Сердце за три миллиона долларов

«Боинг» оторвался от земли, и его слегка тряхнуло, будто самолёт наткнулся на препятствие. Большинство пассажиров знало причину этого толчка, и почти никто не обратил внимания на стук, вызванный складывающимся шасси взлетающего лайнера.

В VIP-салоне находилось не более восьми-девяти человек. В щель шёлковой занавески, разделяющей салон надвое, были видны переполненные места второго салона. Этот салон был рассчитан на пассажиров со сравнительно дешёвыми билетами.
Красивая блондинка, облокотившись о край иллюминатора в левой части VIP-салона, с интересом смотрела на землю, с которой она рассталась всего несколько минут тому назад – на землю, где находился величественный город Нью-Йорк. Интересно, что же она там увидела?

Напротив неё на удобном широком кресле сидел, застегнув ремни безопасности, мужчина в очках и рубашке с длинным воротником. Он, наверно, боялся даже краем глаза глянуть на землю и сидел неподвижно, словно прибитый гвоздями к креслу. Стук шасси, втянутых в самолёт, сотряс его изнутри, и он обратился к проходящей рядом стюардессе:
- Miss, a glass of water, please ,  - брякнул он с ужасным акцентом.
- Нажмите кнопку задвижки перед собой, сэр! Там есть всё! – откликнулась стюардесса по-турецки и двинулась в соседний салон.

Мужчина в очках, хлопнув пару раз ресницами, точно очнулся от спячки и впервые заметил заслонку перед собой. И вспомнил, что это не из тех самолётов, на котором он летал в Москву в конце прошлого века. Сейчас две тысячи пятнадцатый год, и ровно десять лет, как он путешествует в Америку и обратно, и кнопкой задвижки он пользовался не один раз. А почему он сейчас не вспомнил о ней? По-видимому, память отшибло не на шутку!

Он нажал на клавишу, и задвижка открылась. Тут хранились различные напитки, чёрная и красная икра, варёный фазан, паштет из гусиной печени, бутерброды. Он мог отведать любые из этих яств. Но мужчина взял бутылку с минеральной водой, на которой была азербайджанская надпись «Джан дерманы». Он очень соскучился по этой воде.

А сидящая напротив него очаровательная блондинка витала в белоснежных облаках, видневшихся из иллюминатора. Она не обращала внимания на страх своего мужа, который то и дело протирал со лба пот носовым платком. Она даже не заметила, как рядом с ними прошла стюардесса, и не услышала диалог мужа со стюардессой.
Мужчина в очках, глотнув воды, как будто пришёл в себя и только сейчас осознал, что устрашающий стук, на который он обычно не обращал внимания, исходил от убирающихся шасси. За десять лет он летал бесчисленное количество раз и даже не смог бы вспомнить все места, в которых он побывал. О втягиваемых внутрь колёсах «Боингов» он ведь должен был помнить? Почему же до сих пор он не слышал их стук?
Мужчина в очках улавливал другие звуки, а его мелкие узкие глаза видели совсем другие вещи. Внезапно в груди у мужчины словно пробежался холодок, и он осторожно протянул руку к сердцу. Через минуту снова почувствовал, как в левой части тела будто подул ветерок и на мгновение покачал его сердце как колыбель.
От этого ветерка всё тело покрылось холодным потом. Его знобило. За всю свою шестидесятилетнюю жизнь он не испытывал ничего подобного. Его прежнее сердце, с которым он расстался два месяца назад, никогда не знало подобных непонятных ветерков.

Очаровательная блондинка, выглядевшая моложе своего мужа лет на двадцать, наконец-то оторвала огромные карие глаза от земли, устав глядеть на белоснежные облака. Её беспечность мгновенно уступила беспокойству.
- Что с тобой, Миш? – спросила она.
Со дня женитьбы она называла мужа Мишей. В азербайджанском паспорте его имя было указано как Мамед, в российском – Михаил, в американском – Макс, а во французском – Мишель.
- Да так… Что-то сердце ёкнуло… – промолвил он, протирая платком лоб.
Женщина больше не спрашивала и вновь перевела взор на крыло самолёта. Оно, слегка покачиваясь, прорезало стаи белоснежных облаков. Женщина явно получала удовольствие от движения крыла, скользившего сквозь гущу облаков, и это удовольствие исподволь возвращало её во вчерашнюю ночь…
Она вспомнила, как вчера на церемонии проводов, организованной одним из лучших кардиологов Лас-Вегаса Полом Джексоном, врач пригласил её на танец, и муж Мамед вежливо дал согласие, и как этот пожилой врач, полный молодой энергии, обнимал талию женщины, разглядывая её томными, страстными глазами. В это мгновение гладкое, белокожее лицо женщины сияло самой очаровательной улыбкой мира!
Женщина положила нежные, не испорченные стиркой и уборкой руки на плечи врача, доставив профессору Джексону явное удовольствие.
- Я поражён вашей фантастической красотой и терпением… – старый профессор просто лучился радостью. Он тут же добавил: – Интересно, все ли азербайджанки так же красивы?
- O, yes, sure  , – не раздумывая ответила женщина.
Эти слова американского врача могли бы доставить приятные минуты любой женщине мира, но вряд ли какая-либо другая женщина ответила бы так же, как она. Она чувствовала безграничную благодарность этому известному врачу, который успешно пересадил её мужу сердце молодого американца тридцати-тридцати пяти лет. Сейчас она не смогла бы придумать другой ответ.
А профессор продолжил восторженную речь:
- Ваш супруг тоже очень терпеливый, смелый человек, раз выдержал такую сложную операцию.
- Вы и сами не менее храбрый человек, профессор! И, по-видимому, во время танцев с женщинами пользуетесь своей храбростью не менее искусно.
- А я храбрею исключительно тогда, когда танцую с такими очаровательными и терпеливыми женщинами… – усмехнулся профессор.
- Мы будем ждать вас в Баку, – женщина попыталась направить разговор в другое русло. – Обязательно приезжайте! – настояла она на английском.
- Приеду, обязательно приеду! Я не был в Азербайджане. Если в следующем году ничего непредвиденного не произойдёт, то ждите в гости…
- Профессор, я ещё раз выражаю вам огромную благодарность. За всё то, что вы сделали для нас. Вы подарили моему супругу новую жизнь. Да и я сама словно родилась заново. Я помню, что вы гарантировали – мой муж проживёт минимум лет десять. Но перед возвращением в Баку я хотела бы спросить у вас кое-что…
Женщина на мгновение примолкла.
- Конечно же, не стесняйтесь, спрашивайте! За два месяца я успел заметить, насколько вы культурны, аристократичны… Думаю, что вы навсегда останетесь в моей памяти как совершенное олицетворение современной женщины!
Слова доктора придали женщине смелость, и она улыбнулась. Наклонив голову к плечу пожилого американского врача, старше её на много лет, она спросила едва слышным шёпотом:
- А он будет способен спать со мной?
Профессор усмехнулся, да так громко, что его смех услышал и её муж, который сидел чуть вдали, около камина, среди друзей и подруг профессора, и потягивал виски. Даже звуки музыки, наполнявшей весь этаж, не смогли заглушить смех профессора.
Он ответил:
- Конечно, милая, разумеется! Но только с такой красавицей, как вы, и только раз в месяц…
Теперь засмеялись оба, и танец завершился.

В тот день они всю дорогу, от усадьбы в Нью-Йорке до аэропорта, беседовали в лимузине и часто смеялись. Мамед протянул чернокожему водителю лимузина, передававшему служащему аэропорта чемоданы, несколько хрустящих купюр по сто долларов и сказал:
- Мерси, Джек!  Возьмите, сделаете покупки для своих детишек.
Чернокожий водитель, поцеловав руку Мамеда, с радостью удалился. Женщина давно привыкла к подобному расточительству супруга в зарубежных странах и не переставала этому изумляться. И сегодня супруги перед посадкой в самолёт разбрасывались деньгами направо и налево. Мол, с нас не убудет.

...Мамед всё ещё держал руку в области сердца, и ему было не до жены. Он тоже принялся глядеть вниз через иллюминатор. Земля виднелась сквозь облака. Небоскрёбы, вознесённые высоко над землёй, и передвигающиеся по дорогам машины казались настолько крохотными, что их можно было нанизать на иглу.
И чем дальше самолёт отдалялся от земли, чем мельче становились башни Нью-Йорка. Люди, торопливо шагающие по земле, совсем скрылись из глаз.
Теперь Мамед думал только о Баку. Думал о том, что впереди длинный воздушный путь. В небе нет ни остановок, ни светофоров, с неба не видно земли, поэтому это опасно, страшно.

Если человек взобрался на высоту, откуда не видно поверхности земли, то там действительно страшно. И именно этот страх сжимал его новое молодое американское сердце.

Наверно, именно оттого ему не хотелось больше летать – перелётами он был сыт по горло. В прошлом году, когда он возвращался из командировки, у него внезапно схватило сердце. В Баку он не вернулся, а сошёл в Париже, где его отвезли в больницу. Врачи сказали, что его сердце уже полностью изношено и подлежит замене…
После этого супруги принялись искать молодое сердце и нашли его в Лас-Вегасе. Благо в клинике Пола сердце молодого лас-вегасца ещё не продали. Операция прошла успешно. И сейчас, в эти минуты Мамед размышлял как азербайджанец, а чувствовал себя как американец.
- Миша, ну как там твоё сердце?
- Как огурчик!

Внезапно настроение Мамеда улучшилось, в мгновение ока исчезло всё: и страх, и волнение, и холод в сердце. Не будь в салоне деловитого мужчины в чёрном галстуке или же юноши, сидевшего в кресле за его женой и перелистывавшего газету «Вашингтон Пост», или тех пожилых мужчин и женщин, которые сидели в углу и беседовали о чём-то на итальянском языке, он, не задумываясь, встал бы и пригласил жену на танец, на тот же танец, который она танцевала вчера, в Лас-Вегасе.
- Вижу! Владелец сердца стоимостью в три миллиона долларов по-другому ответить и не мог! Ты говоришь, как юноша! Хотя бы потерпи до Баку! – сказала жена, словно почувствовав, какие мысли сейчас возникают у её мужа.
- Я соскучился... – улыбнулся муж.
- По мне?
- Конечно!
- Чего сияешь? Хотел американского сердца, причём –  молодого сердца… Добился своего! На что я теперь тебе сдалась?
- Сара, вот прилетим в Баку, и тут же в Мардакян…
- А зачем?
- Там узнаешь!
- А как же Гюндюз?
- А что, Гюндюз разве не четырнадцатого приезжает?
- Нет, я вчера звонила в Лондон, его не было дома. Мира сказала, что он ещё не вернулся с занятий. Билет он купил на двенадцатое.
Гюндюза они отправили в прошлом году на учёбу, а женщина, купив в Лондоне для сына дом, уехала на неделю в Констанцию – курортный город Румынии. Она очень любила этот город.

Она чувствовала себя уставшей и хотела немного отдохнуть на берегу Чёрного моря. Во второй день пребывания в Констанции она познакомилась на «диком» пляже с девушкой по имени Мира. Та, полностью оголившись, лежала на песке. Сара была поражена неописуемым телом, грудью и ногами девушки. До того дня ей думалось, что это она «всех румяней и белей», и никак не подозревала, что красавицы бывают даже в Румынии!

Она узнала, что Мира ищет себе работу в Англии. Женщина, не раздумывая, предложила этой восемнадцатилетней красавице место служанки в их усадьбе в Лондоне. Девушка согласилась на эту работу за пять тысяч фунтов стерлингов. На следующий день Мира уже находилась в Лондоне, рядом с Гюндюзом. Женщина была просто счастлива оттого, что нашла для сына такую очаровательную служанку.
- Ничего страшного, тогда поедем в Новханы... – у Мамеда заблестели глаза.
- А туда зачем?
- Там узнаешь...
Женщина улыбнулась, и, подмигнув мужу, шепнула:
- Давай-ка прямо из аэропорта полетим на Нефтяные камни и проведём в тамошнем доме на одну ночь… Посреди Каспия! Между тихими волнами…
- Нет, дорогая, с этим придётся повременить. Я же только с операции… Давай поедем в нашу квартиру в Чухурюрте. А Аршаду скажем, чтобы он не сообщал Гюндюзу о нашем возвращении. Заночуем там, а на завтра вернёмся в Баку.
- Слушаюсь, господин владелец сердца за три миллиона долларов!
Мужчина удовлетворённо улыбнулся. И до самого прилёта в Баку он думал о Чухурюрте.

...Боинг готовился к посадке. Мамед, переодевшись в белую рубашку и галстук, смотрел из окна вниз. С приближением самолёта к земле у него дрожало сердце. Ему хотелось скорейшего приземления. По мере снижения увеличивались здания, растущие деревья, мчащиеся автомобили. Всё в его глазах стало увеличиваться.
Впервые жизни он подумал, что, когда взбираешься на небо, всё на земле кажется маленьким, безжизненным и бессмысленным. Но при снижении оно заново приобретает своё величие, свой смысл и жизненность. Интересно, а не надоела ли эта пустота, эта бессмысленная бесконечность Господу Богу? «Не знаю, как Господу Богу, но мне всё уже порядком надоело! Скорее бы сесть!»
Самолёт приземлился. Среди ожидающих в аэропорту были и журналисты, которые, слетевшись точно мухи на сладкое, один за другим сыпапали вопросами:
- Господин министр, ну как прошла операция?
- Какие изменения вы чувствуете в себе после пересадки сердца?
- А гарантировали ли врачи ваше здоровье?
- За сколько вам обошлась операция по пересадке сердца?
- Откуда у вас три миллиона долларов?
На некоторые из вопросов отвечала его жена. Мамед в окружении корреспондентов и своих помощников поспешно двигался к другой полосе, к ожидавшему личному вертолёту, удерживая Сару за руку. Затем, обратившись к одному из своих помощников, сказал:
- Как только приедет Гюндюз, встреть его и отвези домой. Скажи, что мы сами приедем утром.

Вертолёт поднялся, и они будто вновь летели на самолёте. Но разница была в том, что из окна вертолёта виделось многое – люди, животные, стада, нефтяные вышки, деревья, водоёмы, дома, здания, шатровые городки…
У него перед глазами как в ускоренном кино мелькало всё то, чего он увидел в Баку и по дороге в Чухурюрд. И он говорил Саре, что Аршад прав – гулять можно где угодно, но умереть лучше на родине...
Пилот слышал их беседу и соглашался, тихонько кивая. Про себя он думал, что эти слова не Аршада, а наших прадедов. А ещё – если есть деньги, то всякое место может стать родиной. «На деньги можно поменять даже сердце. Точно так же, как его поменял ты!»

Вертолёт сел прямо во дворе, и после того, как супруги вышли из него, он заново взлетел. Смуглая служанка, убиравшая трёхэтажную уютную Чухурюрдскую дачу министра, встретила их с улыбкой. Мамед, поприветствовав её чуть заметным кивком, вытащил из кармана десятидолларовую купюру и протянул её женщине со словами:
- Сонаханум, ты лучше ступай в гостиницу, придёшь завтра в одиннадцать. Этой ночью ты нам не нужна…
Сонаханум, не взглянув на деньги даже краем глаза, прокляла его в душе на чём свет стоит: «Да не дожить бы тебе до утра! Я жду их уже два месяца, сторожу их усадьбу, вот и награда! Невоспитанная тварь! Будь ты проклят!»
Прикусив губу, она направилась к дверям, даже не попрощавшись, и ушла. Мамед обернулся к Саре:
- Совсем обнаглела! Куда воспитание иностранцев, а куда наших! Ничего себе! Вот придёт утром, выгоню её взашей…
Но Сонаханум утром не пришла, так как рано утром по всей стране распространилась печальная весть.
Заголовки газет, пишущих о кончине Мамеда, выглядели приблизительно так:
- Азербайджанский министр Воздушного транспорта скончался от сердечной недостаточности...
- Внезапно остановилось американское сердце министра...
- Министру Воздуха не хватило воздуха…
- Сара-ханум собирается подать в суд на американского врача…
2002