20

– Просто подросток. Была им, когда мы встретились. Когда она выходит из квартиры, я слышу, как закрывается дверь, и тут же иду к ней. Зачем? Я стою у двери и прислушиваюсь, не дыша, – она никогда не плачет при мне. Но я знаю, что все же плачет, конечно, знаю. И я знаю эту привычку, знаю, что это ее привычка – бежать вниз по ступенькам, пробегая этаж за этажом, и плача. Несколько раз я подходил к окну после того, как она закрывала за собой дверь, и все ждал, когда же она выйдет. Думаю, ты догадался, Гарри, что я ждал ее появления в окне гораздо дольше, чем она спускалась на самом деле. Она останавливалась на одном из этажей, – и я понятия не имею, на каком именно, – и плакала, припав при этом к одной из грязных, исписанных стен, или, может, сев на пыльные ступеньки. Ее никогда не было слышно – значит, она закрывала рот рукой и рыдала, делая это, как обычно, тихо, в одиночестве.
Остин говорил это когда-то, но не помнил, когда именно – это было совсем неважно теперь – теперь, когда этому разговору предстояло случиться снова. Ему пришлось заставить себя встретиться с Гарри, пускай это и было равносильно насилию. В последнее время все действия, даже дыхание, казались Остину настоящим насилием над самим собой.

Гарри, к удивлению Остина, – если он вообще был способен чувствовать такие сильные эмоции, как удивление, – вновь проявил терпение и опустил все свои вопросы, не удержавшись лишь от одного, по мнению Остина, наиболее глупого:
– Как ты?
Это была долгая, мучительная пауза, что заставила Остина усомниться в его способности снова выходить на улицу и общаться с людьми – полупустой бар давил на него, точно как и присутствие Гарри, как собственное присутствие, которое явно было лишним здесь, – в месте, где все расслабленно болтали о политике, музыке, спорте – о чем угодно, но не о Джейн, только не о ней. Он был лишний здесь, сочащийся своей личной, никому не нужной болью, уже не живой, но пока что существующий. Вот только зачем?
– Нормально, – сухо ответил Остин, заметив вдруг, как странно звучал его голос. Неоднократно сорванный, пустой, безэмоциональный. Он предпочел молчать.
– Я звонил, – неловко продолжил Гарри. – Раз десять, – может, больше, – но ты ни разу не ответил, и я решил перестать. Тебя нужно было оставить в покое, верно?
Не зная, что ответить, Остин неопределенно кивнул головой.
– Я просто хотел сказать, – очередная невыносимая пауза. – Мне правда очень жаль, Остин. Я почти перестал спать, потому что это невыносимо – я не знаю, как ты выдерживаешь.
Остин снова кивнул – ему хотелось сказать что-то вроде простого «спасибо», но он не заставил себя сделать это, поэтому продолжал молчать. Ему не было стыдно или неловко – да и какой в этом смысл?
Прошел час – может, даже два, – и они все еще сидели там, наблюдая за постепенно пустевшим залом, изредка переговариваясь – Остин был благодарен Гарри за то, что тот тактично обходил тему Джейн в своих вопросах и рассказах, делая это так непринужденно, словно ее никогда не существовало вовсе. Наверное, это было как раз то, в чем так нуждался Остин.
Однако, все эти разговоры – отстраненные, бессмысленные и пустые, были лишь своеобразной паузой, которую Гарри успешно выдержал, после чего решил дать волю всем своим вопросам и идеям, – и все они были, конечно же, о Джейн.
– Я знаю, что мучает тебя, Остин, – сказал он вдруг с видом невероятно умного человека, что на самом деле не совсем соответствовало действительности. Повернувшись, Остин удивленно уставился на Гарри, и тот добавил, как-то даже ободряюще: – я помогу тебе, если ты, конечно, не возражаешь.
– Поможешь? – растерянно переспросил Остин. – С чем?
– Ты должен позвонить ее матери, – к страху Остина, Гарри выглядел так, как будто был полон энтузиазма и в самом деле собирался помочь ему, хотя теперь это было совершенно невозможно. – И узнать, говорила ли она с ней до того, как…это случилось.
Он тут же замолчал и настороженно уставился на Остина, думая, вероятно, что тот разразится слезами – этого не произошло.
– Ты позвонишь ее матери? – настойчиво спросил Гарри, внимательно глядя на Остина, совершенно сбитого с толку. Он явно ждал ответа.
– Они не общаются, – Остин вновь не узнал собственный голос.
 – Тогда ты должен поискать ее предсмертную записку, или что-то в этом роде.
– Я искал, – растерянно отозвался Остин, мечтая лишь о том, чтобы этот разговор поскорее закончился. Ему срочно захотелось уйти – и неважно, куда именно. – Ничего нет.
– Поищи снова.
– Я искал, – повторил он. Кажется, Гарри хотел было сказать что-то, однако Остин опередил его, повысив голос: – если бы она хотела, чтобы я прочел записку, то наверняка оставила бы ее на видном месте. – Он помолчал. – Нет смысла искать, Гарри – ничего нет.
– Тогда прочти ее дневник, – спокойно ответил Гарри. – Ты говорил, что она постоянно писала что-то в блокноте – он все еще дома?
Остин молчал, ощутив вдруг в груди боль, которая продолжала мучить его вот уже несколько дней, словно какого-то больного старика, хотя ему, Остину, было всего 24… Перед его глазами до сих пор маячил этот блокнот, все еще лежавший на столе в их спальне – Остин так и не смог прикоснуться к нему, будто бы боясь уколоться или что-то в этом роде. Он лишь рыдал, когда, зайдя в комнату, увидел блокнот, невинно лежащий на столе – так, словно всего минуту назад Джейн перестала писать в нем, после чего закрыла и небрежно бросила на самый край покрытого тонким слоем пыли стола.
Теперь он видел его снова.
– Я не буду читать дневник Джейн, – резко ответил Остин, впервые за эти дни произнеся ее имя вслух. Грудь заболела еще сильнее, и тогда он в самом деле решил уйти. – Мне пора, Гарри.
– Постой, Остин – ты уверен, что тебе не нужна моя помощь?
– Абсолютно.
Гарри выглядел несколько задетым.
– Пообещай, что позвонишь ее матери.
– Хорошо, – спокойно ответил Остин. – Я позвоню ей. Нет, Гарри, ты не понял – я не буду спрашивать ее о Джейн. Я позвоню ей просто так, потому что ни разу не сделал этого раньше – а ведь следовало.
– Я не понимаю тебя, – растерянно отозвался Гарри, уставившись на Остина. – Это ужасно, я знаю, но неужели ты не хочешь во всем разобраться? Не хочешь узнать причину?
Остин застегнул пальто и засунул руки глубоко в карманы.
– Причину? – медленно переспросил он. – Поверь мне, Гарри, я и так знаю ее.
И он ушел, оставив Гарри недоумевать в одиночестве.