужей, истинных сынов Отечества.
Прибыв в Петербург и оказавшись теперь в совершенно ином качестве, Николай Резанов быстро ощутил перемену в отношении себя со стороны ранее, как ему казалось, столь высоких недосягаемых особ. Теперь многие не ленились первыми подойти, поздороваться, взять за локоток, отвести в сторону для душевной беседы, и всё советовали, советовались и так вот запросто, предлагали помощь, приглашали в гости вместе с супругой.

И сам Николай теперь в кулуарах, то за разговорами, то за картами в светских салонах, то просто отбывая срок в компании, в застолье за дружеским столом, нет-нет, да подмечал, что очень он хорошо съездил в Сибирь, куда многие едут на погибель в ссылку.

КОНЧИНА ЕКАТЕРИНЫ

И вот грянуло. На исходе 1796 года столицу облетела весть – скончалась императрица.
Утром 5 ноября Екатерина II поднялась с постели и тяжело ступая, отправилась в туалетную комнату. После долгих ожиданий камердинер императрицы заглянул внутрь и обнаружил хрипящую Екатерину лежащей на полу с багровым лицом и без сознания.
Императрицу потащили в опочивальню, но с этим смогли справиться только шесть или семь человек, такой тяжелой оказалась еще величественная вчера женщина. Умирающая императрица представляла тяжкое зрелище. Умерла Екатерина II на следующий день утром, – императрицу всея Руси постиг апоплексический удар.

После кончины Екатерины II в узких придворных кругах пошла недобрая молва о причинах смерти. Говорили о том, что императрицу погубила грешная страсть к мужчинам, которой она, якобы, отдавалась до последних дней. Затем появилась версия о травме, полученной от осколков ночного горшка, который раскололся под большим весом императрицы. Слухи ширились, достигая уровня абсурда, и даже возникла версия об убийстве императрицы засланным поляками наемником, поджидавшим её в уборной.

Когда пришло время сообщить о кончине матери наследнику престола великому князю Павлу Петровичу, в Гатчину поспешил с этой целью Платон Зубов, надеясь засвидетельствовать новому императору своё почтение, смирение и показать желание служить ему.
 
Павел, увидев Зубова, пришёл в ужас – он решил, что он по приказу матери прибыл арестовать его или убить, - как убили его отца. Однако, узнав, в чём дело, Павел просиял и обнял Платона Зубова.
Это, правда, не спасло позже Платона Зубова от ссылки из Петербурга.
После же смерти императрицы вступившим на престол Павлом было сделано странное  распоряжение. Он приказал хоронить Екатерину II вместе со своим отцом Петром III, отстраненного от власти и убитого гвардейцами при перевороте тридцать четыре года назад.

Могилу Петра III, которая находилась в Александро-Невской лавре, вскрыли, и Павел устроил над останками мистический ритуал – водрузил на голову мёртвого отца царскую корону, которой его лишили заговорщики в 1762 году.

Утром в Александро-Невском монастыре Павел возложил корону на гроб Петра III. В начале декабря 1796 года жители северной столицы стали свидетелями необычного зрелища. Из ворот Александро-Невского монастыря медленно двинулся в путь траурный кортеж. Впереди гроба герой Чесмы Алексей Орлов нес на бархатной подушке императорскую корону. Позади катафалка в глубоком трауре шествовала вся августейшая фамилия. Похоронная процессия двигалась с кладбища во дворец, а в гробу покоились останки Петра III, убитого при активном участии самого графа Орлова.
 
Та же церемония и той же короной была выполнена женой Павла Марией Федоровной над телом Екатерины в Зимнем дворце. А вечером этого же дня тело усопшей Екатерины переложили в гроб и поставили в большую галерею, где был устроен великолепный траурный шатер, в который  поместили и гроб Петра. Несколько дней оба гроба стояли рядом, а затем их перевезли в Петропавловский собор. Впереди везли гроб Екатерины II, за ним следовал гроб Петра III. На гробе Петра покоилась императорская корона. Хоронили не императрицу российскую, а императора Петра III и его жену Екатерину Алексеевну. Две недели оба гроба были выставлены в Петропавловском соборе для поклонения. Наконец их предали земле.

Все было сделано так, как будто Петр и Екатерина провели всю жизнь вместе на троне, умерли и погребены в один день.
Многие увидели в церемонии похорон стремление Павла, во что бы то ни стало унизить и оскорбить память своей матери Екатерины II, ненавидевшей мужа, – его отца. Вероятно, Павел как бы заново, посмертно, обвенчал своих родителей и тем самым свел на нет результаты дворцового переворота. При этом Павел заставил убийц Петра III нести императорские регалии, тем самым, выставил этих людей на публичное посмеяние.

При этом в свете упорно говорили, что идея вторичных похорон Петра III была подсказана Павлу масонами – членами тайного общества, к которым относился и сам Павел, воспитанный в духе масонского братства Никитой Паниным.

Вступивший на престол Павел I этой церемонией по советам Панина отомстил Екатерине II за гонения его единомышленников – «вольных каменщиков», которое наблюдалось в последнее десятилетие ее царствования. Не почитала императрица тайных обществ, ибо всё благочестивое на «свету делается».

В 1792 году дело дошло до того, что по Петербургу прошли аресты членов масонского тайного братства. Екатерина озаботилась скрытой от глаз деятельностью многих высокопоставленных в Империи людей, которые, как оказалось, принимали клятвы в верности не только Ей,  –  своей Императрице, но и неведомым зарубежным руководителям тайного общества. Как оказалось после ареста масона высокого уровня Николая Новикова, в обществе активно работали, возглавляемые им, подпольная типография и лаборатория алхимии, велись работы по эзотерике, созданию библиотеки духовных руководств. При этом стало известно, что членом масонского ордена был и наследник престола её сын Павел, всё его ближнее окружение и даже наставники будущего императора.

Последнее серьезно озаботило Екатерину, поскольку более всего она опасалась потери трона вследствие переворота, учиненного когда-то против её мужа, и теперь совершенно не хотела допускать сына к императорскому трону.

Но при этом чтила матушка великих французов Вольтера, Руссо и Дидро, вела с ними долгие годы переписку, спорила, увлекаемая идеями мыслителей, которые и явились теоретиками французской революции.  Это был первый опыт вольных каменщиков, объявивших тайную войну любому самодержавию на пути к сверхгосударству без границ. Тайная война велась с лозунгом: «Свобода, равенство и братство».


ВЗЛЕТ КАРЬЕРЫ

Николай Резанов, как только приступил к работе в Петербурге, занимал скромную должность в штате канцелярии Платона Зубова, неспешно перекладывая дела на секретариат.
После смерти Екатерины и воцарении Павла возникла ситуация неопределенности и было ясно, что все изменится в ближайшее время. Во дворце, в структурах министерств, Сената, департаментов пошли значительные подвижки. Многие сторонники Екатерины, так или иначе отметившиеся лояльным к ней отношением, были отстранены от должностей.

На их место требовались новые люди, а Николай Резанов оказался в числе тех, кто был благосклонно принят новым императором. Симпатия к молодому, но достаточно опытному чиновнику, возникла из-за тех притеснений, которые были сделаны Екатериной и Платоном Зубовым, а также вследствие новых возможностей, которые открылись перед Николаем после посещения Иркутска и женитьбы на Анне Шелиховой. Теперь, не стесненный в средствах, Николай Резанов устраивал приемы, показывал всем свою юную жену, огромный дом, обставленный изысканно и модно мебелью из Европы. На приемах появлялась возможность говорить о прибыльном купеческом деле покойного тестя, далекой и большинству неведомой Русской Америке и достаточно быстро собрать сторонников развития и участия в масштабном предприятии по организации торговли и жизни под флагом российской государственности на самых дальних рубежах необъятной Империи.

В этот период, под впечатлением от похорон Екатерины, под влиянием разговоров и обмена мнениями о таком новом для российской элиты явлении как масонство, Николай Резанов задумался о том, не стать ли ему самому членом этого тайного общества. В свете много говорили о решающем влиянии масонов на события в Европе и революцию во Франции в частности, на процессы в борьбе за независимость Объединенных Областей Америки.

Удивляла и заставляла задуматься над многими процессами в обществе «Декларация прав человека» составленная масоном Томасом Джефферсоном, будущим президентом Объединенных Областей Америки при участии масона Франклина, объявленная на конгрессе американских колоний в Филадельфии в 1776 году.

По всему выходило, что формировалась партия значительного влияния на общественные процессы, чьи интересы распространялись вместе с её членами далеко за пределы одного государства. Происходило становление мировой партии влияния с амбициями стать партией управления, чьи лозунги о прогрессе, равенстве перед законом всех сословий манили многие прогрессивные умы. Другие те,кто попрактичнее, быстро поняли, что с помощью партии влияния, в которую стремились попасть «сильные мира сего», можно было вознестись на новый уровень своего личного положения в иерархии, стремились в масоны, движимые именно острым желанием сделать карьеру.

Николай Резанов узнав, что в общество масонов вступил его старый покровитель и товарищ Гавриила Державин, направился к старику на разговор.
После отставки, случившейся еще до смерти Екатерины, бывший президент коммерц-коллегии Гавриила Романович Державин вел светский, но достаточно отстраненный образ жизни, предаваясь любимому делу – литературе.

Николая Гавриила Романович, будучи в бодром расположении духа, встретил радушно и, выслушав его мнение о масонстве, ответил:
- Знаешь, Николай, у нас не принято завлекать людей в общество, ибо самое ценное в этом – искренность помыслов, желание понять истину, проявить послушание, терпение и скромность, пребывая среди братьев. Зная тебя как грамотного и радеющего за прогресс человека, я думаю тебе должно найтись место в этом сообществе единомышленников. Я думаю, грядут скоро события в России, и тогда встанет вопрос, - как быть, чем жить, ибо, так как ныне у нас дела делаются в государстве и как страна развивается, долго продлиться не может.

– А что не так-то у нас, Гавриила Романович? - спросил его Резанов.
- Как не горько говорить, но страшно мешают благополучию державы система управления государством и крепостничество. Так многие прогрессивные умы считают. Страшно мне подумать, что будет, если в свободных граждан превратят крестьян, но приходится с этим согласиться. А ещё формально всё в государстве от воли одного лица зависит полностью, а по факту, определяется кучкой некоторых лиц - выскочек, которые возле монарха нашего утверждаются и вершат все по своему разумению и потребностям: кого миловать, а кого казнить- с кем войну вести, а с кем дружбу.  Надобно менять как-то эту систему, чтобы была законность и властью владела истинная элита общества, - разумная, образованная и прогрессивная. Чтобы преемственность власти была по закону, и страна стремилась к прогрессу. Вот думаю, с помощью тайного общества грянут в России перемены.
Ближайшая задача масонства – захват в свои руки политического влияния в обществе, власти и перестройка общества на новых началах.
Николай, внимательно выслушав старшего товарища, решается вступить в тайное общество масонов, хотя еще совсем недавно почитал их как отступников от государства и даже как опасных заговорщиков, стремления которых ему были непонятны.
Процедура вступления в братство включала обряд посвящения. По рекомендации Державина Николая Резанова провели через строгий и закрытый обряд посвящения в масоны.

В назначенный день камер-юнкер Димов по просьбе Державина привез Резанова в ложу вольных каменщиков. Ждали более часа пока шел обряд принятия в масоны другого профана  - так по процедуре называли новичков. Затем в комнату вошёл человек во фраке, наложил на глаза Резанову тугую повязку и приказал следовать за ним. Загремели засовы, и они оказались в ином, судя по дыханию сырости,  подвальном помещении.

Началась долгая процедура посвящения, которая включала ряд этапов, испытаний и переходов в разные помещения, расписанных по строгому сценарию.
И, наконец, прозвучало:
 – Возлюбленные братья! Профан прошёл успешно испытания! Он достоин вступить в общество наше. Позволите ли вы приобщиться ему к лицу нашему?
В ответ раздалось недружное рукоплескание, что служило сигналом положительного волеизъявления братьев-масонов.
Далее последовал вопрос о возможности снять повязку и когда Резанов смог видеть, то он сразу оценил  роскошное убранство помещения, в котором он теперь оказался, длинный стол с лежащими на ярком сукне стола библией, мечом, белым молотком, циркулем и прочими принадлежностями ритуала.

Вокруг стола стояли около сорока человек из братства масонов. Все они были в одинаковых шляпах, длинных одеждах и фартуках. На членах ложи были также знаки различия и награды, которые определяли их статус. Среди всех присутствующих Резанов с удовольствием отметил многих своих знакомых и высокопоставленных чиновников правительства и сената, которые теперь одобрительно улыбались ему.
Далее Николая Резанова и других принятых в братство в этот день познакомили с тайными знаками и паролем масонской ложи.

Первое, что узнали новоиспеченные масоны в статусе учеников, это о ритуале рукопожатия, с помощью которого масоны тайно узнают о принадлежности друг друга к обществу при личной встрече.

Кроме рукопожатия было произнесено тайное слово – saguin, которое при встрече по просьбе одного из братьев должен был озвучить другой брат таким образом, что каждый произносил одну очередную букву этого слова. Так устанавливался контакт незнакомых друг другу единомышленников-братьев масонов в особых случаях.
Сам шаг вступления в масонство Николая Резанова был оценен дворцовым окружением императора, как поддержка, как движение в направлении сплачивания рядов единомышленников.

В след за этим наметился и карьерный рост - Николай Резанов вскоре назначается обер-секретарем Правительствующего сената.
С этого момента Николай Резанов получает возможность входить во все высокие дворцовые апартаменты и становится главным генератором учреждения Российско-Американской компании, активно используя связи в придворных кругах и, особо, дружбу с военным губернатором Петербурга активным масоном графом Петром Паленом, с которым сошёлся коротко. Граф быстро оценил высокие финансовые возможности новоявленной торговой компании и, очевидно рассчитывая на отклик со стороны учредителей, взялся активно поддерживать начинания Николая Резанова.

Масонство Резанова в этом деле оказало значительную помощь. С легкостью находя единомышленников, среди которых был и сам император, Николаю Резанову удалось достаточно быстро устранить все шероховатости тяжкого и бесконечного бюрократического процесса бумажной волокиты, связанные с судебными спорами.
Длительные тяжбы купцов Голиковых, Сибирякова и клана Шелиховых, происходившие в среде купеческих компаний, занимавшихся промыслом пушного зверя на востоке Империи, привели, в конце концов, к их объединению и созданию Соединенной Американской компании.

Клан Шелиховых к этому времени разросся. Обличенный доверием Григория Шелихова и приласканный Натальей Алексеевной Михаил Матвеевич Булдаков стал, наконец, её зятем, женившись на юной и подросшей Евдокии. Более добропорядочного и знающего дело человека найти было сложно, и вся семья радовалась такому укреплению отношений с Михаилом, который много лет работал с Шелиховыми, проявляя честность, ум, энергию знающего и преданного помощника.

Николай также нашёл в лице Михаила близкого друга, единомышленника и помощника. Михаил Матвеевич, отличаясь разумным и степенным подходом к делу, очень уважал и почитал вовлеченного в высшее общество Резанова, а тот верил Булдакову и все сугубо хозяйственные дела купеческого промысла доверял вершить ему.
Так и тянули они общую теперь лямку семейного купеческого дела, - каждый занят был своим кругом обязанностей, в которых был более всего осведомлён.
 
В июле 1799 года по плану, составленному Николаем Резановым и Михаилом Булдаковым, Павел I подписал рескрипт о создании Русско-Американской компании, состоящей теперь «под высочайшим покровительством». Высочайшее покровительство означало, что компании были предоставлены монопольные права на промыслы и торговлю на берегах Америки сроком на 20 лет. Компания не могла обанкротиться, а защиту ее интересов брало на себя государство.  При этом компания могла взять значительные кредиты в банках под гарантии государства.

В этот же год, оценив усилия семьи Шелиховых, император указом возвёл всех членов семьи, и прежде всего Наталью Алексеевну, в дворянское достоинство. Не будучи в состоянии наградить покойного Георгия Ивановича Шелихова по его заслугам и достижениям, император Павел I опубликовал указ о награде его вдовы Натальи Алексеевны:
«Наше внимание на заслуги умершего гражданина Шелихова, жертвовавшего жизнью и иждивением въ присоединении к скипетру Нашему обитающих в Северной Америке народов и положившего въ том краю основание православной Греко-Кафолической христианской веры… Жалуем жене его, вдове Наталье Шелиховой… и рожденным от них детям дворянское Нашей Империи достоинство».

 Главное правление Русско-Американской компании возглавил Михаил Матвеевич Булдаков, а Николай Петрович стал её «корреспондентом» с правом «ходатайствовать по делам компании во всем, что к пользе ее и сохранению общего доверия относиться может», то есть, по сути, становился наиболее влиятельным членом руководства компании, впрочем, без каких-либо конкретных обязанностей.

В документах компании устанавливается также особая роль семьи Шелиховых: одно из мест в правлении Русско-Американской компании неизменно закреплялось теперь за представителем этого известного теперь всей России купеческого клана.
Таким образом, все противоречия преобразований и сопротивление иркутских купцов, стремящихся взять под свой контроль торговый промысел в Русской Америке, были преодолены. Компания оказалась полностью подчинена наследникам Григория Шелихова.
Успехи не заставили себя ждать и на государственной службе.

Николай Резанов включается в комиссию по разработке государственных законов. При его активном участии появляется закон «Устав о ценах», а затем он разрабатывает и учреждает после утверждения Сената раскладку поземельного сбора в Петербурге и Москве. За эту работу Николай Резанов награждается императором Павлом орденом Анны II степени и пенсионом в две тысячи рублей в год.
По всему становилось заметно, что Николаю Резанову готовится карьера с большими перспективами.

И действительно, вскоре Николай Резанов становится обер-прокурором 1-го департамента Сената и получает чин действительного статского советника, то есть генерала по табели о рангах. Новая должность давала самые широкие полномочия и авторитет, с помощью которых можно было вершить новые большие дела в продвижении фамильного предприятия.

Как подтверждение доверия и заслуг в 1801 году Павел I награждает Николая Резанова Командорским крестом Святого Иоанна Иерусалимского 2-й степени.
С этой поры обер-прокурор Сената Николай  Петрович Резанов может именоваться Командором Мальтийского ордена масонской ложи.

ПАМЯТЬ ШЕЛИХОВА

Успехи по развитию торговой компании, созданной усилиями Григория Ивановича Шелихова, не заслонили задачи сохранения памяти о великом первопроходце, основателе мощной торговой компании, муже и отце.

Наталья Алексеевна после кончины мужа хлопочет с зятьями о сохранении памяти о муже и делает заказ памятника каменных дел мастерам в Екатеринбург. Стоимость эскиза и проекта архитекторам,  мрамора и работ мастеров обошлись более одиннадцати тысяч рублей, не считая доставки памятника в Иркутск.
Николай Резанов, помня о добрых отношениях Державина и Шелихова, обращается к Гаврииле Романовичу с просьбой написать текст на памятник, оговаривая серьезную сумму вознаграждения.

Державин, при жизни относясь с большим уважением к Григорию Ивановичу, горячо откликается на просьбу и занимается как проектом памятника, так и текстами эпитафии и стихов, согласовывая порой текст с Николаем за бокалом доброго вина в доме у Державина на Мойке.

Узнав о составлении текстов на надгробие, на призыв отозвался и азартный Иван Дмитриев, норовя все же обойти Гавриила Державина в состязании на качество стиха. Обладая легким пером и побуждаемый соперничеством, Иван Иванович передал Державину для отсылки вдове и свою, как он определил, «скромную лепту в венок славного российского навигатора».

Как царства падали к ногам Екатерины,
Росс Шелихов без войск, без громоносных сил
Притек в Америку чрез бурные пучины
И нову область ей и богу покорил.
Не забывай, потомок,
Что Росс, твой предок, и на востоке громок!

Державин, не оставшись в долгу, ответил:

Колумб здесь росский погребен!
Проплыл моря, открыл страны безвестны,
И зря, что все на свете тлен,
Направил парус свой
Во океан небесный
Искать сокровищ горних неземных,
Сокровище благих,
 Его Ты Боже душу упокой.

Венчали текст на надгробии следующие слова:

Григорий  Ивановичъ  Шелиховъ
Рыльской имянинной Гражданинъ родился года 1748,
вступил во супружество года 1775
началъ Торговлю свою во окраинах Сибири въ 1775 году.
Морскiя путешествiя свершилъ
въ 1783, 1784 и 1785 годахъ, скончался 1795 июля 20 дня.

На восточной стороне памятника (на той стороне, которая будет обращена в направлении сделанных им открытий новых земель) должен был размещён составленный Гавриилом Романовичем Державиным текст о деятельности Шелихова:

«Здесь воожиданiй пришествiя Христова погребено Тело по прозванию Шелихова, по деяниям бесценного, по промыслу – гражданина, по замыслам – мужа почтенного, разума обширного и твердого, отважными своими путешествиями на востоке нашел, покорил и присовокупил к державе Ея не только острова: Кыхтак, Афогнак и многие другие, но и самую матерую землю Америки, простираясь к северо-востоку; завел в них домостроительство, кораблестроение и хлебопашество».

 Заканчивался текст словами:

 «Христе Спасителю!
Причти Его к лику Благовестников,
 возжегшихъ на земле Светъ Твой предъ Человеки»

                Гаврила Державин

К стихотворениям Гавриила Романович добавил строки эпитафии и все тексты были отправлены Наталье Алексеевне в Сибирь. Но вышла как всегда путаница. Мастера рубили тексты на гранях прямоугольника памятника, где нашлось место и барельефу с профилем покойного, и  шпаге, и эпитафии, и всем текстам с каждой из сторон, только не нашлось упоминания об авторстве первого стиха. Везде было указано – Гавриил Державин.

Обиду Ивана Дмитриева можно было понять, а Гавриил Романович только посмеивался, намекая:
- Бодливой корове боженька рогов-то не дает.
Наталья Алексеевна, получив памятник, не сразу разобралась в путанице и честно отписала зятю о неловкости. Пришлось повиниться перед Иваном Ивановичем уже самому Николаю Петровичу и объявить, что победителей в этом споре нет, - оба пиита достойны приза и выделил из казны деньги для обоих стихотворцев.

Вечером, на приеме у Державина много шутили и смеялись над ситуацией, а Державин, отличаясь зловредностью нрава и остротою языка вставил-таки фразу о том, что коли бы не такая незадача, то Дмитриев бы и вовсе не получил своих денег.
Иван Дмитриев в растерянности все пытался добиться от присутствующих подтверждения, что его стих не хуже, а даже и лучше державинского.
Все скромно промолчали, и, помянув покойного, разошлись.