Одним ноябрьским вечером в Крыму

Не забуду эту дорогу в конце ноября 97-го… Всего 5 часов по местному, но практически темно. Автобусы от Пятого уже не ходили (в те годы они ходили еще хуже, чем теперь), и я напрасно поднимал руку. Через полчаса пустых ожиданий на остановке я тронулся в путь. Голые деревья, голая каменистая земля серовато-охристого цвета, рано наступившая ночь. А я шел с тяжелыми полными сумками, в которых были материалы для ремонта дома, и постепенно начал ловить кайф. И даже не хотел, чтобы кто-нибудь остановился и все испортил! Так изглодавшему Аввакуму в яме стали являться ангелы. Я думал, в какую даль меня занесло от теплой московской квартиры, в пустынной местности, почти в чужой стране, почти зимой... Ах, как хорошо! Из таких парадоксов должен рождаться мед поэзии.
Над головой звезды, тихо, почти тепло... А в Москве сейчас дождь со снегом – самое гнусное время года. Так добрел я до темного пустого Фиолента, 7 км по спидометру. Войдя в дом, обнаружил, что нету света. Но и это не могло убить радости. Так как готовить еду нельзя, я зажег свечу, взял ручку и просто стал писать.
Это было словно озарение – от голода, усталости, воздуха – и той земли, куда я попал. И ночи, похожей на ночи буйной Ифигении, мифической патронессы этого места (похожей, прежде всего, отсутствием электричества, разумеется). На меня нахлынуло что-то грустное, дерзкое и торжественное. Увы, я не мог разделить это ни с кем. Но от этого оно стало только концентрированнее…
…Незадолго до этого у меня родился ребенок, и я мучился от расставания с ним. И это лишь углубляло картину. Все было сложно, особенно отношения с женой, недавняя история нашего – почти – разрыва. 
Это был год появления крымского дома. По сути, это было разделение жизни надвое. Хотя разных «разделений» хватало и раньше. Будут они и потом. И все же до сих пор ничто не вызывает внутри такого резонанса. В этот «проект» я вложил больше, чем во что бы то ни было. Он был для меня формообразующим элементом, возвратившим мне горизонт. «Моментом истины» до некоторой степени. Хотя – в чем она? Нельзя же сказать, что Крым – Истина и какая-то Обетованная земля! Разве только для меня – и в тот момент.
Осенний, ноябрьский, тем более зимний Крым – совсем не курорт. И этот продуваемый дом с тонкими стенами, при напряжении в сети 150 вольт – или вовсе без электричества. А я был здесь счастлив, я чувствовал неимоверную силу, идущую ко мне от этого места. Холодный обветшалый Крым 97-го года. Но какая красота, какой насыщенный воздух! Он был дешевый тогда, сродни мне самому, в нем девальвировалось все, кроме скал и моря! И белых колон Херсонеса. И белого Севастополя, в который я сразу влюбился.
Это моя поздняя любовь. Ни одну женщину я не любил так. Это был мой новый личный миф, место силы. Хотя на него наложился русский крымский миф вообще. В конце концов, это же была наша Эллада (третьего сорта, конечно, – но я был рад и такой)! Тут амфоры, подлинные, а не декоративные капители, тут ссылки на Геродота, тут известная часть Еврипида и даже, вскользь, Троянская война, самое давнее и ценное, что есть у человечества. Этот край все же как-то был в истории, а я, как окультуренный варвар, любил все историческое…
Нельзя сказать, что Крым поразил меня лишь потому, что я не видел ничего другого. Я ездил на Черное море с трех лет. Я видел Кавказ и Каспий, предгорья Памира, Алтай и Прибалтику. Я проехал по Европе, жил в Праге, Берлине, Париже и на Ривьере. Я видел Испанию и Канарские острова. Я видел Мексику и жил в Калифорнии. И вдруг этот нищий Крым, всеми брошенный и никому не нужный… Я увидел наше сходство. Он стал словно дверкой, через которую я бежал от накопившегося отчаяния. Крым стал отдушиной, местом, где не было прошлого, моего прошлого, где все было заново. 
Все же я, так или иначе, переломил жизнь, как ломают рок, что не сумел бы без Крыма. Имея его за спиной – мне было куда отступать. Я получил свободу. Сложную, страшную – но ее.
Когда-нибудь все забудется, как забылись прежние судьбоносные встречи и дороги. Или – они больше не греют, не резонируют с тобой. И ты видишь лишь негатив и убожество. Но пока я помню и чувствую. Поэтому остаюсь среди этих холмов, висящих над морем…

И опять я доехал сюда,
В самый быстрый забрался вагон…
Самый белый безлюдный вокзал…
Все дороги ведут в этот сон…

Октябрь-ноябрь 17