Овечки

                1.11.17.               
Я опять в гостях у своей бабушки Пелагеи Петровны. Выдалось жаркое лето, что большая редкость в вятских краях, но всем приятно, даже скотина млеет от этой жары и вечером после пригона её пастухами, мычит и блеет, требует воды. Мы с братом Колькой, который старше меня на четыре года и по деревенским меркам уже почти мужик, таскаем воду из колодца ненасытным коровам, овцам и козам, и только присели отдохнуть. Как  вмиг разорались все три наших борова, тоже требуют воды, орут они как-то дружно, да так громогласно, что закладывает  уши. Вот гадёныши! - возмущается  брат Колька, ни хрена посидеть не дадут, схватил пустой бак и полетел к колодцу, который, слава богу,  был рядом  вниз  от дома. Я тоже спустился  к нему, мы налили три ведра  в бак, потащили  свиньям  в хлев. Надо сказать, что в те годы, я имею в виду начало шестидесятых, никакой  домашней техники в хозяйстве не было, всё делалось вручную, вручную косили свои покосы, вручную пилили лес на дрова, таскали воду на себе в дом и хлев, в общем да здравствует  освобождённый труд.
                Да и электричество провели в деревню году в шестьдесят  третьем, правда, радио по проводам пришло года на два раньше, надо же народ просвещать по части политики. Стоило ли удивляться, что деревня,  редела  по части молодёжи  год от года,  ребята уходили  в Советскую армию и больше не возвращались  уволившись из рядов, руки то рабочие были везде нужны позарез.
                Девчонки усиленно зубрили  учебники в школе и поступали в любое учебное заведение в городе, бессовестная  эксплуатация деревни и крестьян подходила к логическому  концу.  Хотя власти и пытались прекратить отток деревенских жителей, но это им не удалось, ведь в городах рабочий день всего восемь часов, а в деревне круглый год,  как заведённый трактор, стучит и работает круглые сутки крестьянин, хотя и жили вполне справно, особо по части питания. В эти годы и на целину усиленно приглашали.  Как будто деревня бездонная бочка по части народа, а ведь, сколько не вернулось ещё с войны мужиков, не все правда погибли,  многие просто не вернулись к семьям и своим пепелищам.

Не успели мы напоить боровов, как бабушка позвала нас ужинать в избу и мы, помыв руки, уселись за стол. Сначала навернули  по целой миски  окрошки,  которая состояла  из кваса, яиц,  сметаны,  лука и картошки с укропом. Затем взялись за оладьи из ржаной муки, которых бабушка напекла целый холм, а как иначе когда десять едоков.  В русской печи не оладьи,  а  объеденье,  сами просятся в рот и пропечённые на славу, можно их много уговорить, так, что в течении  часа все наелись до отвала и начали расползаться спать кто куда.

Правда Колькин  отец  спать  не пошёл, а точил в углу старый ржавый нож, шоркал, шоркал,  его об брусок, а потом заявил,- вы того братья тащите мне из стайки овечку по толще, а то мяса в доме ни крохи.  Мы с брательником пошли во двор, схватили самую толстую на наш взгляд овцу,  дружно затащили её на переход, где нас поджидал дядя Миша,  поигрывая  своим ножиком.  Я хотел, как городской увильнуть от этого мокрого дела, но дядя заорал на нас,  держите крепче робята, сам сел на неё верхом и полоснул своим режиком  несчастную по горлу, она дрыгнулась и упала на бок. Я заплакал, дядя поднял  голубые  глаза  на меня и удивлённо проговорил: Ты Вовка мясо тогда не ешь, если дрейфишь нажимай на молочное и засмеялся.  И в самом деле, мяса я  ни ел наверно целую неделю, а потом снова начал уминать за обе щёки, но эту овечку я точно ни пробовал, тошно мне было после всего этого убийства, пускай и скотины.

                Фото из интернета.