Семейная хроника по годам. 1965 и 1966 годы

СКОЛЬКО В ЧЕЛОВЕКЕ ПАМЯТИ, СТОЛЬКО В НЁМ И ЧЕЛОВЕКА».
(ВАЛЕНТИН РАСПУТИН)

 «Откуда есть пошла» сама идея заняться написанием
«Семейной хроники».

Оказывается, это произошло
25 мая 2006 года.
Мы с Людмилой пенсионеры и уже восьмой год живём в её родном городе – РЯЗАНИ.
Случилось это в летний  дачный сезон по дороге на нашу Турлатовскую дачу.

Первым кто подал эту идею, была Людмила.
В архиве сохранилась короткая зарисовка, которая рассказала нам, как всё это было, когда началось, и кто первым сказал «Э-Э-Э…».

Вот она, эта зарисовка…

«25 мая 2006 года.
Как хорошо, вопреки официальному прогнозу на погоду с дождём, встать утром при ярком и весёлом солнце и пережить ощущение забытой  лёгкости в теле и желания двигаться, двигаться и двигаться.
Зонты на месте. Чай, печенье и конфеты приготовлены, медикаменты в своём сумочном отделении ... и в путь!
Дорога получилась интересной, но не своей экзотикой полей, садов и светлого неба над головой, а совсем другим.

Людмила предложила в пути начать составлять "Семейную хронику".

За начало она приняла тот момент, когда мы с ней познакомились.

Предложила и тут же начала точно и ярко описывать давно прошедшие события.
Я только диву давался её памяти.
И вот всю дорогу на дачу, а потом и всю дорогу с дачи она, не умолкая ни на минуту, выстраивала год за годом нашу жизнь.

--- 1974 год - год нашего знакомства с Верой Ивановной Соколянской и та-та-та-та-та-та-та...- целый рассказ об этом.

---1975 год - год приезда в Магадан Алевтины Тимофеевны Лавриненко и та-та-та-та-та-та-та...- и другой рассказ  готов.

--- 1983 год - мы получаем двухкомнатную квартиру в новом доме на улице Пролетарской и та-та-та-та-та-та-та... – отлично получается!

-- -1984 год - дети оканчивают школу и та-та-та-та-та-та-та... – долго и обстоятельно об этом событии.

Потом у нас была дача и работа на ней.

На обратном пути продолжили разговор  в том же направлении, вспоминая  год за годом.
«Семейная хроника» в пешеходном варианте была  нами закончена 2006-м годом   у самого Турлатовского железнодорожного переезда, за которым нас ждал рейсовый автобус».


ДЛЯ   ТОГО   ЧТОБЫ   ПОМНИТЬ –
НУЖНО     ВСПОМИНАТЬ.

Несколько слов вначале…

Три года прошло  после того, как Людмила предложила начать составлять описание нашей семейной жизни.
Три года об этом велись разговоры, но само дело стояло на месте.
Но вот пришёл момент, когда я почувствовал, что хочу, могу и должен претворить в жизнь эту нужную для нашей семьи идею.
Перед тем, как сесть за компьютер и начать работу над этой книгой, я надел куртку, шапку, и вышел на балкон подышать воздухом.
Средний ветерок,  который резвился с самого утра, укачивая спящие берёзы во дворе, наигравшись, улетел восвояси.
Дымок над трубами соседних домов распрямился, и его серые столбики строго вертикально и неподвижно соединялись с чернотой угасающего небесного свода.
Прямо передо мной то и дело загорались всё новые и новые жёлтые проёмы окон соседних домов.
Скоро дома превратились в корпуса плывущих кораблей с пятью  рядами  горящих ярким светом иллюминаторов.
За стёклами кое-где мелькали фигуры людей.
Слева от меня дорога.
Она растворилась бы в темноте, если бы не тусклый свет фонарей на тротуарах. Левая часть дороги кишит движущимися жёлтыми глазами автомобильных фар, а правая  бесконечно мигает красными тормозными плафонами, превращая ленту дороги в живой калейдоскоп из жёлтых и красных огней.
А издалека, со стороны приокской поймы надвигается  мягкая ночная тьма с тонущими  в ней звуками, когда так хорошо и думается и пишется…


Для начала крохотное вступление.

Всю мою жизнь с самого раннего детства меня сопровождала лирическая песенная музыка.  Самые яркие, самые трогательные чувства возникали и жили во мне под  песенный аккомпанемент, когда  слова и музыка сливались в одну великую силу, которая приподнимала меня над обыденной жизнью и давала мне крылья радости и душевной отрады.
Всю мою жизнь, начиная с 13 лет, в моих руках  находился фотоаппарат, который создавал прекрасные «остановленные мгновения» прожитой жизни и  помог создать большой семейный фотоальбом, благодаря чему я могу жить  и настоящим и прошлым.
Хорошо, если в этих воспоминаниях  сольются воедино:
и та
«песенная приподнятость»,
которая одухотворяет и рождает творчество,
и те «остановленные мгновения», которые не дают забывать  о прошлом.

Содержание этой книги должно охватить
время зарождения и становления нашей (моей) семьи.

Время, которое мы прожили на Крайнем Северо-востоке страны, на берегу Охотского моря, в городе Магадане.


Та семья, которую я называю «моей» или «нашей», стала единственно возможным для меня спасительным атрибутом в той жизни, в той обстановке, какая сложилась вокруг меня в далёкие уже прошедшие  годы.

Ничто, кроме семьи,  не может   быть так хорошо приспособлено для человека, чтобы предостерегать его от непродуманных поступков, защищать, создавать условия для работы и отдыха, облагораживать в чувствах и делах, формировать жизненную перспективу в детях и внуках, внедрять уверенность в своих силах и своих возможностях.

Семья дала мне верное направление в жизни.
Она явилась для меня органической потребностью,
тем воспитателем, который рождает творческую энергию,
 учит жить не только для себя,
учит находить в жизни то, что делает её более насыщенной и привлекательной.

Таких семей, которые соответствуют главному своему назначению – созданию благоприятных условий для активной жизни и всестороннего  развития всех наилучших качеств каждого её члена, немного.
Моя (наша) семья относится к этому числу.
И мне всегда приятно возвращаться к ней в своих мыслях и воспоминаниях.


 



1965 год.

5 декабря.
В этот день мы  познакомились
с Людмилой.

Местом нашего знакомства стал город Магадан, дом №8 на Школьном переулке, квартира Миши и Нели Игнатюков на втором этаже этого дома.

 

Этого дома сейчас уже нет.
Он стоял вплотную к торцу кирпичного, четырёхэтажного здания (на снимке справа).
Теперь на  месте нашего дома стоит заборчик.

По случаю праздника
Дня Конституции, я, тогдашний студент Магаданского пединститута, находился в гостях у Миши и Нели Игнатюк.

В их комнате  собралась весёлая студенческая компания (Неля тогда училась в пединституте на педфаке).

Жили они в двухэтажном, деревянном, оштукатуренном и выкрашенном в розовую краску доме   с двумя подъездами.

В то время, этот дом служил общежитием Магаданского пединститута, в которое селили одиноких преподавателей, семьи технического персонала и семейных студентов.
Кроме них, одну большую комнату на первом этаже занимали 8 студентов-старшекурсников.

Среди них  проживал и я, а поэтому хорошо помню, какой это был «весёлый» дом.
Не было такого дня, чтобы в нём что-то не отмечали, чему-то не радовались, не пели и не плясали.

И хотя стоял он в так называемом «переулке», но переулок этот не знаменовал собою какую-нибудь окраинную глухомань,
а соединял две центральных улицы города (Карла Маркса и Портовую) в их самом лучшем месте.

Школьный переулок брал своё начало от Театральной площади
 (Магаданский Арбат),
где друг против друга стояли
два красивых здания –
Областного музыкально-драматического театра
и Магаданской средней школы №1.

Школа  эта была построена в 30-е годы по проекту, подписанному  заместителем  комиссара  по народному образованию 

Надеждой Константиновной Крупской.
Здание Магаданской средней школы № 1 с памятником В.И. Ленина перед ним.

Фасад музыкально-драматического театра в Магадане. На крыше театра установлены четыре скульптуры.

На площади между театром и школой в конце декабря всегда устанавливалась новогодняя ёлка и сказочные домики, насыпалась снежная горка для катания детворы.

Из углового дома Школьного переулка на эту площадь смотрели окна квартиры, в которой жил известный эстрадный певец 30-х годов
Вадим Козин.

По логике вещей такой переулок и мог быть назван только
Театральным или Школьным.

Но так как фасад первой магаданской школы смотрел прямо в лицо переулку, то, видимо, поэтому он был назван Школьным.

Чего нельзя сказать о нём  сейчас, так как Магаданской средней школы №1 на этом месте уже  нет, а театр как стоял, так и стоит.
В 1992 году, в период Перестройки, здание Магаданской средней школы №1 по решению местных властей  было разрушено (взорвано),  как ветхое и якобы не поддающееся капитальному ремонту.

На самом же деле разрушить это здание удалось не сразу, даже с помощью взрывчатки.
Оно стояло как крепость, и долгое время по ночам в его стенах гремели взрывы, вызывая у старожилов города тяжёлые чувства горечи и досады в связи с этим вандализмом.

Привычная гармония Театральной площади была этим резко нарушена.
Одна сторона площади теперь представляла зияющий провал, за которым рядами до самого горизонта громоздились крыши городских домов, уходящих всё вниз и вниз к пойме реки Магаданки.

А Школьный переулок как был, так и остался Школьным, как соединял две улицы, так и соединяет сейчас.

Только нет теперь в нём некоторых старых жилых двухэтажных домов стандартной постройки.

Нет теперь уже и дома за номером 8, где произошла  наша первая встреча с Людой.

Дома того нет, но есть та улица и есть тот город, который зовётся МАГАДАНОМ.

Мне приходилось жить в разных городах совершенно непохожих друг на друга.

Непохожих уже потому, что один из них находился в Крыму,
другой на Урале,
третий в Средней Азии,
четвёртый на территории Польши,
пятый  на Северном Кавказе,
шестой в предгорьях  Карпат,
седьмой в Донбассе
и восьмой на Колыме, в МАГАДАНЕ –областном центре Магаданской области, столице Колымы и Чукотки.
Последние двенадцать лет я живу в Рязани, девятом по счёту городе.

Каждый город оставлял у меня после себя разные чувства, которые зависели от моего возраста в момент проживания в них, от длительности проживания в этих городах.

В Магадан я приехал уже в зрелом возрасте и прожил в нём всю основную, самую деятельную часть своей жизни вплоть до выхода на пенсию.
Это играет очень большую роль в моём отношению к этому городу, моей привязанности к нему.

Но, пожалуй,  самое главное заключается в том, чем жил я  под небом этого города, что пережил и что перечувствовал, с кем общался и дружил, какая природа окружала меня  и как она влияла на мою душу.

А жил я все годы в Магадане насыщенной, интересной и разнообразной жизнью.

Общался с большим количеством людей и находился в гуще людского водоворота, так как работал школьным учителем.

Среди близких мне людей и моих друзей были люди разных профессий и разных характеров.
Большинство из них были незаурядными личностями и оставили о себе самые приятные и лучшие воспоминания.
В своей недавней зарисовке под названием «Мой Север» я высказался по этому поводу так…

«И всё-таки моё личное окончательное восприятие СЕВЕРА, КОЛЫМЫ и МАГАДАНА определила  для меня не северная  природа, не история освоения этого края, не стихи  и песни, а что-то совсем иное…
Я думаю, что, скорее всего,
это душевное ощущение СЧАСТЬЯ,
великое множество счастливо прожитых мгновений, которые глубоко отложились в моём сознании и излучают тёплый внутренний свет при одном только упоминании о СЕВЕРЕ и МАГАДАНЕ».

Природа города и его окрестностей уникальна и разнообразна.


Уникальность и разнообразность ей придаёт побережье Охотского моря с полуостровом Старицкого и двумя глубокими бухтами-
НАГАЕВА и ГЕРТНЕРА;

 река Магаданка со своей травянистой и кустарниковой поймой;

крутые сопки вокруг города
с разнообразной северной флорой, непередаваемо красивой в летне-осенний период;

 суровая зима со штормовыми ветрами и утопающими в глубоких снегах улицами.

 
Одна из площадей города.

Таким образом, наша встреча с Людмилой произошла  в Магадане.

В одном из лучших его уголков.

В институтском общежитии.

В одной из угловых комнат второго этажа, которую занимала семья
 Миши и Нели Игнатюков.

Семья эта   слыла  примером лучших семейных традиций и славилась своим гостеприимством и хлебосольством.

Она прошла серьёзные испытания и проверку на крепость.

Вначале молодые супруги жили в тяжёлых условиях на Чукотке, а после открытия в Магадане пединститута перебрались с двумя маленькими детьми в областной центр только для того, чтобы Неля смогла учиться очно в институте и стать учителем начальных классов.

Так как Миша устроился на работу в этом же институте плотником, то им вначале  выделили в центральном здании учебного корпуса  малюсенькую каморку, где до этого уборщицы хранили свои швабры и вёдра.

Они выдержали и это испытание и  дождались  того момента, когда Мишу, как мастера «золотые руки», перевели из плотников в разряд институтских преподавателей по трудовому обучению и  поселили в общежитие на Школьном переулке.

Тремя годами  позже (в 1968 году)
дом – общежитие №8 на Школьном переулке  будет перепланирован в 12-ти квартирный жилой дом для преподавателей института.

В каждом подъезде (а их было два) шесть квартир – три  на первом этаже и три на втором.
Таким образом, сразу двенадцать семей преподавателей  получили в нём квартиры.

Забегая вперёд, скажу, что судьба распорядится таким образом, что семья Игнатюков и наша с Людой семья получат в этом перестроенном  доме свои двухкомнатные квартиры и будут 13 лет жить рядом
(квартира №1 и квартира №2)
в тесной дружбе и прекрасных соседских отношениях.

Здесь  вырастут наши дети и пройдут лучшие годы нашей жизни.

А Миша частенько будет, смеясь, напоминать нам о том, что семья наша началась с его подачи.
Этот хороший, добрый и весёлый человек рано уйдёт из жизни.
 
1966 год.

16 мая –
день рождения нашей семьи.

Со дня нашего с Людой знакомства
(5 декабря 1965 года)
пройдёт  более пяти месяцев.

Всё это время мы с Людмилой, продолжая встречаться, больше узнавали друг друга, больше привыкали друг к другу, больше нравились друг другу, и процесс этот дошёл в своём логическом развитии до такого же логического своего завершения.
16 мая 1966 года
мы решили создать свою собственную семью.
Этот день для нас стал
Памятным днём!
Даже больше –
Главным днём  всей нашей жизни.

Казалось бы, что ничего такого особенного в тот день  не произошло.

Но, как это иногда  бывает,  особенность одного - единственного дня нашей жизни  со временем всё растёт и растёт и достигает большой  значимости лично для нас, которая утверждает сама себя
и  выводит его на одно из первых мест в долгой человеческой жизни.

Пускай  напрямую это касается только нас двоих,
но нам приятно сознавать, что  бережно относясь к своему прошлому, мы смогли определить и выделить из многих тысяч прожитых дней самый главный,  определяющий для себя День.
День с большой буквы.
До 50-ти летнего Юбилея нам с Людой осталось прожить всего ничего.
Это случится 16 мая 2016 года.

Нам во все времена было хорошо вдвоём.
Мы никогда не тяготились друг другом.
Нам не было утомительно скучно.
Нас не коснулась хандра.

Текущее время работало для нас в другом направлении:

мы научились без слов понимать состояние и настроение друг друга и ненавязчиво помогать  друг другу, если в этом есть  необходимость;

мы стали жить жгучей потребностью быть всегда вместе;

мы стали беспокоиться друг о друге больше, чем каждый о самом себе;

мы  стали часто «ловить» себя на том, что даже думаем  в одно и то же время, об одном и том же  схожими по смыслу и содержанию предложениями;

мы духовно  слились друг с другом и стали представлять собой единый   организм – монолит.
Всё это создаёт для нас атмосферу  не напрасно проживаемой жизни, надёжной и радостной,
атмосферу  внутреннего УДОВЛЕТВОРЕНИЯ.

Как же тут не обратить  свой взор на  тот день, с которого всё это и началось?!

Как не обозначить его светлой вехой самого Памятного и самого Главного Дня нашей жизни!

Но документально брак наш будет оформлен  только через полгода.
Это произойдёт  по злой воле Алевтины, моей первой жены.
Она, работая в то время на Урале в городе Анжеро-Судженске секретарём городского суда, не высылала мне свидетельство о разводе около полугода, несмотря на то, что была уже в новом замужестве и оформила исполнительный лист на получение с меня алиментов.

Свидетельство о разводе задерживалось ею до тех пор, пока я не направил туда телеграмму с жёстким требованием срочно выслать документы.
Но это произойдёт только в конце октября.

А пока я, 16 мая 1966 года,  перешёл жить из студенческого общежития  к Людмиле на улицу Карла Маркса.

Центр города.
Прочный четырёхэтажный дом недавней постройки.
Трёхкомнатная коммунальная квартира на четвёртом этаже, где у каждой комнаты был свой хозяин, а кухня, ванная и туалет были общего пользования.

С одной стороны вид на одну из лучших площадей города перед Дворцом профсоюзов,
с другой стороны прямо под окнами Городской парк культуры со своим стадионом и детскими городками, прогулочными дорожками среди северных лиственниц и игровыми  площадками для взрослых (городки, волейбол, баскетбол).

Улица Карла Маркса 40, квартира 71, где Людмила занимала одну из трёх комнат, площадью 18 метров.

Эта комната, единственное окно которой смотрело прямо на густую зелень, прогулочные дорожки и стадион городского Парка культуры, стало нашим первым семейным гнёздышком, в котором мы прожили около 4 лет.

Здесь у нас родились два сына –
Андрей и Женя.

Здесь мы укачивали их  и пели им песни.

Здесь мы принимали своих первых гостей.
 
Здесь  я ждал Людмилу, а она ждала меня из поездок на материк или местных командировок.

Здесь мы учились экономно расходовать те небольшие деньги, которые платили работникам образования.

Здесь мы старались во всём помогать друг другу, осваивая трудные стороны  семейной науки.

50 лет прошло с того времени, но  дом тот на улице Карла Маркса  стоит и поныне, и то же высокое окно с широким подоконником всё так же смотрит с четвёртого этажа на нестареющий зелёный наряд городского Парка культуры.

Соседями нашими вначале в одной комнате была

семья ЦЫБУЛЬКИНЫХ,

а затем семья ЮРЦУНЯКОВ.

Другую же комнату постоянно занимала бухгалтер Рыбозавода Полина Петровна Литвиненко, родом из города Ессентуки.

В Магадане жила её старшая сестра Зоя Петровна, которая была женой начальника Магаданского государственного Банка Николая Ивановича Ефремова, называемого в узких кругах министром  финансов области.

Она  занимала вместе с ним и сыном ведомственную квартиру в красивом доме на улице Портовой №1, которая своими окнами выходила на главную магистраль города - улицу Ленина.

 
Улица Ленина в Магадане во время
праздника «Проводы зимы».

Зоя Петровна работала вместе с Людмилой в пединституте.
Они общались по -доброму и хорошо знали друг друга.
Поэтому сестра её, Павлина Петровна (наша соседка), относилась к нам с дружеским участием и уважительно.

Сама она вела в квартире затворнический образ жизни, соседи видели её очень редко, кухней она не пользовалась, из комнаты выходила только по неотложным делам, стараясь сделать это в отсутствие кого бы то ни было в коридоре и на кухне.

Любила порядок и постоянство в своей жизни, чистоту и тихое уединение  в своей комнате, и яркий румянец на своих щеках, для чего постоянно держала у себя в комнате в холодильнике томатный сок, имея к нему постоянное и сильное пристрастие.

Ни семьи, ни детей у неё никогда не было, но стремление к плотским утехам она имела и принимала у себя тайно любовника (чужого мужа), который давал знать о своём приходе условным стуком в ту стену её комнаты, которая выходила на лестничную площадку.
Затем, всегда незаметно для посторонних глаз, она проводила его через входные двери в свою, рядом расположенную дверь и создавала уютный интим в своём гнёздышке.


Супруги Цыбулькины занимали комнату рядом с кухней и большую часть вечернего времени проводили на ней:
 Мария Ивановна готовила обильную еду, Григорий Андреевич читал свежие газеты;
вместе слушали радио или заводили досужие беседы то со иной, то с Людмилой, когда мы ненадолго появлялись у своего кухонного стола и керогаза.

Григорий Андреевич был намного старше Марии Ивановны.
 В Великую Отечественную войну он воевал, попал к фашистам в плен, работал на военных заводах в Германии и Италии, где и был освобождён армиями наших союзников.
Затем он был репатриирован на родину. Здесь  был обвинён, осуждён и отправлен отбывать срок заключения в Колымские лагеря.
По окончании срока остался на всю последующую жизнь в Магадане, где встретился с Марией Ивановной и женился на ней.

Мария Ивановна была человеком другой судьбы. Активнейшая комсомолка в юности, партийный работник в зрелые годы, она, обыкновенный штукатур-маляр треста «Магадангорстрой», являлась в то время членом Бюро обкома КПСС.
Жили они с Григорием Андреевичем в такой же комнате, как наша комната, вместе со своим маленьким сыном Игорьком.
Григорий Андреевич сохранял, несмотря на свой возраст, былую красоту молодости: всегда чисто выбритое, белое, улыбчивое лицо с весёлыми, хитроватыми глазами; красиво уложенные на голове волосы.
 В общении был прост, в разговоре прямодушен и открыт до тех пор, пока вопрос не касался его прошлого.

 В этом случае  от него ничего нельзя было услышать – не хотел и не любил своё прошлое и считал себя счастливчиком и баловнем судьбы за то, что это прошлое  так благополучно для него завершилось.

Было видно, что он очень доволен тем, что может остаток своей жизни спокойно работать бригадиром строителей рядом со своей женой, может  воспитывать ребёнка, иметь уютный уголок для отдыха и в перспективе иметь надежду на получение его семьёй отдельной квартиры в одном из новых домов, построенных их трестом.

Добродушный человек, любящий «пошуткувать» над своим собеседником или просто по-соседски над  кем-нибудь из нас, Григорий Андреевич иногда устраивал «ревизию» нашим кастрюлям и  много весело смеялся над их содержимым и нашим способом их приготовления, чем вызывал у Людмилы осуждение своим вмешательством
(«Суёт нос куда не надо»)
и своим смехом
(«И к чему  этот дурацкий смех?»).
Но в целом и я, и Людмила его уважали и старались простить ему некоторые бытовые промахи.

Мария Ивановна, кроме основной работы и семьи,  много времени отдавала общественным делам. От природы чисто по-женски бесконтрольно говорливая, она в обязательном порядке выступала «как штатный оратор» на всех производственных собраниях, заседаниях и на партийных Пленумах. В процессе этого у неё сложились готовые речевые штампы, которыми она манипулировала в каждом своём выступлении.
Тяга к пустой болтовне вошла у неё в болезненную привычку.

В обычном бытовом общении эта способность настолько переплелась с чисто женской (бабской) привычкой посудачить обо всём на свете, что дело доходило  до курьёзов.
Завидя её где-нибудь на улице, каждый знающий её человек старался не попадаться  ей на глаза, чтобы не быть пригвождён её языком на том месте, где стоит, как минимум, на час времени.

Придёт время, когда и семья Цыбулькиных, и наша семья переселятся в отдельные квартиры, но встреча на улице, в магазине, на рынке с Марией Ивановной будет всегда тяготить нас.
И всё из-за её «длинного языка».

Во всём остальном жизнь наша с такими соседями была спокойна и удобна.

После семьи Цыбулькиных, которые переехали в новую квартиру, их комнату заняла
семья Юрцуняков.

Состав этой семьи три человека:
Ярослав,
его жена Галина (штукатур-маляр)
и их восьмилетняя дочь Ирина.

Ярослав и Галина оба уроженцы Западной Украины.
Оба были осуждены и сосланы на Колыму ещё молодыми в ту пору, когда после войны в стране шла вооружённая  борьба с националистическим, «бандеровским» движением на территории Западной Украины.
Оба каким-то образом (прямым или косвенным) принимали в нём участие и отбывали в колымских лагерях свои сроки наказания.
Оба, после освобождения, осели на житьё в Магадане.
Здесь познакомились, потянулись друг к другу, как представители единого землячества, и поженились.
Ярослав Юрцуняк  как фотокорреспондент областной газеты очень часто находился в творческих командировках, а вернувшись из них, обрабатывал полученные материалы, сидя по вечерам на кухне.
Фотографом он был неплохим,  дело своё знал и выполнял его хорошо.
А вот работа корреспондента, не имеющего на то специального образования, у него сводилась к трафаретам и плагиату.
Сидя по вечерам на кухне, он перебирал кипы старых и очень старых газет (как областных, так и районных), находил там подходящий для себя материал, обрабатывал его для своего случая, подгонял под «сегодняшний» день и сдавал, таким образом, в печать.

Человек он был весёлый, улыбчивый, коммуникабельный, любящий жизнь во всех её проявлениях и потому не гнушался иногда  «перегнуть палку» в поисках жизненных утех и развлечений.

В наших с ним отношениях никогда никаких проблем не возникало, и мы всегда оставались добрыми соседями.

Чего нельзя сказать о его жене и его дочери.
Жена его Галина была женщина мрачная, подозрительная, всегда чем-то недовольная, злопамятная, ворчливая и властная.
Наши отношения с ней не заходили дальше традиционных кухонных разговоров «обо всём и ни о чём», в которых нужно было проявлять постоянное внимание, чтобы не задеть её самолюбие или не возбудить подозрительность.
Их дочь Ирина училась одновременно и в общеобразовательной, и в музыкальной школах.
Музыкальных способностей у неё не было, как не было и музыкального слуха.
Отец пристроил туда её по знакомству,
 да ещё на такой сложный инструмент, как скрипка.
Училась она в музыкальной школе «из-под родительской палки».
И мы с Людой частенько были свидетелями того, как она, стоя посреди кухни, обливаясь слезами, водила смычком по струнам, извлекая из инструмента тележный скрип, а мать её стояла рядом и, держа в руках скрученное верёвкой полотенце, смотрела на неё злыми глазами, повторяя: «Ну! Ещё! Ещё! Давай ещё!».

Нам с Людмилой было жаль эту девочку, но только до той поры, пока она не проявила себя по отношению к нам в одном нехорошем деле.
Дверь в нашу комнату замка не имела, и мы его не спешили врезать.
В какой-то момент Людмила стала замечать, что нам явно не стало хватать тех денег, которые мы откладывали каждый месяц на  питание  и держали открыто в коробочке на своём столе.
 Думая, что это я беру деньги для своих надобностей, она об этом разговор не заводила.
Но тогда, когда перед нашим отпуском в эту коробочку были положены деньги на два авиационных билета,
и часть суммы вдруг исчезла, – она сказала мне об этом.

Начался процесс обдумывания, предположений, наблюдений, который навёл  нас на мысль об Иринке.
Она была вхожа к нам в комнату как доброе дитя,
как весёлая, энергичная девочка,
 как  любознательная соседка.

Она знала о нашей коробочке, оставляемой открыто на столе в наше отсутствие, и знала о нашей двери без замка.

И она, как это подтвердится вскоре, соблазнилась тем, что хитровато похищала некоторую сумму из нашей коробочки в наше отсутствие, тратя её в основном на игру в лотерею в ближайшем магазине и ещё на разные мелкие вещицы.

Из месяца в месяц её аппетит вырастал, а вместе с ним вырастали и те суммы, на которые она всякий раз покушалась.

Так длилось долго, до тех пор, пока она не посягнула на «авиационные» деньги, которые мы отсчитали ровным счётом и должны были передать «нужному» человеку.

В то, так называемое «горячее время» периода летних отпусков, купить в кассе Аэрофлота билеты до Москвы было практически невозможно без посторонней помощи.
У нас такую роль должна была сыграть одна заочница, служащая Аэрофлота.
Это и был тот самый «нужный человек» и это ему предназначались отложенные деньги.
 Вот был бы курьёз, если бы мы не заметили убыли и передали эти деньги ей, а она, обнаружив при покупке билетов недостачу, вынуждена был бы плохо о нас думать!

Когда кража была раскрыта, для чего мне пришлось проследить за Иринкой до самого лотерейного лотка, где она покупала билеты и азартно их распечатывала, отец начал выбивать ремнём у неё признание о длительности этих краж.
После каждого взмаха ремня она, визжа и извиваясь в руках отца, называла один месяц за другим с украденными суммами, но после пятого признания в эту процедуру вмешалась её мать и прекратила дальнейшие её показания, так как сумма уже вырастала  довольно  внушительно.

Закончилась эта история тем, что мы врезали в двери замок, деньги перешли из коробочки на столе в кошельки и карманы, а прощёная Иринка будет ещё приходить к нам впоследствии поиграть с нашим первенцем Андрюшей.


Прямо под нами, на третьем этаже, точно такую же трёхкомнатную квартиру занимала только одна семья.
Это была семья заведующего отделом торговли и местной промышленности обкома КПСС - Евгения Степановича Хорина.
Его жена,  Дина Васильевна, работала преподавателем Магаданского политехникума.
В семье подрастали две девочки –
Таня и Лена,
а в скором времени семью пополнит новорождённый сын -Дима Хорин.

Вношу в своё описание данный факт, так как в недалёком будущем мы станем дружить семьями, навещать друг друга, отмечать вместе праздники, а наши дети будут вместе учиться в одном классном коллективе  Магаданской школы № 1.

Вот в таком домашнем окружении начиналась наша совместная жизнь и складывалась  наша семья.

Сейчас, через многие десятилетия, нам самим трудно представить себе условия той жизни.

В одной комнате
 с голыми стенами,
 одним окном  без гардины и штор,
без радио,
без магнитофона,
без телевизора,
без холодильника,
 без рабочего стола,
с керогазом на кухне,
 порядком очерёдности в ванную комнату для стирки белья и купания и прочими серьёзными недостатками жизни  с позиций сегодняшнего дня.

Трудно себе представить, что в то время мы нисколько даже не задумывались над всем этим,
что мы как-то могли обходиться без всего этого,
что мы находили  смысл и прелесть жизни в своих неотложных делах:
Людмила - в работе, а я - в учёбе;
в нашем обоюдном общении.
Мы ходили в кинотеатр, много читали художественной и специальной литературы, принимали гостей и сами ходили в гости.

Не было такого момента в нашей жизни, когда бы нас посещала скука или тоскливые мысли.
Мы были плотно заняты делами,
а в  моменты сентиментальных отклонений от них нам помогал наш проигрыватель с набором  грампластинок, и тогда в нашей комнате звучали наши любимые мелодии, а будущее виделось в радужных тонах.

Я усердно готовился к последним своим экзаменам  в пединституте, которые должны были завершить моё высшее  историческое образование.

История окружала меня сейчас  со всех сторон, она была всюду, куда бы я ни бросал свой взгляд.
Ведь я был старше на один год того города, в котором сейчас жил.
Магадан город- юноша, со своей особой исторической судьбой.
Стоит один, вдалеке от других городов, на берегу Охотского моря, и только две дороги соединяют его с далёким миром «материковых» городов:
это воздушные трассы от Магаданского аэропорта
и грунтовая дорога под названием Колымская трасса.

Когда я подходил  к нашему кухонному окну, то сквозь него хорошо видел начало этой Колымской трассы.

Иногда смотрел на неё,  даже не думая о ней.
Иногда останавливал свой взгляд на бесконечной  ленте автомашин, которые преодолевают подъём на 6-м километре и скрываются за горизонтом ближайшей сопки.
А иногда мне вспоминалось  то, что я узнал об этой исторической дороге из материалов краеведения и некоторое время я жил живой историей, которая пульсировала прямо перед моими глазами.

Помещаю  краткую историю строительства колымской трассы.

«Колымская трасса начинается от Нагаевского морского порта, пересекает всю Магаданскую область с востока на запад и продолжается в Якутии до посёлка Усть-Нера.
Трасса рождается в морском порту, па берегу Нагаевской бухты.
 За Магаданом она окунается в горную тайгу, взлетает на перевалы, бежит по широким долинам и тесным ущельям.
Достигнув реки Колымы, давшей название краю, трасса перекидывается через нее.
Трасса кормит золотодобытчиков, обеспечивает всем необходимым прииски, рудники, угольные шахты.
От Магадана до Усть-Неры она протянулась на 1042 км.
На ней 10 перевалов высотой до тысячи метров.
Это трасса жизни, артерия золотого материка.
В колымских недрах геологи открыли золото, олово, серебро, каменный уголь, но путь к ним лежал за семью замками - через горы, болота, полноводные реки.

Ключом к богатствам должна стать дорога, которая связала бы прииски с морским побережьем.
Пятьсот километров, отделяющих Колыму от Нагаева, были непреодолимым препятствием для снабжения.
Это обстоятельство пагубно отражалось на развитии Колымы...

За две зимы 1931/32г и 1932/33г в транспорте, обслуживавшем снабжение приисков, пало свыше 2000 коней.
Техники тогда не было никакой.
 Первые машины шли с деревянными кабинами.
Температура внутри была почти такой же, что и снаружи, потому стекла не замерзали даже при пятидесятиградусном морозе.

Водителям выдавали тулуп, ватный костюм, валенки, теплые рукавицы. Морозостойкой резины не было.
Автомобильные камеры разбивались на мелкие кусочки от морозов, а шины осыпались до самого корда.

На строительстве трассы работали 900 автомашин и 40 тракторов.
Но и лопата с тачкой были в почете.
 Сколько было привлечено к сооружению дороги заключенных, документы умалчивают.
 Но подавляющее число работ было выполнено осужденными «врагами народа».
Лагпункты располагались через каждые 10-15 км.
Вдоль всей трассы от сопок к дороге были проложены дощатые дорожки, по которым двигались тысячи тачек.
Работали они по 12 часов в светлое время
Трасса пересекла высокие горы, прошла через перевалы, болота, скальные прижимы, наледи.
Строительство Колымской трассы (Магадан - Усть-Нера)
было завершено в 1953г.
В поселках Палатка, Атка, Мякит, Спорный, Берелех
( Сусуман), Аркагала открылись автовокзалы».
 

Я живу в центре города, я хожу ежедневно по центральным улицам молодого города и вижу вокруг себя красивые дома, построенные руками японских военнопленных после окончания Второй мировой войны и разгрома японской Квантунской армии.

Центральный кинотеатр города  «Горняк» и Дворец культуры профсоюзов с кинозалом  в одной минуте от моего подъезда.
Центральный парк культуры и отдыха прямо под моим окном.

Музыкально-драматический театр в пяти минутах ходьбы.
Продовольственные и книжные магазины, кухни-столовые, кафе, больница и поликлиника, городской рынок, детские садики и школы – всё рядом, всё близко.

Вот так начиналась наша семейная жизнь.

 
Центральный кинотеатр города «Горняк».


29 июня 1966 года.

Я получил Диплом учителя истории.

С этого дня начинается  новый период в моей трудовой деятельности, совершенно не похожий на всё, чем я занимался до этого, а вместе с ним и новая жизнь, хронологическое описание которой начинается с этих страниц.

В жизни любого человека бывают такие моменты, когда происходит резкий качественный скачок такого значения, о котором несколькими годами раньше он даже не мечтал, не имел в виду, не смел о таком и подумать.

Получение мною диплома о высшем образовании было как раз из разряда таких резких жизненных перемен, и это приятно было сознавать.
 Ведь когда, сидя в кабине бульдозера, я думал иногда о перспективе своей жизни, то мысль о получении высшего образования не приходила мне в голову.

А сейчас с дипломом историка я мог выбирать себе новую для себя работу, и на первом месте по логике вещей должна была стоять школа.

Но я не хотел работать в школе.
Я боялся этой работы и считал себя мало к ней приспособленным.

Вот скажи кто-нибудь моим родственникам в Пятигорске, которые знали меня с рождения до 19 лет, что ваш Женя стал учителем – ни один бы, ни за что бы в это не поверил.
Настолько высок был в их глазах, людей простых, престиж учителя, что мысль обо мне как учителе казалась им абсурдной.

Судя по моим успехам в школе и на улице вкупе с весёлым ветром, занёсшим меня на Колыму, меня легче было представить в лагерном ватнике с топориком на лесосеке, чем в учительском костюме с указкой в руках возле портрета Песталоцци.

Так что я находился тогда на перепутье и ещё не знал, что через небольшой срок я смогу обойти школу стороной и в должности
младшего научного сотрудника Магаданского областного государственного архива
 войду в его рабочее помещение на улице Портовой .

В это же время, в конце июня, Люда сказала мне, что ждёт ребёнка.

Это известие было такое невероятное, грандиозное,
 утверждающее меня новым  смыслом в этой новой для меня жизни.

Это было продолжение того счастья, которым была охвачена в тот момент моя жизнь.
Это было нужно нам обоим, без практических раздумий, нужно было сейчас, так как мы оба уже были готовы к роли материнства и отцовства.
В первую очередь по нашему возрасту, который стоял вплотную у отметки 30 лет.

С этого времени мы стали жить в ожидании.

Людмила  посетовала на то, что стала плохо переносить запах табачного дыма.
Я сразу  отреагировал на это тем, что прекратил курение в квартире, оставив себе для этого улицу, и помню, что не испытывал от этого сильных неудобств.

6 августа

Я остался в городе на целых два месяца  один.
Проводил Люду  в Рязань.
Это был её первый колымский отпуск.
По северным меркам работники народного образования имели ежегодный отпуск в размере 66 рабочих дней плюс все выходные дни этого периода.
Отпуск можно было использовать ежегодно, но дорога на материк самолётом (довольно дорогая) оплачивалась только один раз в два года.
Поэтому основная масса колымчан работала без отпусков два года, а затем, получив бесплатный проезд и удвоенное количество отпускных дней (132 дня, плюс выходные дни, плюс 10 дней дорожных), отбывала на материк в длительные  отпуска.
Между мной и Людой началась первая переписка.
Сама собой сложилась редкая система ежедневного обмена письмами.
В моей жизни это был первый эпистолярный опыт такого редкостного свойства, когда по велению души и сердца  ты каждый день садишься за написание письма.
Ни привычки, ни навыка, ни опыта в этом деле я не имел и, может быть,  поэтому письма получались правдивыми и искренними, в которых душа  моя обнажалась нараспашку в редких по эмоциональному воздействию словах; потаенных мыслях, внезапно окрылённых и вылетевших на свободу;
в доверительном и мягком тоне письменных бесед.
Мы в письмах продолжали знакомиться друг с другом:
с содержанием наших душ, которые до определённого времени глубоко хранятся; распознавать и сравнивать, так как в письменном общении такого рода проявляется истинная сущность человека.

Так как мы писали их по внутреннему велению наших душ, то их содержание было наполнено искренностью наших мыслей и чувств.
Появилась потребность хранить эти письма для будущих времён, как семейную реликвию.
В основном мы удовлетворили эту потребность и некоторые  из этих писем увидят свет  много лет спустя  на страницах первой книги «Прогулок в пещерах памяти».

 
Часть площади перед фасадом нашего дома.
15 августа.

Сентябрь

Люда продолжает отдыхать в Рязани.
Я в самом начале месяца
был направлен от архива
на  уборку картофеля в посёлок Тауйск.
Место работы было знакомо ещё со студенческой поры.
Мне предложили войти в большой  коллектив Магаданского пединститута.
Руководил работой  молодой преподаватель Эдуард Володин.
Руководил своеобразно, перепоручив все полевые работы бригадирам, а сам  занимался только вечерней линейкой (общим построением для подведения результатов дневной работы) и вечерним досугом всего коллектива.
В течение дня он был занят одним главным делом – поисками вина на весь мужской барак.
По его заданию два студента – старшекурсника, освобождённые от работы, отправлялись с утра на предоставленном ему в совхозе мотоцикле с коляской, за границу территории уборочных работ, куда не распространялся установленный местными властями «сухой закон» на весь период уборки.

Уезжали каждый день и к вечеру обязательно привозили два ящика вина «Вермут» в больших (0,7 л) бутылках.
Уже с вечерней линейки начинался «цирковой балаган».

Володин во главе своей свиты в стадии предварительного подпития появлялся под громкие звуки марша (использовался магнитофон большого размера) перед строем студентов.
Дурачась, он произносил свою начальственную речь, которая всегда заканчивалась тем, что из строя вызывались некоторые отличившиеся в этот день на работе студенты и студентки, и он собственноручно прикреплял к их телогрейкам «медали и ордена», вырезанные из крупных картофелин.

После этого весь коллектив раздваивался на две неравные группы, из которых одна (большая часть)  ужинала под деревянным навесом столовой, а потом пела и танцевала под магнитофон часов до одиннадцати.
Другая (меньшая часть) во главе с Володиным, куда входили все преподаватели
и студенты-старшекурсники,  уединялась в бараке, где бутылка за бутылкой таяло привезённое вино,
где  был второй ужин,
произносились длинные и громкие тосты,
во все глотки распевались песни Владимира Высоцкого.

 В плотных облаках табачного дыма, качаясь и спотыкаясь, из угла в угол  двигались сгорбленные фигуры.

За всем этим с одной из верхних полок вели зоркое наблюдение два глаза новенького, только что прибывшего на работу в институт из Хабаровска преподавателя Романа Романовича Чайковского,
который с улыбочкой заявил Володину о том, что он  якобы не курит, не пьёт и нарушать своих привычек  не хочет.

О нём вначале поговорили, просверкали в его сторону прищуренными взглядами, поплевали сквозь зубы и перестали обращать на него внимание.

Но вскоре  из института прибыла комиссия выяснять истинное положение дел на вверенном Володину участке работы.
Когда эта комиссия,   заранее кем-то подробно информированная обо всём, что делалось здесь, пригрозила Володину строгим взысканием, он стал искать того, кто «не курит и не пьёт», чтобы посмотреть ему прямо в те два трезвых глаза, которые бдительно высматривали вокруг  всю подноготную.
Но след этого человека уже простыл. Он был раньше срока отозван в Магадан для работы в институте.
Дело это было «тёмное» и его постарались поскорее замять.

Много лет спустя я увидел на экране телевизора в политической дискуссии за круглым столом доктора философских наук, профессора Эдуарда Володина.
Смотрел на него и   не мог отделаться от картин тех осенних давних вечеров, когда он раздавал студентам картофельные медали или сидел на нижних нарах в позе падишаха с подвёрнутыми под себя ногами и, держа в руке  кружку с вином, произносил цветастые тосты за мужское содружество, верность друзьям и весёлую жизнь.

Здесь, на картошке, я познакомился и подружился со студентом
 Володей Поздняковым, который, хотя и был к тому времени спивающимся молодым человеком, но привлекал к себе людей своим юмором, простотой в общении, спокойствием и детской  улыбкой красивого лица.

14 октября

Людмила вернулась из отпуска.

Рождённая и выросшая в средней европейской полосе России, свыкшаяся накрепко с её климатом и её природой, она целых два года прожила в очень далёкой от города Рязани местности, в азиатской северной глубинке, где и климат и природа были суровей,  а воздух тяжелее.

Верно от того–то, когда их воздушный лайнер сделал для дозаправки посадку в аэропорту города Красноярска и пассажиры временно покинули борт самолёта, на неё вдруг пахнуло необыкновенно лёгким воздухом.

А от пьянящего запаха цветов с клумбы у привокзальной площади закружилась голова, и сердце наполнилось радостью долгожданной встречи с прелестями материковского летнего августа,
с ласковым солнцем,
 чистой небесной голубизной неба,
родным домом и родными лицами в нём.

Дома её ждали мама Ирина Ивановна и старшая сестра Валя. 
Они не знали, куда посадить Людмилу и чем её накормить!
А она с большим аппетитом и страстью набрасывалась лишь на белую, разваренную, рассыпчатую картошку и малосольные огурчики.

У Вали в августе ещё продолжался летний каникулярный отпуск.
 Работала она учителем русского языка в сельской школе под Рязанью.
У сестёр было о чём говорить во время длительных прогулок по заливным приокским лугам, на песчаном пляже у реки Оки, в прогулках по городу.
Говорили о работе, об учениках и студентах, об общих знакомых и родственниках, каждый рассказывал о своей жизни, вспоминали интересные случаи…
Один из них Людмиле рассказала Валя.

В Рязанский пединститут на филологический факультет поступала девушка из Рязанской глубинки, из  села Жёлобова Сараевского района, окончившая там среднюю школу имени Карла Маркса, ту самую, в которой Людмила два года преподавала русский язык.
Люся Сачкова - так звали девочку, которая в пятом и шестом классах у Людмилы была лучшей ученицей – не по годам серьёзной, вдумчивой, очень любившей и русский язык, и свою учительницу.

Однажды  Людмиле пришлось  оставить  класс по вызову администрации, и тогда  на своё место за учительский стол она посадила  Люсю Сачкову. 
Проходивший в это время по школьному коридору учитель рассказывал потом всем учителям в учительской:

-Прохожу это я мимо дверей пятого класса и взяло  меня, знаете, любопытство  оттого, что за дверью ни звука.  Неестественная для урока тишина: ни голоса учителя, ни голоса учеников. Я взял и ненароком заглянул внутрь. А там за партами  пятый класс в полном составе сидит, уткнувшись в учебники, а за учительским столом  девчушка маленькая, и все, как видно, ей подчиняются…

И вот эта Люся Сачкова через пять лет обратила на себя внимание всей институтской  приёмной комиссии своими глубокими знаниями русского языка.

Кто-то даже не выдержал и сказал ей:

- У вас, наверное, был хороший учитель по русскому языку.

На это  Люся ответила так:

- Учил меня (она назвала имя, отчество и фамилию), выпускник вашего института, но любовь к русскому языку  перешла ко мне не от него, а от моей учительницы в пятом и шестом классах - Людмилы Степановны Ряховской.
Она сейчас работает преподавателем в Магаданском пединституте.
 
Люся Сачкова.

А дальше эта история имела такое продолжение…
В тот же год в пединститут на филологическое отделение поступила ещё одна хорошо подготовленная  по русскому языку абитуриентка, Ванюшина Тоня, из деревни Ровное, что под Рязанью.

В те годы первый учебный месяц все студенты проводили на колхозных полях, помогая сельским жителям убирать урожай картофеля.
Там-то и познакомилась Тоня Ванюшина с Люсей Сачковой.
 Их многое сближало и, в частности, обоюдная любовь к русскому языку.

Однажды в разговоре Тоня спросила Люсю Сачкову:

-А кто был твоим учителем по языку?

- Меня учила Людмила Степановна Ряховская.

- Ой, как это? А меня учила Валентина Степановна Ряховская.

История эта была не только показательная, но и поучительная.
А как же?
Две родные сестры, выросшие в бедной семье, получили оба высшее образование и обе стали отличными школьными учителями. Такими учителями, которых ученики помнят и не забывают всю свою жизнь.

А Людмила рассказывала Вале о нововведении, которое только начало входить в вузовскую и школьную жизнь.
Это были КВН (Клуб весёлых и находчивых) по отдельным предметам преподавания.

Самая  первая такая игра по предмету русский язык была организована Людмилой,  куратором группы № 35.

Её группа выступала под аббревиатурой
«ЛЛ(эль-эль)»,

а группа № 36 под аббревиатурой
«КРЯ-КРЯ».

И вот тогда, когда каждая группа пыталась расшифровать аббревиатуру соперника, капитан группы «КРЯ-КРЯ» произнесла их расшифровку в таком варианте:
« ЛЮБИМ ЛЮДМИЛУ СТЕПАНОВНУ»,
что вызвало массовое оживление в зале, который был весь переполнен зрителями.

И это несмотря на то, что к расшифрованной аббревиатуре было прибавлено одно лишнее слово.
На самом же деле аббревиатура расшифровывалась так –
«ЛЮБИТЕЛИ ЛИНГВИСТИКИ»,
а вторая как
«КРАСИВЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК – КОВАРНЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК».

Я смотрел за ходом этой игры из-за входных дверей, так как в зале мест свободных не было, но и мне было приятно от того, что только что  начинающий молодой педагог пользовался уже таким авторитетом и любовью своих студентов.

Эта игра КВН была первой в магаданском вузе. Она привлекла к себе горевшую творческим накалом студенческую молодёжь и с тех пор укоренилась в стенах вуза.

Безграничное творчество, весёлый юмор, находчивость в сложных ситуациях, артистические данные были нужны будущим учителям школ.
И они с тех пор играли в КВН.

5 декабря

День Конституции.

Мы восприняли  этот день как первую годовщину  нашего знакомства, и так уж получилось, что отмечали это событие в гостях у Володи Позднякова и его матери «тёти Груши», по профессии  юристконсульта.
Жили они вдвоём в маленьком деревянном домике на улице Пролетарской прямо напротив Магаданского пивзавода.
Сидели мы за маленьким низеньким столиком, тесно уставленным бутылками с водкой и пивом при минимальном  наличии закусок, купленных в ближайшей домовой кухне.
Пить начали втроём.
Люда по причине своей беременности наблюдала   застолье со стороны  совершенно трезвыми глазами.
Пили водку стограммовыми стаканчиками, наливая их до краёв. Запивали пивом.
Говорили о Севере,
о прожитой здесь жизни,
всё больше склоняясь к тому, что Север – это школа мужской воли и мужского характера, что мы тоже прошли его выучку и нас голыми руками не возьмешь.

С Володиной  матерью  мы виделись впервые, поэтому  присматривались друг к другу.
Она, пятидесятилетняя женщина, сидела напротив меня, худая с заметно  напудренным лицом, подкрашенными губной помадой губами, прямая и спокойная. Двигалась она мало, никакого беспокойства как хозяйка об угощении гостей не проявляла. Зато почти непрерывно курила, складывая пепел  к себе на край  тарелки.
Самым  удивительным скоро стало то, что она пила всё время наравне с нами - молодыми мужчинами.
Но, ни в её глазах,
ни в её движениях,
ни в её речи
не замечалось враждебного действия винных паров.

Только взгляд её становился чуточку твёрже, да в уголках её рта иногда мелькнёт что-то похожее на быструю снисходительную улыбку.

Прошло какое-то время - и вдруг Володя сполз со своей табуретки и на четвереньках, боднув головой занавеску, закрывающую вход в его комнатёнку, исчез за ней.

Я встал и заглянул туда, но он уже лежал на своей низенькой кровати и крепко спал.

По своему состоянию я чувствовал, что подхожу к своей роковой черте, что пора бы заканчивать это застолье, но спокойный взгляд Груши, твёрдость её руки, наполнявшей свой и мой стаканчики новой порцией водки, повели меня дальше за мою роковую черту.

Скоро я  перестал воспринимать присутствие рядом Людмилы,
её критическое состояние от стойкого запаха алкоголя,
табачного дыма,
 пустых разговоров
и просто физической усталости от долгого сидения на одном месте.

Я видел перед собой только трезвую Грушу, и все мои усилия были направлены только к тому, чтобы перепить её.
Перепить её и заставить согнуться к столу её ровную фигуру.
Дождаться, когда она склонит свою голову на скрещенные на столе руки и заснёт крепким сном, как и её сын Володя.
Время шло,
мы продолжали пить,
но ничего этого с ней не происходило.

Зато враждебный дух алкоголя заставлял меня всё меньше и меньше контролировать себя.

Я неожиданно  пустился в пляс, но мой почти безумный взгляд всё время выделял из облаков табачного дыма ровную, худую женскую фигуру, спокойный трезвый взгляд Груши в мою сторону.

Я не заметил, когда и как за столом снова появился пробудившийся Володя, который весело смотрел на моё выступление, как всегда, красиво улыбаясь.

Что было дальше, я уже совсем не помню, но Люда потом говорила, что я начал рыдать,  утверждая, что я никому не нужен и что меня никто не любит.

Весь груз забот о перепившем человеке, о доставке его домой, об облегчении  его состояния  лёг на усталую и угнетённую всем виденным Людмилу.

И когда на следующий день Володя и Груша без приглашения явились в наш дом, чтобы продолжить гулянку на нашей территории, Людмила встретила их напряжённым молчанием, и, будучи от природы умными людьми, они ушли от нас навсегда  и больше никогда наши пути с ними не пересекались.

27 декабря

Официально оформили с Людой наше бракосочетание.

Не было у нас никаких свидетелей.

Не было толпы родственников и друзей за плечами.

Не было между нами обмена золотыми кольцами – на их покупку просто не было лишних денег.

Не было на нас нарядной свадебной одежды.

Не было традиционной бутылки шампанского и праздничного застолья.

Даже сам процесс оформления нашего брака проходил не в специально приспособленном для этого зале, а в тесной боковой каптёрке, где нас приняла работница Загса, оформила наши документы без торжественного марша Мендельсона, пожала нам руки, сказала несколько казённых слов, и этим всё наше бракосочетание и завершилось.

Но обо всём этом у нас тогда никакого разговора тоже не было. Мы знали свои возможности, были рады  тому, что у нас есть, никому и ничему не завидовали, а смотрели вперёд в будущее с большой надеждой быть  счастливыми и без этих атрибутов.

Такое отношение к свадебным процессам у нас с Людой осталось на все последующие годы.
Но если мы теперь и придаём в свадебных обрядах чему-то значение, то это только свадебному путешествию.
Некое подобие такого путешествия мы с Людой осуществили  в июне (наш пеший поход на Новую Весёлую),
а затем через месяц, несколько дней побывали в гостях в посёлке Палатка (приблизительно в 150 километрах от Магадана) у Вали Алексеевой,
отец которой возил нас на своём «Запорожце» осматривать летние красоты Тенькинской трассы.

Я нашёл в Людмиле такую жену, которая, несмотря ни на что, готова была уберечь меня от злых чар свободного и бесконтрольного пития и сделала это с той настойчивостью и последовательностью, на какие была способна в силу твёрдости своего характера.

 
На этом снимке хорошо видна волевая натура моей жены.
В среде вузовских преподавателей бытовало мнение о том, что в нашей семье царит «матриархат».

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»