Лампочки учителя физики Тоюшева

Алексей стоял на остановке и не знал, что делать. Ждать автобуса или сходить в райком. Рабочее время ещё не кончилось. Можно зайти и сказать им всё, что о них думаешь. Только зачем идти то. Они ведь и так прекрасно знают кто они такие.
Голова у Алексея гудит как электромотор, мысли роятся как пчёлы в улье. Они больно жалят душу. Сердце ноет. Куда бы себя деть? А куда денешься то? От самого себя ведь не убежишь.

И дёрнул же чёрт вступить в партию. Прицепились к человеку. Да так ловко прицепились, что не отцепишься. Ты за коммунизм или против?

Странное дело, почему он, Тоюшев, должен быть против? Односельчанам коммунизм до лампочки, а ему – нет. Как можно быть против Светлого Будущего Всего Человечества? Был бы он простым алтайцем, не задумывался бы об этом, не морочил бы себе голову над тем, что должны делать непростые люди.

Алексей простым не был. Во-первых, учитель, во-вторых, он не просто Алексей Тотубаевич, он Алексей Тотубаевич Тоюшев. Тоюшев! Человек белой кости. На нём лежит ответственность перед односельчанами, которым будущее до лампочки. Им оно, конечно, не до лампочки, у них cвои дела, а у учителей свои. Каждый должен своё дело делать. Пастухи пасут овец, сарлыков, коней и коров, а он учит их детей. Учит не только физике, но и добру, справедливости.

Со справедливостью прокол получился. Сельчане воспротивились против кандидатуры приезжего председателя сельсовета. Хотят видеть на этом посту Тоюшева. Он – башту - башковитый. Мог бы стать башчи – вождём, но вождей уже давно нет, пусть тогда станет председателем. В районе воле сельчан не стали противиться и посоветовали Тоюшеву согласиться.

Проблемы начались из-за лампочек. В школе нет лампочек, купить их невозможно. На школьном счету есть деньги, но электротовары выдаются только за наличный расчёт, а на руки нельзя выдавать больше пяти рублей. На проводку и на лампочки не хватит. Тоюшеву предложили в райпо выписать для школы верёвки и вместо них забрать из магазина лампочки. Чтобы верёвки ни на ком не числились, их надо списать. Составить, например, акт, что какой-то раззява нечаянно уронил на них кислоту и они испортились. Всё будет шито-крыто. Эту идею Тоюшев никак не мог понять.

- Ну что тут непонятного! Смотри, выписываешь верёвки, так? Верёвки в магазине не берёшь, понял? Берёшь лампочки.
- Кто мне их даст?
- Дадут. Потом ты верёвки списываешь, так? Потом...
- Объясните мне почему я, честный и уважаемый в селе человек, должен выворачивать себя наизнанку и врать?!

На этот вопрос ни в райпо, ни в райфо, ни в районо ответить не смогли. В финотделе сказали, что они законы не издают, никаких исключений делать не будут. Тех, кто закон обойдёт, они отправят на скамью подсудимых. Как директора школы из Купчегеня, например.

Этот умник перегородил классную комнату стеной и созвал комиссию. Комиссия установила, что площадь мала и не соответствует нормам школьной гигиены. Это позволило директору вместо девяти классных комплектов тарифицировать десять. В школе появились новые должности, которых до этого не было: завхоз, библиотекарь, пионервожатая, три технички вместо двух, завуч стал получать в два раза больше, плюс к тому ещё два лишних учителя. Прошла тарификация, директор школы приказал стену разобрать и удалить.

Классы объединили. Две учительских ставки числились лишь на бумаге, их зарплату директор пустил на школьные нужды. Он не ломал себе голову над тем, как и где купить лампочки, давать или не давать премию, где достать подарки для школьного праздника, но вот беда, приехала милиция из районного отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности и взяли директора школы под белы рученьки.

Оставался райком. Там могли сломать хребет. Идти или не идти? Идти! Зашёл в магазин и купил пол-литра. Болеутоляющее. На тот случай, если начнут ломать хребет. Тоюшев наполовину опорожнил бутылку и направил свои стопы к райкому. Причём здесь алкаш?! Солдатам перед смертельной атакой положено. Полный гнева и решимости Тоюшев, учитель физики, человек белой кости, зашёл в райком партии:

- Сидите тут, пузы себе отъели и друг друга боитесь!
- ???!!!
- Вас, лентяев, в тайгу гнать надо! Овечек пасти!

Этой знаменитой речью Тоюшев объявил сам себе очень суровый приговор. Оскорблённые и униженные райкомовцы срочно собрали бюро райкома партии и исключили коммуниста Тоюшева Алексея Тотубаевича из членов КПCC без права работать в школе. Это была предыстория.

После вуза я вернулся в Хабаровку. С первых же дней мне доверили руководство школой. В школе некому вести физику, физкультуру и труд. Эти предметы вёл раньше Тоюшев. Если сказать, что учителей в школе меняли как перчатки, то это будет неправдой. В те времена перчатки покупали на пять лет, а учителя в Хабаровке менялись ежегодно. Тоюшев оставался, уезжать ему было некуда и незачем. Где родился, там и пригодился. Теперь вдруг стал негодным.

Тоюшева самого отправили в тайгу овечек пасти. Сельский физик решил к этой профессии подойти творчески и поступил на заочное отделение зооветеринарного техникума. Прирабатывал тем, что кастрировал сельских поросят и бычков. И вот теперь вместо башковитого учителя нам в школу направляют какого-то абитуриента без опыта работы в школе и без образования.

Этот случай очень хорошо вписывается в план Даллеса. Если даже такого плана не было, то был другой, похожий на него. Ведь неспроста создалась такая ситуация, в которой честность высмеивается, а мошенничество выставляется как доблесть.
Я был вне себя. Если Тоюшеву нельзя работать в школе, то кому тогда можно?! Позвонил в районо и заявил, что не приму десятиклассника на работу. Пусть делают со мной что хотят. Не приму!

На разборки прислали инструктора райкома партии Чичинову. В школу зашла больная прокуренная алтайка пенсионного возраста. Представилась и попросила продлить большую перемену. Нам было не до инструктажа, расписание уроков не готово, стоим, спорим о том, кто в какой класс должен теперь идти. Техничка стоит рядом с нами со звонком в руке и ждёт конца дискуссии. Чичинова с умилением смотрит на нас, на молодых, необтёсанных и готова каждого обнять и расцеловать.

Ей доложили, что в Хабаровке вообще сплошной завал, дети со стоянок не приехали, уроки не ведутся, а у нас, оказывается всё идёт полным ходом. Чичинова попросила нас отвлечься от расписания уроков:
- Какие будут просьбы? Говорите, постараюсь помочь.
- В магазине только хек и хлеб. Как жить-то будем?
- Наш народ такой: дружно с ним жить будете, он вам даром всё принесёт. Обидите – за деньги ничего не купите!

Ага, думаю, какая мудрая женщина, с ней можно говорить откровенно. Учителя разошлись по классам, я обещаю Чичиновой продолжить личный разговор после занятий. Чичинова терпеливо ждала и к разговору приготовилась. Так же, как и я. Вопрос встал очень резко:

- Почему нам направляют пацана после школы, а Тоюшев, которому я, как учитель, даже в подмётки не гожусь, ходит по деревне и поросят кастрирует. Я не против поросят, но почему Алексей Тотубаевич не имеет права работать в школе?!
- Ну да, род Тоюшевых знаменитый.
- Мне это без разницы. Почему ему нельзя в школу?!
-Это было решением бюро райкома партии...
- А Вы, сами-то, как считаете?
-Я не могу ничего изменить. Решение бюро может отменить само бюро, а не я.
- Ну так пусть же отменяют!
- Надо собрать новое заседание бюро и ставить вопрос
- Ну так ставьте же!

Бедная женщина. Я не помню её имени-отчества. Прекрасная и честная работница. Фамилию её я запомнил лишь потому, что моего симпатичного сокурсника по педклассу звали Ваней Чичиновым. Он был с Ябогана. С Чичиновой, наверное, никто так не разговаривал. Этот разговор стоил нам обоим больших нервов, но он стоил чего-то большего, чем наши нервы. Я твёрдо заверил Чичинову, что мы с Марией уедем с этого района, если райком не вернёт детям Тоюшева. Чичинова пообещала поставить вопрос на бюро райкома партии.

После визита Чичиновой школьная жизнь пошла в гору. Девчата купили себе алтайский разговорник, пытались в разговорах с родителями своих учеников чего-то вякнуть по-алтайски, краснели, бледнели, но это всё тем не менее подействовало изумительно. Им привезли дрова из тайги, завалили продуктами, а сельские парни наперебой стали предлагать руку и сердце.

Я каждый день звонил в районо насчёт восстановления Тоюшева. В конце концов моя начальница Русакова Людмила Дмитриевна, очень добродушная русская женщина, не выдержала и довольно чётко объяснила, что не она этот вопрос решает и попросила больше не досаждать звонками. Сказала, что сообщит мне сразу же как только вопрос решится. Ждите!

Ждали всю четверть. Вопрос решился. Алексей Тотубаевич вернулся в школу, наш авторитет после этого в селе и в районе вырос до небес. Это помогло нам с Тотубаевичем всего лишь за пару недель устранить межнациональную рознь, которая грозила вырасти в межэтнический конфликт.

Райком партии готовил все рабочие коллективы к столетию юбилея Ленина. На политзанятиях слушателям преподносили Моральный кодекс строителя коммунизма, десятая заповедь которого гласит:

- дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни.

Дружбой народов в селе не пахло. Национальная неприязнь набирала обороты, нарыв грозил прорваться. Защита своего национального достоинства приняла безобразные формы. Обе стороны изощрённо издевались друг над другом не только в селе, но и в школе. Родители стали отправлять своих детей подальше от греха в Онгудай к своим родственникам.

Мы с Тоюшевым понимали, что это стыд и позор всему селу. Не сговариваясь мы на уровне интуиции начали менять все взаимоотношения сначала в школе, потом за её пределами. Я не наказывал алтайских детей, а он русских. Мы выявили источники агрессии и устранили их. К мнению Алексея, Человека Белой Кости, прислушивались. Я не был ни алтайцем и ни русским. Меня не воспринимали как участника конфликта и выслушивали до конца.

Это нас здорово выручало. Все выбывшие ученики вскоре вернулись в школу. Весной во время похода алтайские и русские дети спали в палатках вперемежку, рядом, забыв про все распри. Это было самое большое, ни с чем не сравнимое, достижение в воспитательной работе нашей школы.