Три сестры. Гл. 31. Музыка
Музыка
Время небес. Инобытие.
За музыкою только дело. Сестры. Пешебан.
Рокотов еще раз внимательно оглядел фигуру Костенеевой.
- Я передачу с Гузеевой ненавижу. Толстушка любуется собой и думает, что все знает о сексе. А как отдалась Михалкову, в фильме "Жестокий романс" так время ее и прошло… И, теперь женихает и женихает… а в худобе есть своя польза, у вас такие тонкие пальцы, как у Паганини, и вы могли бы прекрасно играть на скрипке или фортепьяно.
- Я знаю, описание внешности музыканта оставили его великие современники Гете и Бальзак: мертвенно-бледное, как будто вылепленное из воска лицо, глубоко запавшие глаза, худоба, угловатые движения и — самое главное — тонкие сверхгибкие пальцы какой-то невероятной длины, как будто вдвое длиннее, чем у обычных людей. Увы, мой друг, спасибо, конечно, что стараешься в моей тощей фигурке найти прекрасное. Но хороший музыкант - моя сестра Изида. Она играет на арфе, ее музыку хорошо слышат поэты.
-Русский поэт Федор Тютчев, - в Рокотове заговорил литератор, - любил воспевать неземную музыку арфы. И стихи Тютчева, которые ты мне читала, прекрасны…
-На самом деле поэты ничего не воспевают, если это касается музыки, они слышат внутри себя переход к иным сферам, особенно если чувствуют полутона. Лишь полутон всего вернее и только полутон венчает по законам мечту с мечтою, альт, басон...
- Я помню такое стихотворение, это Поль Верлен и как только оно звучит во мне, мне хочется его повторять вновь и вновь. - Замечательные стихи! (45)– как завороженный повторил Рокотов.
- В таких стихах действуют неземные законы, - напыщенно сказала Костенеева, - законы эти звездные, к ним ближе моя сестра.
-Я надеюсь, вы познакомите меня с сестрой, - чопорно попросил Рокотов.
- Я тебя познакомлю с обеми моими сестрами. Вглядись в темноту.
Внимательно присмотревшись Алексей увидел беременную женщину в платье, раскрашенным подсолнухами и сидящую в кресле напротив кровати больного.
-Это моя сестра Регина, - сказала Света, - она дает жизнь… Взгляни писатель правее…, вон туда.
Переведя взгляд в указанном направлении, Рокотов увидел двери ресторана из которого выходила женщина в странной шляпе, на верху которой светилась желтая круглая луна.
- Это моя вторая сестра – Зинаида, - она нервная и пытливая девушка.
Рокотов успел разглядеть сестер, но никакой схожести в их лицах не было. Все три сестры были запоминающейся внешности, но абсолютно не похожи друг на друга. Внезапно они пропали.
-Ты увидишь нас в действе достаточно скоро. Замечательный спектакль тебе покажем о кукольной жизни... Но нам с тобой, писатель, надо идти к Лысой Горе. Это здесь, недалеко, - ответила Костенеева. – Я не собираюсь тебя испытывать тайнами, и тебе передо мной не придется становиться на колени. Так что идем вперед, вон в том направлении…
Светлана вытянула правую руку вперед, и тонкий как меловая полоска луч пронзил пространство вдоль опушки леса. В этот момент Рокотов с изумлением увидел странное явление. Все деревья, словно живые люди, стоящие в шеренге, подравнялись по лучу в строгую линию. Нет, они не наклонили ветки, не выгнули стволы. Рокотов глазам своим не верил, но одни деревья сделали шаг вперед, другие-назад. Более того, все они стали совершенно одного размера: в высоту и в диаметре. Хаотично расположенные на земле зеркала слились в одну дорожку, и на ней отражался луч, исходящий от руки Костенеевой. Так светит необычная автомобильная фара, словно лазерный луч, освещая идущую вдоль дороги разметку на асфальте.
-Вот вам и пешебан, не теряйтесь, шагайте смело, - засмеялась Костенеева.
Примечание:
(45) Поль Верлен
Перевод Бориса Пастернака
За музыкою только дело.
Итак, не размеряй пути.
Почти бесплотность предпочти
Всему, что слишком плоть и тело.
Не церемонься с языком
И торной не ходи дорожкой.
Всех лучше песни, где немножко
И точность точно под хмельком.
Так смотрят из-за покрывала,
Так зыблет полдни южный зной.
Так осень небосвод ночной
Вызвезживает как попало.
Всего милее полутон.
Не полный тон, но лишь полтона.
Лишь он венчает по закону
Мечту с мечтою, альт, басон.
Нет ничего острот коварней
И смеха ради шутовства:
Слезами плачет синева
От чесноку такой поварни.
Хребет риторике сверни.
О, если б в бунте против правил
Ты рифмам совести прибавил!
Не ты, — куда зайдут они?
Кто смерит вред от их подрыва?
Какой глухой или дикарь
Всучил нам побрякушек ларь
И весь их пустозвон фальшивый?
Так музыки же вновь и вновь.
Пускай в твоём стихе с разгону
Блеснут в дали преображённой
Другое небо и любовь.
Пускай он выболтает сдуру
Всё, что впотьмах, чудотворя,
Наворожит ему заря...
Все прочее — литература.
Свидетельство о публикации №217110200505